Часть I. Особенности формирования и функционирования политико-экономических режимов
Еще совсем недавно Украина и Россия развивались в одном направлении, однако еще до Оранжевой революции пути эволюции этих двух государств начали расходиться. В конце концов, благодаря Путину в России утвердилась т.н. модель государства-корпорации. Украина пошла по обратному пути - в 2006 году были сломаны последние барьеры на пути крупного капитала в исполнительную, законодательную и судебную власть. По сути, Украина превратилась в 'государство для корпораций'. Доминирование крупного капитала и активность среднего класса, указывают на то, что политическая нестабильность будет оставаться визитной карточкой Украины еще долгое время. Почему пути России и Украины разошлись?
В 90-е годы и Украине, и в России утвердилась специфическая хозяйственная модель, в основе которой лежало доминирование трейдерского капитала, специализирующегося на экспорте сырья и сырьевых полуфабрикатов.
В области финансов в 90-е годы были распространены манипуляции направленные экспроприацию "устаревших" форм общественной и личной собственности. Эксперты также не раз отмечали, что и российская и украинская элита имеют схожую систему социальных ориентиров и осознают себя носителями единой культурной традиции (в том числе и культуры хозяйствования, политической культуры, культуры межличностных отношений). Украинская политическая и экономическая элиты ведут свое происхождение от провинциальных администраторов республиканского масштаба в момент развала СССР обретших статус национальных лидеров.
В 90-е годы, в силу, как объективных (географическое положение, развитая инфраструктура, ресурсная база), так и субъективных (внешнеполитическая традиция, интеллектуальный потенциал) обстоятельств, наиболее значимым центром политических коммуникаций в СНГ по-прежнему оставалась Москва. Она смогла навязать мировому общественному мнению ложное представление об имманентной склонности украинского "истеблишмента" к поиску внешней опоры в одном из существующих "центров силы": в данном контексте - Европе, США или России.
В свою очередь, украинская элита успешно эксплуатировала эти заблуждения, поскольку игра на противоречиях между Вашингтоном, Брюсселем и Москвой открыла огромные возможности в плане личного обогащения.
Поэтому, нет ничего удивительного в том, что в 90-е годы официальный Киев не только не стремился к выявлению своего подлинного отношения к навязываемой ему роли потенциального сателлита одного из трех центров силы, но и приложил немалые усилия для укоренения этой иллюзии. Украинские блуждания в трех геополитических соснах с периодическими завываниями-апелляциями на тему 'вечной дружбы с Россией', 'евроатлантического выбора' и 'исторической связи с Европой' неизменно приводили к тому, что 'партнеры-соперники' неизбежно укреплялись в мнении, что украинская элита во всех смыслах отличается несостоятельностью. Однако, в Киеве на подобные оценки смотрели с добродушием кота-Васьки, который 'слушает да ест' ибо в Украине сложилась такая система, в которой каждый из участников получал дивиденды из своего положения (власть-оппозиция).
Нещадно эксплуатируя национал-демократические бренды оппозиция по полной программе разводила западные фонды различного рода помощь, превратив добывание различного рода грантов в своеобразное искусство.
В свою очередь противоположная сторона в лице т.н. 'кучмовского режима' успешно перераспределяла государственную собственность. В конечном итоге несколько десятков олигархических семей в течение нескольких лет после президентских выборов 1994 года закрепили доминирующее влияние в экономике. Нельзя сказать, что появление так называемой олигархической прослойки было злом для украинского общества. В условиях структурного кризиса, свирепствовавшего в Украине в начале 90-х годов возникла необходимость в кратчайшие сроки запустить производство. Олигархия выступила в качестве субъекта, который быстро справился с этой задачей, обеспечив работой миллионы людей.
Таким образом, к 2000 году в Украине сформировался слой собственников управляющих основными активами государства и не желающих делиться своими приобретениями ни с западными, ни с восточными "кредиторами" и "инвесторами". По сути, многовекторность государства в этой ситуации обеспечивала стабильность украинского экспорта на Запад и Восток удовлетворяя потребности новых 'хозяев страны'. При этом структурно тождественные российским, влиятельные украинские ФПГ имели достаточные, в том числе, и финансовые возможности для долговременного отстаивания своих позиций в условиях форсированного внешнеполитического давления. Так возник феномен того, что позже директор Института глобальных стратегий Вадим Карасев назвал 'чернометаллургическим политическим режимом'.
Можно считать, что подобный сценарий олигархизации с некоторыми нефтяными, силовыми и прочими нюансами был характерен и для России, поэтому взаимоотношения между двумя странами (не смотря на периодически возникавшие проблемы, связанные с разделом 'советского наследства') в целом более-менее нормальными. При молчаливом согласии Киева Россия поддерживала общественное мнение, что якобы Украина от нее сильно зависит, в то время как последняя проводила реальную диверсифицированную внешнюю политику и пользовалась всеми преференциями, который предоставлял льготный режим экономических взаимоотношений с РФ. Зависимость России, кстати, была не меньшей, но это не афишировалось по обоюдному согласию. Обе стороны играли свою роль, извлекая из этого максимальную пользу. Россия продолжала оставаться в качестве главной центра влияния в СНГ, а Украина получала значительные экономические преференции.
В этом плане курьезные заявления президента РФ Бориса Ельцина о том, что каждый российский чиновник 'с утра должен подумать, что он сделал для Украины' выглядят логичными с точки зрения схожести политэкономических режимов. В Москве по-прежнему считали Украину 'своей', рассматривая ее независимость как некое историческое недоразумение, которое будет исправлено само собой.
Подобный алгоритм отношений мог бы существовать до бесконечности, если бы не трансформация российского и украинского обществ, которые в процессе внутренней трансформации начали давать различные ответы.
Для обеих стран было характерным сильнейшее социальное расслоение, которое, оказывало огромное влияние на ход политических процессов. И в России, и в Украине были сильны позиции левых партий, которые, используя ностальгично-протестные настроения доминировали в парламентах, что приводило к перманентной борьбе между ветвями властей. Конфликт по линии президент-парламент был типичным явлением этой эпохи и ответом на него, стали сильные президентские республики, которые позволили ликвидировать паралич к власти и раздерибанить собственность под аккомпанемент горько-сладкой мелодии неолиберальных реформ.
К концу 90-х в Украине и России в общих чертах сложилась неустойчивые политические системы президентско-парламентского типа. Теперь предстояло разрешить вопрос о том, как стабилизировать эти системы - возник вопрос о преемниках Кучмы и Ельцина.
Часть II. Стабилизаторы и дестабилизаторы
Начало фазы восстановительного роста экономики в конце 90-х годов сделал актуальным для России и Украины поиск оптимальной стратегии развития. Обеим странам нужна была стабильность для того, чтобы сохранить хрупкий социальный мир и приступить к модернизации изрядно обветшалой инфраструктуры. Жить на инерции распада уже было нельзя, так как это была прямая дорога в клуб глобальных неудачников.
Ответом России стал 'проект Путина', а Украины - Оранжевая революция. Почему же, несмотря на генетическую схожесть элит обеих стран, возникли столь разные ответы?
Здесь большую роль сыграли различия в менталитете, исторической традиции, внешнем влиянии и прочих факторах, которые в совокупности позволили Кучме накануне президентских выборов 2004 года безапелляционно заявить, что 'Украина - не Россия'. В чем эти различия?
Россия ассоциировала себя как правопреемница СССР и Российской империи. В обществе воспринимали как позор, то унижение, которое пережила Россия в 90-е годы, превратившись из творца мировой истории в 'Вольту с ракетами'. Кроме того, россияне в своем большинстве эгалитаристы не могли смириться с доминированием олигархов и той моделью распределением общественных благ, которая была доминирующей в 90-е годы. Наконец, в России традиционно были сильны позиции силовиков, которые сыграли роль стабилизирующего элемента, что наиболее ярко проявилось в октябре 1993 года. Эти и другие факторы в совокупности сформировали запрос на 'сильную руку'.
Именно реальные настроения и стремления российских граждан оказали решающую роль в определении нового характера украино-российских взаимоотношений. Характер трансформаций стал просматриваться по итогам выборов в Государственную думу в 2003 году.
Эксперт Kreml.org Лариса Никовская писала тогда: 'в массах проснулся и вызревает, я бы сказала, этатистский национализм. В эти выборы администрация Президента, безусловно, проявила себя наиболее сильно и наиболее агрессивно. Были использованы новые технологические проекты, которые учитывали эти сдвиги в общественном сознании. Этатистский национализм - это то же самое, что державно-националистическое настроение, то есть, государственно-ориентированный национализм большой русской части населения. То есть, в эти выборы политтехнологи фактически разбудили 80% русских, и заставили их вспомнить о том, что они русские, чего не было никогда раньше'. В конечном итоге, это привело к тому, что Россия стала все больше играть в realpolitik, как наиболее адекватную форму защиты национальных интересов (но об этом чуть ниже).
В Украине ситуация начала развиваться в другом русле.
Во-первых, в Украине существует Западная Украина, которая на протяжении 90-х годов поставляла в Киев интеллектуалов, сформулировавших идеологию о 'соборной Украине' - этононациональном европейском государстве, добившемся независимости после нескольких сотен лет изнурительной борьбы с агрессивными соседями. При этом, Кучма, хотя и превратил эту идеологию (одним из компонентов которой стала евроинтеграция, которая с какого-то времени превратившаяся в эрзац-миф 'о ЕС, как земле обетованной') в общегосударственную, все же не делал практических шагов в ее реализации, прекрасно понимая, чем это чревато в мультикультурной Украине. Таким образом, возник элитный тандем, в котором реальная власть принадлежала экономическим элитам с Востока Украины, тогда как Запад обеспечивал интеллектуальную модель для действующего режима. Эта связка начала распадаться к концу 90-х, когда в украинской политике все большую роль начали играть крупные финансово-промышленные группы.
Во-вторых, Украине традиционно сильная власть воспринимается, как нечто чужеродное, навязанное извне, препятствующую органичному развитию общества. Эти особенности национального менталитета накладывались на стремление олигархов освободиться от президентской власти, как института, который выступал в качестве противовеса крупного капитала. К 1999 году олигархические группы стали настолько сильны, что уже начали тяготиться президентом Кучмой, который, в свою очередь, после избрания на второй срок начал задумываться о реализации сценария 'украинский Путин'. В качестве 'Путина' Леонидом Даниловичем рассматривался действующий глава МВД Владимир Кравченко, который должен был ограничить влияние ФПГ на государственную политику. Однако, очень 'своевременно' разгорелся кассетный скандал, который перерос в акцию 'Украину без Кучмы', которая, в свою очередь, заставила президента Украины обратиться за поддержкой к ФПГ. В конечном итоге, Кучма оказался в ситуации противоположной, чем он планировал - ему не удалось избавиться от олигархов до конца второй каденции. Хотя и удалось несколько ее снизить к 2004 году.
Таким образом, проект 'путинизации' Украины оказался проваленным. Однако, было бы большой ошибкой не указать еще один фактор, который придал трансформациям в Украине качественно иной уровень, чем в России. Этот фактор - средний класс.
Средний класс в Украине возник сначала как небольшая прослойка людей обслуживающих интересы крупного бизнеса. С началом фазы восстановительного роста средний класс стал быстро расширяться за счет того, что в стране стал быстро развиваться мелкий и средний бизнес, возникла прослойка профессиональных менеджеров управляющих государственными и частными активами. Появление среднего класса не было адекватным образом институционализированно в преторианской олигархии, в которую Украина эволюционировала в начале 90-х годов. Такие системы, как говорит известный американский политолог Самюэль Хантингтон, могут демонстрировать эффективность и иметь легитимность, до тех пор, пока политическая активность социальных групп остается небольшой. 'Их политические институты, однако, остаются негибкими перед лицом социальных перемен. Они не способны адаптироваться в ситуации вхождения в политику групп среднего класса. . ..ценой роста политической активности является институциональный упадок и разрушение гражданского порядка', - утверждает Хантингтон.
По сути, недовольство среднего класса доминированием ФПГ было успешно канализировано Виктором Ющенко. Будучи выразителем интересов олигархических групп 'второго плана', Виктор Андреевич сумел позиционировать себя как защитник интересов среднего класса и заручиться его поддержкой сначала на парламентских выборах-2002, а потом и на президентских-2004 года. В конечном итоге, это сыграло решающую роль в его политической карьере - именно средний класс стал главной социальной прослойкой, активно участвующей в Оранжевой революции.
Революция окончательно изменила сложившийся баланс взаимоотношений между политическими режимами Украины и России. Революционная легитимность режима Ющенко кардинальным образом диссонировала с технократично-авторитарным режимом Путина. Украина и Россия не просто начинают жить по-другому, они начали говорить на разных языках.
Часть III. Российско-украинские отношения после революции
Приход Ющенко к власти после драматических событий ноября-декабря 2004 года ускорил перевод российско-украинских отношений в новое русло. При этом за два года помаранчевой революции можно выделить три этапа - идеологический (с февраля по сентябрь 2005 г.), отрезвляющий - (октябрь 2005 -июль 2006 гг.) и прагматичный с августа 2006 и по сегодняшний день.
Первый этап характеризуется крайней экзальтированностью подходов новой команды к отношениям с Россией. Это был тот момент, когда впервые после обретения независимости интеллектуальная гегемония галичан оказалась обеспеченной реальными властным инструментарием.
Назначив Бориса Тарасюка главой МИД Украины, Ющенко показал, что Киев намерен решительно отказаться порочной 'патронально-клиентской связи' с Москвой, которая 'не дает возможности превратить Украину в цивилизованное государство'. При этом украинский великий поход на Запад оправдывался распространенной среди части политиков и экспертов фобией, что за страну идет бескомпромиссная геополитическая борьба, которая оправдывает интеграцию Украины в евроатлантические структуры.
Показательным (в ряду подобных) является мнение одного из ведущих украинских экспертов аналитического центра 'София' Владимира Лупация. 'Дело не столько в имперских амбициях России, сколько в неприятии ею геополитического (?!- прим. авторов доклада) суверенитета Украины. Россия по-прежнему рассматривает постсоветское пространство как зону своих стратегических интересов. Т.е., она сама - субъект, все остальные - объекты. Кремль допускает существование номинальной независимости лишь в фарватере российских интересов. Причем, речь идет даже не столько о выраженном доминировании России на территории СНГ, сколько, скорее, о неких эксклюзивных отношениях с ведущими государствами мира и их военно-политическими организациями типа НАТО'.
Вообще в первые месяцы после революции большинство экспертов Киеве, также как и журналистов находились в неком состоянии эйфории оттого, что Украина, пожалуй, впервые в своей истории, она продемонстрировала феномен мирового масштаба. Поэтому, широкое распространение получила иллюзия, что страна стала сильным субъектом, по крайней мере, регионального масштаба, который может не просто на равных играть с мощными соседями, но и навязывать им свои стратегии. Впрочем, в плену иллюзий оказались не только интеллектуалы, но и новая власть, которая не уставала повторять, что видит миссию страны в распространении демократии на постсоветском пространстве.
Подобная риторика не могла не вступить в противоречие с целями собственно самого украинского государства. Ведь Украина, являясь европейской страной по духу, культуре, имеет преимущественно восточные экономические интересы. Конфликт между экономическими интересами восточноукраинских элит и евроатлантическими устремлениями оранжевых был неизбежен.
Наиболее ярко, он проявился в отношениях с Россией, взаимодействие с которой превратилась в перманентную битву - за 'маяки', 'газ', 'молоко и мясо', 'металл'. При этом переход к справедливым и прагматичным отношениям 'неожиданно' показал, что Украина готова к такому формату в гораздо меньшей степени, чем Россия.
Нет смысла повторять все сюжетные ходы, которыми изобиловали отношения России и Украины в жаркие весну-лето 2005 года. Естественно, что после отставки правительства Тимошенко в начале сентября 2005 года новый премьер Юрий Ехануров попытался возобновить диалог с Москвой.
Стабилизация была достигнута сразу после Нового года, когда были подписаны знаменитые газовые соглашения, по которым Украина получала газ по 95 $ за 1000 м. куб. С этого момента стало ясно, что Россия окончательно похоронила идею Евровостока, что стало еще одним фактором формирования 'новой реальности', в которой оказалась Украина.
Многовластие в Украине после парламентских выборов не дает возможности быстро и адекватно реагировать на российский вызов.
Впрочем, столь быстрый реванш Януковича также оказался неожиданным для Москвы. Как писал украинский аналитик Максим Михайленко: 'Россия испытывает теперь замешательство, такую же неловкость испытывает и новое украинское руководство. Ситуация чем-то напоминает встречу лучших друзей детства, один из которых эмигрировал. Вопрос в том - кто? По моему мнению, как украинца - Россия. Иначе стоило бы ожидать каких-то шагов со стороны Кремля, показывающих, что его руководители сняли оранжевые очки и в целом представляют себе, что факт нахождения в бутафорском президентском кресле бутафорского потомка Калнышевского Виктора Ющенко является, по сути, временным неудобством на пути к возвращению к проекту Евровостока. Но, увы, пророссийскость, вероятно, больше не нужна России. . .. . .'
Действительно, правительство Януковича, пришедшее к власти на волне лозунгов об улучшении отношений с РФ, 'неожиданно' для себя открыло, что Кремль более не нуждается в прежнем, 'дооранжевом' формате российско-украинских отношений. В этом смысле, газ по $130 стал холодным душем для регионалов.
В свою очередь, президент Украины Виктор Ющенко, оранжевые ('НУ') и посторанжевые (БЮТ) в завуалированной или открытой форме видят в новой внешней политике России 'проявления имперскости'.
Заблуждение со стороны и тех, и других не позволяет им рассмотреть новое качество внешней политики России на просторах СНГ.
Теперь Россию не интересует судьба Украины, Беларуси, Молдовы, стран Кавказа, что позволяет говорить о превалировании постимперских мотивов в ее внешней политике.
Стратегической максимой РФ в отношении постсоветского пространства становится его стабильность (в контексте транзита и платежеспособности) и отсутствие враждебности.
Отсюда проистекают три ключевых приоритета внешней политики России в СНГ.
Во-первых, это недопущение расширения НАТО, в котором видится не военная угроза, а механизм вытеснения российского бизнеса с сопредельных территорий. Поэтому Москва взяла жесткий курс на дестабилизацию и свертывание проамериканских режимов в СНГ и - в среднесрочной перспективе - приход к власти более лояльных в отношении России сил. Если же это не удастся, как показывают референдумы в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии, Москва готова к тому, чтобы подтолкнуть страны вроде Грузии и Молдовы к внутреннему развалу. При таком развитии событий эти страны (и, возможно, Украина) превращаются в аморфные серые зоны Европы, прекрасно выполняющие роль буферов между РФ и НАТО.
Во-вторых, Россия стремится закрепить за собой статус монопольного поставщика энергоресурсов в СНГ и за его пределы. Кремль системно выстраивает инфраструктурные цепочки, которые будут наилучшей гарантией зависимости Европы, Китая и США от 'нефтегазового настроения' в Москве. Россияне стремятся взять под свой контроль весь процесс - от добычи газа (нефти) и контроля его (ее) транзита до его (ее) распределения в ЕС.
Наконец, третий приоритет, это обеспечение благоприятного климата для проникновения российского капитала в страны СНГ. Деятельность режима Путина направлена на то, чтобы крупная олигархия, являющаяся его опорой, максимально комфортно адаптировалась к сверконкурентной среде глобальной экономики. Российские ФПГ не стремятся (да и не способны) изменить условия игры на мировом рынке, поэтому они быстро подстраиваются под правила игры, подспудно закрепляя Россию в качестве полупериферийно-сырьевой державы.
Такая модель мягкой экспансии, в которой государство и бизнес работают в тесной смычке, является приемлемой для Кремля, поскольку позволяет сохранить контроль над лимитрофами, не неся при этом всех издержек, связанных с необходимостью модернизации неблагополучных соседей.
Директор Института стратегической политики Андрей Мишин называет подобную модель новым 'энергетическим' неоколониализмом, представляя его как систему неравноправных (экономических и политических) отношений, навязываемых государствами - 'новыми империями' суверенным странам.
'Российский неоколониализм, пишет он, - как доминирующая политика новой 'энергетической империи' противостоит неоколониализму 'глобальной империи' - США, включившись в борьбу за энергетический передел мира, за создание новых политических, экономических и военно-стратегических сфер и зон влияния. В последние два года Кремль все более опирается на поддержку Китая - перспективного мирового лидера, перенося центр своей многовекторной внешней и оборонной политики в Азию. В свою очередь обостряются отношения между 'империями' и новыми 'колониями' - энергетически зависимыми государствами, усиливаются межгосударственные конфликты и противоречия.
В идеале при реализации такой модели Россия быстро освобождается от постсоветского 'имперского неликвида' и строит типичное национальное государство. Обострение 'русского вопроса' (выселение грузин-нелегалов, участившиеся конфликты на национальной почве и т.д.) позволяет говорить о том, что именно вопрос строительства постимперской 'русской России' будет ключевым на президентских выборах 2008 года в РФ. Если этот тренд окажется базовым в среднесрочной перспективе, то можно будет говорить, что Россия переходит в общих чертах к 'кемалисткой' стратегии модернизации, которая предполагает построение сильного национального государства под контролем силовиков, выступающих в качестве опорной социальной прослойки либеральных реформ в экономике и обеспечивающей стабильность государственного режима.
Крах польско-прибалтийской матрицы, связанный с развалом и переформатированием оранжевого лагеря имеет несколько следствий для украино-российских отношений.
Во-первых, произошло, изменение баланса идеологического статус-кво.
Наблюдается тенденция ослабления антироссийских позиций в общественном мнении путем выхолащивания националистического (читай антироссийского) интеллектуального потенциала. Фактически, националистический компонент все более маргинализируется (что подтверждают и результаты парламентских выборов). Поэтому, можно констатировать, что угроза радикального антироссийского режима в Украине для России в среднесрочной перспективе снята.
Характерно, что произошло оглупление построенной на антироссийской базе идеологии (пригодной для оппозиции, но никак не для власти), что привело к ее качественной деградации. Заезженные хуторянские стереотипы (о 'желании поработить и захватить Украину', 'чудовищном тоталитаризме в России' и пр.) все более основываются на административной целесообразности, утрачивая, таким образом, народное происхождение - а значит, лишаются будущего.
Все беды и неприятности Украины населением все более персонифицируются с действующей властью, сначала с оранжевой, а теперь с сине-белой, а не кознями 'зловредной России'.
Во-вторых, прагматизация российско-украинских отношений заключает в себе как очевидные потери, так и определенные перспективы.
Как уже говорилось выше конфликт вылился в ухудшение экономического положения Украины. Достаточно, лишь сказать, по данным Минэкономики только за первый квартал 2006 года Украина потеряла 150 млн. долларов из-за запрета России поставлять мясо-молочную продукцию. Был также нанесен удар по конкурирующим с российскими отраслям украинской промышленности. Отказ России от АН-70 и угроза министра обороны Сергея Иванова свернуть сотрудничество в сфере ВПК, в случае вступления Украины в НАТО, яркое тому доказательство. Параллельно потери от повышения цен на газ уже исчисляются миллиардами. Хотя, первый замглавы секретариата Президента Украины Арсений Яценюк считает, что увеличение цен даст Украине стратегические преимущества в дальнесрочной перспективе. Учитывая, что темпы роста украинской экономики в этом году составляют 6,5 % (в России 6,7%), можно утверждать, что она адаптируется к новой экономической реальности. Тем более, что с 2007 года в РФ правительство планирует начать поэтапное увеличение цен на газ в несколько раз.
В-третьих, после газового кризиса декабря 2005-января 2006 стало очевидно, что никакой конкуренции за Украину между РФ и ЕС в принципе не существует. Интересы обоих сторон вовсе не противоречивы, а взаимно дополняемы. Во многом эти интересы вступают в конфликт лишь с интересами самой Украины. Очевидно, что постсоветское инфраструктуру Украины очень сложно интегрировать в инфраструктуру ЕС, тогда как для не прошедшей модернизации российской экономики самые ликвидные предприятия являются весьма лакомыми кусочками.
Не могут также являться предметом раздора природные богатства Украины, разработка которых практически не ведется (видимо во избежание нарушения баланса на мировом рынке). Военный компонент абсолютно не значителен (между блоками даже нет никаких намеков на военную агрессию, а украинская армия не представляет из себя стратегическую козырную карту).
Безусловно, главная конфликтная точка - газ, а точнее - вопрос стабильности и предсказуемости газоснабжения Европы. Решение 'энергетического' вопроса ознаменует окончательный и бесповоротный паритет между ЕС и РФ в отношении Украины, не достигнутый до сих пор лишь благодаря позиции Польши и Прибалтики. Но его разрешение это вопрос времени.
То же время, США после фиаско республиканцев на последних выборах в Конгресс, очевидно, не смогут играть столь же сильно и системно в этом регионе как ранее. США необходимо восстановить нормальные отношения со старой Европой, чтобы разрешить ситуацию на Ближнем Востоке с минимальными потерями.
Таким образом, можно прийти к выводу, что в отношении судьбы Украины ЕС и РФ уже договорились или договорятся в ближайшем будущем. Учитывая реакцию Европы на возвращение Виктора Януковича в Кабмин можно предположить, что этом 'энергетическом пакте Молотова - Риббентропа' она получит в качестве своеобразной квоты крайне либеральный, умеренно проевропейский политический менеджмент, позволяющий контролировать поставки энергоносителей и миграцию. В то время как, квота РФ - реальная инфраструктурная собственность в Украине, интересная 'кремлевской корпорации'.
Общие интересы ЕС и России в Украине - это, во-первых, деполитизация и уничтожение как такового украинского национального капитала в любых формах. Во-вторых, маргинализация любых сколько-нибудь радикальных политических проектов (как правых, так и левых). Плюс тотальная приватизация всего ликвидного имущества оставшегося в госсобственности.
В таких условиях Украина остается целостным государством (РФ не педалирует 'сепаратистские' вопросы Крыма и Юго-востока), Украина не вступает в НАТО или европейский военный блок. И, самое главное, - газовая труба переходит по 'совместный' контроль.
В целом следует признать, что спустя два года после Оранжевой революции, баланс силы в российско-украинских отношениях на несколько порядков сместился в сторону России.
Во-первых, произошла консолидация российского общества вокруг правящей элиты в связи с угрозой экспорта революции.
Во-вторых, снята с повестки дня проблема 'моральных' колебаний в отношении того, как необходимо вести себя в отношении соседей, которые не вписываются в прагматичные российские геополитические проекты. Акценты стратегического мышления в России постепенно переносятся с геополитики на геоэкономику, как более эффективный в долгосрочном плане метод, менее конфликтогенный и связанный с получением прибыли, а не с затратами на продвижение пророссийских идей.
В-третьих, целью Россию на прошлых выборах являлась не победа наиболее лояльного (на словах) кандидата, а максимальная поляризация украинского общества, что осуществлялось методом стравливания элит. Разыгрывание 'пророссийской' карты на выборах позволило географически проследить перспективы евразийской интеграции по- российски. Произошла мобилизация истинно пророссийского (в отличие от элиты) электората, что уже является мощной преградой для вступления Украины в НАТО, во всяком случае - Украины целиком.
Таким образом, Россия как это не парадоксально, после Оранжевой революции занимает более сильные позиции в отношения с Украиной.
А Украина? Как это ни горько говорить, но особого оптимизма пока не наблюдается. Для того, чтобы сохранить субъектность Украине сегодня как никогда нужны три вещи:
1) проект;
2) воля воплощения проекта;
3) инструментарий реализации этого проекта
Отсутствует и то, и другое, и третье, но. . .. . . в Украине присутствует социальная прослойка, которая страстно желает перемен. Быстро растущий средний класс объективно становится главным актором, который будет создавать запрос на изменения в стране. Виктор Ющенко не смог инстуционализировать и канализировать энергию этой группы, Виктор Янукович не сделает этого тем более. Уже сейчас около 30-40% населения демонстрирует отторжение традиционных политических сил. Это разочарование в оранжевых и сине-белых, неизбежно открывает дорогу для новых политических сил, которые будут смотреть на российско-украинские отношения без прежних шор, 'фобий и филий'. Эти силы в силу своей природы будут активными, прагматичными и гибкими. Именно в этой плоскости лежит новая украино-российская перспектива.
Юрий Романенко, Марк Антоненко, Андрей Облогин - Центр прикладной политики 'Стратагема'. Статья представлена в рамках доклада "Мифы и реалии российско-украинских отношений", полная версия которого будет напечатана в журнале "Прогнозис"
_____________________________________________
Россия, прощай! ("Украинская правда", Украина)
Мифы о кацапах и хохлах или Сага о САЛЕ. . . ("Politics.in.Ua", Украина)
