Правительства многих стран борются со своими критиками, демонстрируя свою боевую готовность. В то же время некоторые делают, скорее, ставку на силу, что я и испытал на своей собственной шкуре - было больно, и не обошлось без материального ущерба.
Визжащие женщины
При этом начиналось все с рутинной истории: небольшая группа примерно из 100 защитников окружающей среды проводила демонстрацию против государственной нефтяной компании в Москве, а, значит, - против государственной власти. Уже выходя из своей машины, слышу визгливые, полные страха женские голоса. Акция еще даже не начиналась, а милиционеры уже бросали на землю первых демонстрантов, - сопровождая свои действия яростными ругательствами: "Пошел на. . ." А в качестве направления следует название части тела, которую мы здесь ради приличия не хотим называть. Здоровые блюстители порядка, слишком откормленные или кажущиеся такими из-за чересчур большой форменной одежды, тянут своих жертв через улицу и закрывают их в милицейской машине.
Я торопливо хватаюсь за свою камеру. И только хочу сделать первый снимок, как неожиданно чувствую сильный удар. По руке проходит острая боль, моя камера летит на асфальт. Около меня стоит танк Т-82 в образе милиционера в специальном бронежилете, - подполковник - и, торжествуя, протягивает в направлении моего лица здоровенный кулак: " Тебе нечего здесь фотографировать!".
Свирепо сдвинутые брови
Я собираю с мостовой детали от своего фотоаппарата. Милиционеры смеются: "Сам виноват! . . . твою мать" Далее следует непристойное слово, намекающее об интимных отношениях с моей бедной матерью. Я спрашиваю, как смеют они меня бить. "Радуйся, что ты не у себя дома в Германии, там полиция бьет совсем по-другому", - говорит другой милиционер. Мой боевой подполковник - руководитель всей операции - свирепо сводит брови и, молча, пристально смотрит на меня, будто включая программу сопровождения цели. Во всяком случае, его кулак в очередной раз оказывается в опасной близости от меня.
Именно в этот момент в нескольких метрах от нас горстка молодых людей поднимает плакат и начинает что-то кричать о защите окружающей среды. В этом, видимо, было мое спасение. У драчуна появилась новая цель для его агрессии: он хватает молодого человека и вытаскивает его из толпы; коллеги тянут его и подталкивают в направлении небольшого милицейского автобуса.
Молодой человек сопротивляется; попадает под автобус. Милиционеры обрабатывают его ногами и милицейскими дубинками. "Обработка" такова, что одна из дубинок, сделанная из жесткой резины, ломается. "Запиши в протокол, что он напал на тебя", - советует милиционеру коллега.
Сопротивление государственной власти
Чуть позднее, когда из демонстрантов остались 30-40 человек, подъезжает автобус с сотрудниками ОМОН - пресловутого отряда милиции особого назначения для выполнения задач с применением грубой силы. Какое-то время казалось, что милиционеров на улице не меньше, чем демонстрантов. "Почему вы арестовываете мирных демонстрантов? - спрашивает один щуплый молодой человек в очках. - Они ведь вам ничего не сделали". Находчивый подполковник хватает его за рукав: "Ага, ты, значит, тоже оказываешь сопротивление государственной власти. Я тебе покажу". Молодой человек успел лишь сказать, что он ничего не сделал, а милиционеры уже тащат его в автобус.
"Как наше правительство должно бояться, если посылает против 100 демонстрантов столько милиционеров и заставляет их так избивать людей", - спрашивает пожилой человек, качая головой. Правительство города Москвы запретило своевременно заявленную демонстрацию в последнюю минуту. Оно неумно сослалось не на тот параграф, так что официальное письмо с запретом оказалось де-факто полной бессмыслицей: городское правительство запрещает проведение акции, поскольку оно само является городским правительством. Была сделана ошибка, а организаторы демонстрации ошибку городского правительства не исправили.
Как душевнобольной
Когда я прибыл в отделение милиции, чтобы сообщить о нападении подполковника, большинство арестованных только что снова оказались на свободе. Позднее они должны предстать перед судом, где им грозят денежные штрафы и аресты.
Милиционеры смотрят на меня как на душевнобольного. "Вы хотите подать жалобу? Против милиционера?" За полтора часа пребывания в отделении милиции я освежаю свой запас русских ругательств и проклятий лучше, чем за целый день интенсивной учебы.
"Вы подумайте, прежде чем подавать жалобу, мы ведь тогда проверим и вас, например, в порядке ли у вас документы, регистрация и тому подобное", - открыто увещевает меня благосклонный молодой следователь.
Судорожный смех на службе
Когда я вынимаю свое аккредитационное удостоверение, выданное Министерством иностранных дел, милиционеры меняют свою тактику: бедный подполковник, пытаются они взывать к моей совести, попадет в тюрьму, если я не заберу свою жалобу. С ним, наверное, случится припадок от смеха, если кто-то действительно пожалуется, говорит молодой человек, арестованный на демонстрации: "Если каждый, кого бьет милиция, будет жаловаться, то перед отделениями были бы очереди".
Безжалостный подполковник стоит в соседней комнате, - но ни один из молодых следователей не осмеливается занести его фамилию в протокол. В жалобе речь идет о безымянном офицере.
"Нельзя ли уладить дело, извинившись" - спрашивает меня молодой следователь. Я киваю. Однако подполковник лишь снисходительно улыбается из соседней комнаты в лицо молодому следователю. Молодые следователи настроены дружелюбно, но они беспомощны: "С такими желобами на коллег мы еще не сталкивались и не знаем, как поступить".
Гарант из Кремля
Вечером включаю дома телевизор. В новостях - речь лишь о ничем не нарушаемом мире в России. Ни слова о демонстрантах, о 20 арестованных, об избиениях. Зато в понедельник натыкаюсь в Интернете на новую цитату Герхарда Шредера (Gerhard Schroeder), который за годовой доход в размере 250000 евро пошел теперь на службу в кремлевскую компанию "Газпром". "Я принадлежу к тем, - говорит бывший канцлер, - кто считает, что российский президент является гарантом демократического развития страны".
