Бывший лидер ЦК КПЛ, затем политзаключенный, а теперь руководитель Социалистической партии Латвии считает, что в 1991 году он действовал в рамках закона, отстаивая существующую власть. Поэтому все обвинения в свой адрес он отвергает, утверждая, что делал все для недопущения кровопролития. Однако всю правду о тех январских событиях Алфред Петрович до сих пор не рассказывает, считая, что время еще не пришло.
- Вас до сих пор многие считают главным душителем свободы и независимости Латвии. Сейчас, спустя годы, считаете ли вы, что в начале 1990-х сделали что-то не так?
- Я подтверждаю, что нашей главной задачей было не допустить силовых столкновений. А все шло именно к этому - сам Дайнис Иванс выступил и сказал, что без крови не может быть свободы. К тому же силы народных масс к тому времени уже складывались в пользу Народного фронта. Поэтому силовое столкновение было выгодно именно им, а не нам. Местом кульминации, где могло такое произойти, были сами баррикады. Ведь они не представляли никакого препятствия для армии или ОМОНа. Но людей, которые там дежурили, все время держали в страхе, напоминали о постоянной угрозе нападения.
Второй день кульминации наступил 15 февраля 1991 года, когда мы созвали Вселатвийское собрание общественных организаций и депутатов всех уровней на стадионе СКА на ул. Кр.Барона. После этого был запланирован поход к памятнику Ленину и возложение цветов. Уже потом оказалось, что там готовят драку. Об этом нам поступила информация из КГБ и из наших структур. Но народ был настроен идти возлагать цветы. А в итоге было принято решение, что никто туда не пойдет.
Сами баррикады я несколько раз объезжал. Правда, не на служебной машине и не в той шапке, в которой обычно ездил и в которой меня узнавали. Ничего такого устрашающего там не было. Всюду шла пьянка, горели костры. То есть это была провокация, а вовсе никакая не борьба. Хотя многие сейчас преподносят это как великое сопротивление и кричат о своих заслугах. Но нигде даже кулачного боя не было.
- С чего начались январские события в Риге? C вильнюсской трагедии или с взятия Дома печати, когда оттуда ушла вся пресса?
- Нет, я думаю, что события в Литве и Латвии развивались где-то параллельно. Были ведь и взрывы у домов, где жили военнослужащие советской армии, а также и в ЦК КПЛ, и у Дома политпросвещения. Все это происходило примерно в одно и то же время. Наверное, те, кто хотел спровоцировать кровопролитие, пытались расшатать ситуацию. Но ничего, пройдут годы, и все убедятся, что действия компартии были абсолютно правильными. Поэтому здесь не удалось повторить кровавый вильнюсский сценарий. Зато они стали потом пугалом для всех тех, кто в Латвии боролся за свободу, за независимость от Советского Союза. Их использовали как аргумент против компартии. Хотя мы никакого отношения к ним не имели. В частности, на судебном процессе мне ничего из этого не инкриминировалось.
- Но почему именно на январь 1991-го пришлись все эти события? Это была какая-то общая команда?
- Я так не думаю. Ведь параллельно шли события и в Москве. Там проходил Съезд народных депутатов. Да и январь не был каким-то рубежом. Центр предлагал новый союзный договор, который Прибалтийские республики отказались подписывать. После мая 1990 года, когда была принята декларация о восстановлении независимости Латвии, от союзного правительства и от президента СССР Горбачева не последовало никаких практических действий. Вот все это развязало руки тем, кто хотел осуществить здесь другой сценарий.
- Тогда у вас был какой-то контакт с Горбачевым, какие он давал указания?
- Он сказал: держитесь правильной линии, мы вас поддержим. Но сам он, как я уже тогда понимал, просто выжидал, куда кривая вывезет, чтобы примкнуть к тем, кто победит. У меня ведь была прямая связь с ним. И я мог его найти где угодно, даже в машине. Но все чаще на прямой связи оказывался помощник, который с ним не соединял. И тогда я понял, что Горбачев не хочет как президент заниматься этим делом. В лучшем случае меня переключали или на Язова, или на Пуго. С ними мы тоже обсуждали эти вопросы. И у всех было одинаковое мнение: главное - не допустить кровопролития.
- Кто же стрелял у МВД?
- Этого просто не хотят выяснять. Хотя и так ясно, что провокация была выгодна Народному фронту и его приспешникам. Но ведь все материалы есть в нашей прокуратуре. Если и не все, то остальные имеются в Москве. Но никто даже не пытается это выяснить.
- Следствие по этому делу закончено?
- По-моему, оно закрыто. То есть все эти материалы на совести Латвийской прокуратуры. Но у них нет желания разбираться. Я и на судебном процессе сказал: что вы тут кукарекаете? Возьмите и рассмотрите это дело, кто стрелял. При чем тут ОМОН? Если бы ОМОН вел боевые действия, там бы вообще ни одного милиционера в живых не осталось. Это была провокация, которую организовали те, кому она была выгодна. А выгодна она была в тот момент тем, кто рвался к власти и кому нужно было противопоставить что-то советской власти. А мы фактически бездействовали. И если смотреть строго юридически, то меня можно было привлечь за то, что я не защищал эту власть. Слабо защищал.
Сама перестрелка у МВД тоже была чистой воды провокацией. Совершенно не понятно, как журналисты были сняты со скандинавских рейсов и оказались там как раз в тот момент, когда все началось. Каким образом там оказался Подниекс со своей командой? Жаль, что его сегодня нет с нами, я его очень уважаю - он был правдивым журналистом.
- Что происходило на местах?
- После того как запретили компартию, все испугались. С другой стороны, очень активно работал Народный фронт, работали радиостанции. Работали инструкторы, инспекторы и советчики из-за кордона. Консультантов хватало. А народ в своей массе оставался пассивен. Часть стала перекрашиваться, а часть радовалась тому, что вот наконец-то будет независимая Латвия под красно-бело-красным флагом. Но если говорить о народе, то надо честно признать, что большинство было за отделение от Советского Союза.
- Почему это все кончилось как-то одновременно? Была какая-то отмашка после выстрелов на Бастионной горке?
- Если говорить о МВД, то я все время был на связи с Пуго. Поначалу, когда я услышал эту стрельбу, то подумал, что начались кровавые события. И связался с Язовым. А оказывается, там все стреляли в воздух, а не по людям, к счастью. Тогда я попросил Язова, чтобы он дал распоряжение командующему войсками Прибалтийского военного округа послать туда своих наблюдателей. И они сообщили, что там ничего страшного нет, что это какая-то бутафорская ситуация.
- Но люди там все-таки погибли. . . Хотя это были случайный подросток, милиционеры и операторы из группы Подниекса - Слапиньш и Звайгзне.
- Да, погибли. Но при той стрельбе, которая там происходила, из стольких стволов, можно было ожидать куда более страшной развязки. Меня там не было, и я не знаю, кто погиб, где стреляли и кто стрелял. Но когда ОМОН занял и очистил здание, вот тогда я позвонил Пуго и спросил, что делать. Он сказал, что надо оставить здание. На этом все кончилось. Следствие потом проводили прокуратура Латвийской ССР и прокуратура Латвийской Республики. Однако все материалы, объединенные и не объединенные, они в основном остались у прокуратуры Латвийской Республики, поскольку прокуратура Латвийской ССР потом была ликвидирована и все материалы были изъяты. А потом, насколько я знаю, все материалы затребовала прокуратура СССР, и они были отправлены туда. Но я не верю, что здесь не осталось ни одной копии.
- Почему здесь все закончилось моментально и вплоть до августовского путча притихло?
- Они сами говорили, что баррикады себя исчерпали. Ведь Годманису на судебном процессе был прямо задан вопрос: вот здесь обвиняют Рубикса, а вы можете сказать, был ли такой момент, когда вы не владели ситуацией или когда власть была не в ваших руках? Он четко и ясно сказал: такого не было, власть была всегда в наших руках. Значит, все отпадает, команду дали - и все.
- В те дни вы как-то контактировали с противоборствующей стороной?
- Нет. Был один мой телефонный звонок Годманису - как раз в ночь этой перестрелки. Мне тогда сообщили, что какая-то группа вооруженных людей идет в сторону ЦК компартии Латвии. Это был достаточно критический момент. И тогда я принял решение раздать всем мужчинам пистолеты. У нас было 16 пистолетов, и они были выданы под расписку. Оружие выдавалось только офицерам, которые были аттестованы. Потом все пистолеты были собраны, ни один не пропал. Назначил командира, который будет командовать вооруженными людьми. И позвонил Годманису. Я сказал ему, что если кто-то с оружием в руках попытается вломиться сюда, то мы будем защищаться и тоже применим оружие. Он не знал, насколько хорошо мы вооружены. И эти люди остановились. Видимо, Годманис отдал им приказ возвращаться. Если он действительно это сделал, то поступил очень мудро. Ведь что-то действительно задумывалось, была у них в планах какая-то кровавая бойня. Но, к счастью, все обошлось.
- По-вашему, что происходит сейчас? Мифологизация?
- Я думаю, что пройдет 15-20 лет и истина всплывет. И станет ясно, что все это - дутые герои и дутый героизм. Мифологизация нужна власти. Им надо показать, что мы за свою свободу заплатили. Но мы не были ни колонией, ни порабощенной страной. Мы жили лучше, чем большинство населения живет сегодня.
И настоящей объективной причины, чтобы сделать героев, не было. Так, невинно погибшие милиционеры, а тем более - журналисты, какой-то случайный подросток. Из них и героев-то настоящих трудно сделать.
___________________________________________________
Россия не подпишет договор со страной, которая считает ее оккупантом ("Telegraf", Латвия)
