Как-то один мой приятель сказал: коммунизм в конце концов вернется, 'но на этот раз уже без всяких глупостей'. Как раз тогда распадался Советский Союз.
Этот мой приятель, венгр по гражданству и еврей по национальности, пережил самые трагические события 20-го века: нацизм, Холокост (в свое время он чудом избежал концлагеря), коммунизм и венгерскую революцию. Поэтому неудивительно, что к перспективе построения гармоничного, мирного и демократического постсоветского общества - особенно в России - он относился с немалой долей скептицизма.
У его родины пока что дела обстоят не так уж плохо, хотя на сегодняшний день венгры имеют полное право с такой оценкой не согласиться. После опубликования в прессе записи разговора, в котором премьер-министр в выражениях, весьма далеких от парламентских, утверждает, что людям беспрерывно лгали о состоянии венгерской экономики, в Будапеште по сегодняшний день бушуют беспорядки.
В Венгрии есть и другие проблемы: зияющие дыры в бюджете, политическая поляризация, коррупция. Однако нынешняя Венгрия есть неотъемлемая часть Европы, и проблемы, преследующие ее, также характерны и для других, более старых, демократических обществ. Венгрия стала обычной страной с обычными проблемами, что, учитывая ее политическую историю, уже само по себе можно считать достижением. В эти дни она отмечает 50-летнюю годовщину антикоммунистической революции. Хотя при описании этого восстания чаще всего употребляют слова 'подвиг' и 'жестоко подавленный', может быть, хотя бы сегодня в праздничных речах кто-нибудь отметит, что идеалы борцов за свободу, вышедших на улицы в 1956 году, наконец стали явью.
Однако в России история развивается совершенно по-другому.
Президент Путин строит систему, которая все больше напоминает новую модель авторитаризма. Очень многое для нее он взял из старой советской системы, причем, надо сказать, сделал это очень грамотно, отбросив глупости, о которых говорил когда-то мой друг, а именно марксистскую часть марксизма-ленинизма. Государственная экономика, сельскохозяйственная коллективизация, догматический атеизм и демонизация классового врага - все эти затертые понятия из путинской России изгнаны начисто.
Однако вторая, ленинская, часть никуда не делась - Путин лишь обновил ее и адаптировал к требованиям текущего момента. В особенности это относится к тем пунктам ленинизма, которые касаются укрепления контроля над всеми рычагами государственной власти и основными, стратегически важными, частями экономики. Формально, конечно, демократические институты, зародившиеся при его злосчастном предшественнике Борисе Ельцине, остались на своих местах. В России до сих пор существуют политические партии, работают независимые средства массовой информации (их, правда, совсем немного) и неправительственные организации. Однако Путин шаг за шагом проводит политику уверенной маргинализации и медленного удушения любых конкурирующих источников власти. На сегодняшний день это привело к тому, что его власть в России не ограничена практически ничем.
Особенно удручает деградация прессы, которая при Ельцине была живой и весьма политически разнообразной. От прямой цензуры Путин воздерживается, однако газеты и особенно телеканалы, имеющие выход на общенациональную аудиторию, уже перекуплены либо самим государством, либо людьми, близкими к его руководству, а журналистам, отваживающимся поднимать острые вопросы, неизменно затыкают рты, для чего чаще всего используются судебные иски, а иногда и насилие.
Кроме того, уже тринадцать журналистов при Путине были убиты, и ни одно из этих убийств не раскрыто. Самым последним и самым тревожным событием подобного рода стала смерть героини журналистской профессии Анны Политковской, занимавшейся сразу несколькими опасными темами: коррупцией местных властей, издевательствами, с которыми приходится сталкиваться в армии российским солдатам и особенно злодействами, творимыми русскими в Чечне.
И вот как ответил на это заказное убийство Путин: ему жаль, что из-за этого пострадал имидж России в мире; убийство, скорее всего, совершено внешними силами, организовавшими его именно с целью опорочить Россию; о самой же Политковской он заметил с холодящей душу непосредственностью, что ее влияние внутри России было 'совершенно незначительным'. Ни соболезнований семье Политковской, ни обещаний охранять свободу слова.
Всерьез обвинением государственных структур в организации убийства Политковской никто не занимается. Однако никто и не говорит, что это вовсе уж невероятно. Как и очень многое в современной России, тема этого убийства существует в какой-то серой зоне, где ясности нет ни в чем. Власти, может быть, и арестуют убийцу, но мало кто верит в то, что к ответственности будут привлечены организаторы - как и в то, что государство примет какие-то действительно серьезные меры для установления личностей настоящих преступников.
Именно своей непрозрачностью, средой, в которой факты, чего бы они ни касались - убийства, суда, сделки, нарушений в зоне военных действий - не то что не известны, но и никто не ждет, что они станут известны, Россия Владимира Путина очень напоминает Советский Союз Леонида Брежнева. Однако в Советском Союзе никто и не думал ни об открытости, ни даже о чем-то, что хотя бы отдаленно напоминало бы правду. Нынешняя Россия - страна во многом более открытая и незажатая, и из-за этого видеть политическую непрозрачность еще более обидно. И то, что сегодня российская власть, пятьдесят лет назад раздавившая росток свободы в Венгрии, не дает ему укорениться в земле своей страны, должно отрезвить нынешних поборников свободы. 'Холодная война' закончилась пятнадцать лет назад, но впереди еще много трудностей и проблем.
Автор статьи - директор исследовательского отдела правозащитной организации Freedom House.
____________________________________________________________
Над Россией простираются крылья тьмы ("The Washington Post", США)
