Генрих Фогель - профессор, являлся директором кельнского Института по исследованию стран Восточной Европы и международных проблем; родился в 1937 году.
Стратегическое партнерство - это всего лишь словесная оболочка. Немецкие политики уходят от критики в адрес Москвы, думая о краткосрочной выгоде. В долгосрочной перспективе это идет во вред обеим сторонам.
Итог германо-российских отношений в 2005 году - неудовлетворительный, так как построить дружественные отношения на широкой базе, что после завершения 'холодной войны' казалось возможным делом, не удалось. Конечно, утихла боль, связанная с немецким нападением на Советский Союз, но на атмосферу отношений продолжают накладывать отпечаток десятилетия эпохи идеологической конфронтации и, в той или иной мере, мирного существования. Однако диагноза, который часто ставит российская сторона, мол, в немецкой элите неизменным остается менталитет 'холодной войны', недостаточно, чтобы адекватно оценить причину стагнации отношений между обществами двух стран.
Проявляющие активность граждане обоих государств постоянно пытались расширять поле для свободного, независимого от руководства сотрудничества. Однако на межгосударственном уровне на смену деланному взаимопониманию между народами позднего советского периода пришли лишь совместные информационные кампании по случаю крупных событий и демонстративная дружба между главами государств. Характерным для подобного состояния политических отношений являются нервно-обвинительный оттенок российских заявлений и стремление к нормализации языка в рамках официальной немецкой позиции, находящей всегда утешение в ретроспективном взгляде на проделанный с 1990 года путь.
Нормализации придется ждать до тех пор, пока политическое руководство России не перестанет культивировать отжившие великодержавные амбиции и одновременно не откажется от своих подозрительных претензий на контроль над своим собственным населением. Но ответственность за очевидную стагнацию в демократизации России несут также, без сомнения, правительства Германии и других стран Запада, которые в рамках 'Большой восьмерки' довольствовались со стороны России декларациями и актами символической политики.
Внутреннее осознание ситуации оставалось с обеих сторон нечетким. Руководство в Москве утверждает, будто оно решительно настроено на демократизацию России, даже если большинство наблюдателей единодушно говорят после переизбрания Путина об укреплении авторитарной системы. Руководители государств 'Большой семерки' продолжали, по меньшей мере, до саммита в Братиславе в марте 2005 года расточать свою ритуальную похвалу по поводу политической нормализации и экономической стабилизации в России, но, прежде всего, - в связи с сотрудничеством в борьбе против терроризма. Это остающееся неизменным мнение базируется на следующих выводах и предположениях: внутриполитические процессы могут, в частности, иметь не совсем демократический характер, но они, по меньшей мере, не ведут к возврату коммунистических отношений; неизбежное формирование буржуазного среднего класса защитит тенденцию развития в направлении свободы и демократии, - по крайней мере, в долгосрочной перспективе.
Миф о громадных энергетических ресурсах
Даже если официальные представления относительно будущих отношений с Россией носят в принципе оптимистичный характер, большое 'партнерство' и 'единые пространства' выглядят бледно, к тому же с западной стороны недостает целенаправленной координации действий по их формированию. Сложные вопросы долгосрочной политики в области безопасности, подменяются инсценировкой встреч в верхах. С другой стороны, персонализация внешней политики, жаркие признания в приверженности общим ценностям и употребление определения 'стратегический', теряющего свое значение, скрывают настоящие причины происходящего, имеющие прямое отношение к конкуренции внутри самого Запада за потенциально громадный рынок.
Эти обстоятельства объясняют также и успех российской внешней политики. Представители господствующей в Москве службы безопасности хвастаются прогрессом в области демократии (пусть и ориентированного на русские традиции) и стабилизацией ситуации в экономике и в государстве, говоря об этом как о гарантии спокойного сотрудничества. Российский президент пользуется поддержкой международного альянса против террора и использует его как билет, дающий право на проведение сомнительных антитеррористических операций и внесение изменений в конституцию Ельцина. Идеи сильного государства и диктатуры закона выдаются за неотъемлемую часть 'русского пути', который якобы совместим с 'европейскими' стандартами.
С другой стороны, снова приводятся в действие инструменты, с помощью которых репрессивную практику защищала еще советская дипломатия: недопущение вмешательства 'во внутренние дела' и обвинения в использовании Западом двойных стандартов венчают тезис о традиционной антироссийской позиции Запада. К стандартным приемам демонстрации себя перед западными партнерами является распространение мифа о громадных энергетических ресурсах и научном потенциале, хотя неблагоприятная по международным меркам структура расходов при эксплуатации месторождений и невысокая конкурентоспособность российских технологий такую оценку вряд ли оправдывают.
Но, прежде всего, российской внешней политике удалось поддержать традиционную конкуренцию между правительствами западных стран за привилегированный доступ к Кремлю, политизируя экономические отношения в стиле, имевшем место в отношениях между Востоком и Западом в семидесятые годы. Экономические отношения, как и тогда, являются делом руководства, объятия государственных руководителей с Путиным сигнализируют о высочайшей протекции при реализации крупных сделок. Долгосрочные побочные последствия такого стиля переговоров - закрепление реакционной деловой практики и типичного для нефтедобывающих государств переплетения экономики и политики - оказываются за кратковременными успехами на переговорах на втором плане. Однако подобное сочетание в фасадной живописи в стиле потемкинских деревень, когда Запад принимает желаемое за действительность, таит в себе значительные риски.
Сменяемость президента, которой требует конституция (московская элита говорит о 'Проекте 2008'), является новым водоразделом для будущего политической системы в России. Нельзя заранее исключать следующий сценарий - причем не самый негативный из всех многочисленных вариантов будущего:
Политические технологи организуют президентские выборы с использованием испытанных методов 2000 года. В конце концов, в их распоряжении все инструменты для осуществления административного контроля и тонкого управления законодательным процессом, которые могут быть использованы для подавления в зародыше попыток появления инакомыслия, не говоря уже об оппозиции. Послушные суды обеспечат видимость законности. Растущее в связи с болезненными реформами в системе социального обеспечения и жилищно-коммунального хозяйства недовольство среди избирателей будет сдерживаться с помощью патриотических призывов, а в случае необходимости для создания атмосферы страха, в условиях которой критика будет приравниваться к государственной измене, будет объявлена тревога в связи с ростом масштабов террора.
Даже если склоняться к гипотезе, что Россия уже 'нормальная' страна, что, по меньшей мере, означает, что она является демократической, все равно нет убедительной причины предполагать, будто правящая хунта пойдет в связи с такими рамочными условиями на риск свободных и честных выборов. Если в таком сценарии есть хоть доля реализма, правительства западных стран должны настраивать себя на менее предсказуемые, а при определенных обстоятельствах и на менее близкие отношения сотрудничества с Россией.
Однако никакая ответственная долгосрочная внешняя политика и политика в области безопасности не может исключать развитие событий, которое будет отличаться от желаемого. В краткосрочном плане структуры и направленность российской внутренней политики кажутся независимыми, тем более что любая попытка оказания прямого влияния извне может быть объявлена незаконной. Однако было бы роковым принимать на веру предположение, будто Россия в долгосрочном плане идет своим собственным ('русским') путем развития, непостижимым для представлений и ожиданий внешнего мира, и уже по причине энергетической и сырьевой зависимости с ней, дескать, необходимо проявлять осторожность. Сторонники этой капитуляции, выдаваемой за стратегию, даже предостерегают, говоря, что не следует 'раздражать Путина'.
Авторитарный государственный капитализм является причиной больших расходов
Два соображения позволяют видеть слабые стороны возникшей сегодня в России политической системы, открывающие для западной политики в долгосрочном плане вполне неплохие возможности для оказания влияния.
Во-первых, ни одно руководство в Москве не сможет избежать потери времени, отделяющего технически легко реализуемые решения в сфере структурных реформ, от их реализации при соответствующей эффективности в области экономического роста, занятости и модернизации. Эти политические издержки трансформации возрастают вместе с ростом бюрократизации и коррупции. Накопившиеся ожидания граждан и потребителей можно демпфировать лишь какое-то ограниченное время с помощью актов символической политики, в рамках которой российское руководство выдает себя за игрока глобального масштаба.
Нельзя думать, будто общеизвестное терпение российского общества безгранично, тем более, что западные стандарты политической легитимности обладают значительной привлекательностью.
Во-вторых, риск политико-экономической уязвимости - зачастую как побочное явление растущего европейского импорта энергоносителей из России - затрагивает также и самого экспортера. Россия в обозримом времени будет зависеть от доходов, получаемых от этих поставок, но одновременно она в значительно меньшей мере, чем западные партнеры, в состоянии покрывать свои потребности в импорте промышленной продукции и технологий за счет собственной диверсификации и инноваций. Большая гибкость дает западным государствам очевидное преимущество в плане конкурентоспособности.
Эта основополагающая логика 'взаимно гарантированной зависимости' говорит в пользу гипотезы о системе рациональных решений, в которой структурный дефицит и интеграция российской экономики в мировую экономику девальвируют часто предлагаемый вариант отказа от сотрудничества. С другой стороны, теряют свою значимость также требования об увязке экономического сотрудничества Запада с политическим требованиями, связанными с российскими политическими реалиями. Обвинения в связи с уступчивостью в вопросе, связанном с Чечней ('молчание в обмен на российский газ'), подразумевают, что западная политика, чтобы найти выход из затруднительного положения, должна лишь быть решительнее и последовательнее. При этом упускают из внимания, насколько запутанной, тем временем, стала обстановка на Кавказе. Без помощи извне 'политическое решение', которого постоянно требуют от Москвы, и которого она обещала добиться, остается чистой утопией.
Политические элиты России сегодня больше, чем прежде, зависят от признания извне, от политического сотрудничества, и, по меньшей мере, от видимости равноправного положения в международных отношениях, поскольку дефицит успехов во внутренней и социальной политике в целом подорвали веру во всемогущество Кремля. Это обстоятельство придает инструменту открытого обращения к процессам, достойным критики, совершенно новое практическое значение, позволяя не обращаться к непродуктивному противопоставлению реальной политики и верности принципам. Руководители западных государств, прежде всего, канцлер Германии, недооценили этот инструмент, обратившись к якобы более легкому пути публичной демонстрации личной дружбы с Путиным.
Большая часть российского общества пришла в движение в поисках новых идеалов, моделей и стандартов, и было бы роковым позволять беспрекословное манипулирование ею со стороны политической элиты в Москве, думающей лишь о сохранении своей власти. Речь в данном случае идет о том, чтобы высоко ценить преимущества критического плюрализма, разделения властей и соблюдения принципов правового государства. На двусторонних встречах в верхах государства ЕС увиливают от ясного осуждения нарушений российскими военными прав человека, фальсификации результатов выборов на всех уровнях, систематического демонтажа свободы прессы, политического влияния на суды и вездесущей коррупции. Тезис о том, будто доверительный разговор с российским президентом подходит больше для поиска выхода из затруднительного положения, чем недвусмысленное обращение к вопросам, имеющим очевидный скандальный характер, является несостоятельным.
Безусловно, всегда было наивным предполагать, будто публичные заявления критического содержания западных политиков могут повлиять на советскую или российскую политику. Совместная пресс-конференция президента Буша (Bush) и Путина в Братиславе весной 2005 года красноречиво показала, что стиль открытого диалога, видимо, бывает разным, и что есть возможность найти баланс между внешнеполитическим прагматизмом и убедительностью, сохраняя при этом ориентацию на основы западной демократии. Сила публичной дипломатии не ограничивается уровнем абстрактно-патетической дискуссии. Эффективнее в политическом отношении ссылки на основополагающий опыт: на подтвержденную мировым опытом позитивную взаимосвязь между объемами прямых иностранных инвестиций и уровнем соблюдения принципов правового государства, транспарентности и легитимности власти; на то, что большие валютные поступления в связи с экспортом энергоносителей не могут заменить всеобъемлющую модернизацию экономики и государства при участи общества, почему и расходы в условиях авторитарного государственного капитализма несравнимо больше.
Эти аргументы 'просвещенного реализма' все еще могут быть обращены к такой важной группе населения, как новая экономическая элита и молодое поколение России, по крайней мере, в той их части, которая рассматривает реформы не как возможность для обогащения. Не приводить эти аргументы публично или даже, как это сделали Берлускони (Berlusconi) и Шредер (Schroeder), официально признать легитимность очевидных нарушений московским руководством международных стандартов, по меньшей мере, беспечно, а фиксация на краткосрочных планах (которые называют 'стратегическими' только потому, что подписанные договора дают высокие доходы) - контрпродуктивна.
Односторонние действия подрывают позиции ЕС
Нет лучшего пути, чтобы добиться влияния на российскую политику, чем способствовать эмансипации российского общества, твердо придерживаясь западных стандартов и ссылаясь на успешную модель открытого общества. Не следует исключать прямую поддержку активистов, даже если это вызовет гнев неоконсерваторов в Москве. Впрочем, при этом следует учитывать опыт, что организации гражданского общества отнюдь не застрахованы от проникновения в их ряды представителей государственных органов, и что, с другой стороны, долгосрочная финансовая поддержка из-за границы способна подорвать аутентичность и движущие силы демократических движений. Опыт 'цветных революций' в Грузии и на Украине тоже нельзя переоценивать, так как новые руководители должны доказать способность устоять перед искушениями власти и свою веру в необходимость смены системы, укрепляя демократические институты в своих странах.
Западная дипломатия является заложницей своих собственных правил. Речь в данном случае идет о том, чтобы поддерживать в готовности испытанные инструменты доверительного диалога, а также возможности интервенции в рамках ОБСЕ и мониторинга, проводимого Советом Европы, и активизировать такие многосторонние переговоры, как 'Дорожная карта ЕС-Россия'. Внешняя политика ЕС по-прежнему способна на действия глобального характера, она может и будет впредь оказывать влияние на формирование правил поведения международного сообщества, добиваться от окружающего мира отказаться от противопехотных мин или признать полномочия международного суда. Средства, - а от этих нормативных систем в долгосрочной перспективе не уйти - не для России, тем более, не для США. Статус ЕС как 'нормативной великой державы', и принципы политики в отношении России, сформулированные в Брюсселе, отвечают его собственному восприятию. Тем серьезнее является дефицит интегрированной европейской внешней политики и политики в области безопасности, поскольку склонность национальных правительств к двухсторонним отношениям с Москвой подрывает веру в европейские позиции.
Глядя на государства 'Большой семерки', ожидать слишком многого не приходится: поддержка демократических сил в России осуществляется в той мере, в какой 'на самом Западе' падает вера в демократическую субстанцию деятельности государства. Политтехнологи всех стран в своем презрении к избирателям давно договорились по поводу общего знаменателя в виде фальсификации, вселяющей уверенность. Но если в обществах западных стран падает вера в легитимность власти, если политический процесс путают с простым властным менеджментом, если усилия по сохранению власти ведут даже к демонтажу принципа разделения властей, то глобальный проект поддержки свободы и демократии, о котором так много говорят, оказывается в серьезном положении. Тогда потеряна будет не только Россия.
