На мировой арене возникла новая реальность: российская внешняя политика стала по-настоящему активной и по-настоящему стратегической. В Центральной Азии, например, все более эффективным инструментом российско-китайского взаимодействия в сфере экономики и безопасности становится Шанхайская организация сотрудничества, в которую в качестве наблюдателя входит также Иран, а Соединенные Штаты не входят вовсе. В энергетической сфере переговоры с Казахстаном, Туркменистаном, Украиной и Китаем дали России возможность заключать эксклюзивные контракты на экспорт своих энергоносителей по повышенным ценам, соглашения о получении контроля над стратегическими трубопроводами и даже совместные договоренности об инвестициях средств российских компаний за рубежом.
После десяти лет бездействия Россия разработала новую политику относительно сепаратистских конфликтов в Грузии и Молдове, основанную на использовании международных норм, регулирующих право на самоопределение, а также потенциального прецедента предоставления независимости Косово. Результатом проведения этой политики может стать установление Россией прямого контроля над этими регионами.
В последние два года Россия сопротивляется западной политике демократизации в Беларуси, Узбекистане и других странах, ранее входивших в состав Советского Союза. Делается это путем вступления в партнерские отношения с таким же, как российское, недемократическим руководством в стратегически важных соседних государствах. Хотя исход международной дискуссии по вопросу иранских ядерных программ еще далеко не ясен, Москва готова вступить с Ираном, наиболее важной региональной державой Ближнего Востока, в новые отношения стратегического партнерства.
Президент Владимир Путин достиг значительных успехов в развитии двусторонних отношений России с ключевыми странами Европы, в основном Францией и Германией, тем самым подорвав позиции Европейского Союза как единой силы и фактически обнулив преимущество многостороннего подхода к геостратегическим, политическим и экономическим отношениям с Россией, которым потенциально обладали европейские страны. Что касается отношений с Соединенными Штатами, то не будет преувеличением сказать, что сегодня, поскольку на повестке дня стоят такие жизненно важные для США вопросы, как Северная Корея, Иран, безопасность Евразии и энергетика, Москва нужна Вашингтону больше, чем Вашингтон - Москве (во всяком случае, так считает российская сторона).
В определенной степени, конечно, столь эффективная в последнее время стратегическая внешняя политика - результат удачного для Москвы стечения обстоятельств: повышения цен на энергоносители, непрекращающегося американского кошмара в Ираке, обратного антидемократизационного и антилиберализационного эффекта в Евразии, а также действия не зависящих от нее сил, стоящих за подъемом некоторых стран Азии, которые в двадцать первом веке имеют все шансы стать новыми мировыми державами. Однако Россия не смогла бы извлечь из этой благоприятной ситуации никаких выгод, если бы у нее не было заранее разработанной стратегии.
Какая же Россия входит в эту новую стратегическую реальность? Постимперская, проводящая политику своих национальных интересов путем сотрудничества со всем миром и здоровой экономической конкуренции при уважении суверенитета, независимости и законных национальных интересов соседей, даже если они слабее ее, - или неоимперская, считающая контроль над внешней и внутренней политикой слабых соседей главным способом обеспечения своей безопасности, в течение нескольких веков применяемым Российской Империей, а в прошлом веке в осовремененных формах - Советским Союзом?
Постимперская Россия может быть стать неотъемлемой частью единого международного сообщества и достойным партнером в ряду восходящих великих держав новейшего периода. Такая Россия может принимать активное участие в разработке эффективных способов реагирования на целый ряд угроз в сфере безопасности, возникших на пороге двадцать первого века и исходящих как от негосударственных и транснациональных структур, так и от некоторых традиционных национальных государств. Она может быть эффективным партнером в решении по-прежнему актуальной и долгосрочной задачи обеспечения безопасности на евразийском пространстве, включая нейтрализацию высокого потенциала этого региона в вопросе распространения различных видов вооружений. Более того, обладая огромными запасами углеводородных энергоносителей, технологиями ядерной энергетики и современным научно-техническим заделом, постимперская Россия может в течение ближайших десятилетий рассчитывать на приоритетную роль в непростом деле всемирной энергетической трансформации.
От неоимперской России, напротив, не только не будет никакой пользы в решении всех перечисленных проблем - она сама может создать серьезные проблемы и сложности, реагирование на которые способно привести к распылению ресурсов Запада, стратегически ориентированных на решение проблем глобального масштаба. Неоимперская Россия может остановить процесс вовлечения Евразии в структуры общемировой и трансатлантической безопасности и воспрепятствовать процессу ее политико-экономической интеграции. Такая Россия может стать силой, направленной - как по прагматическим, так и по принципиальным соображениям - против либерализации и демократизации Евразии и против решения США и Европой своих внешнеполитических задач. Наиболее вероятно, что такая Россия рассматривает свои национальные интересы как результат 'игры с нулевым результатом' против других региональных и глобальных держав, в том числе Соединенных Штатов и Европы. При этом вероятность того, что неоимперская Россия сможет стать динамично развивающейся и успешно интегрируемой экономикой, будет невелика, так как в осуществляемых ею коммерческих отношениях главенствующую роль будет играть фактор государственной власти, а не рыночного роста.
В своей среде аналитики и политическая элита западных столиц весьма активно обсуждают различные версии относительно мотивации и стратегии России, что в свете всего изложенного совершенно неудивительно. Более того, в последнее время эти кулуарные разговоры начали принимать открытые, публичные формы - как правило, в результате обострения разногласий. Среди тем, вызвавших подобную реакцию - вопрос о разумности политики отлучения иностранных инвесторов от российской энергетики, упора на двусторонний формат переговоров о ценах на энергоносители и ограничение финансирования неправительственных организаций из-за рубежа.
Если Соединенные Штаты и Европа хотят разработать эффективные стратегии реагирования на любой курс, которым может двинуться Россия, а также если они действительно хотят уйти от порочной практики реагирования на действия России с помощью сугубо тактических шагов, весьма характерной в последнее время для Запада и показавшей свою неэффективность, они должны глубже понимать, какие силы движут российской внутри- и внешнеполитической стратегиями, каковы могут оказаться последствия применения этих стратегий в течение ближайшего десятилетия, и с помощью каких стратегий Запад сможет наиболее эффективно добиваться удовлетворения трансатлантических интересов. Тем временем и политики, и политологи ударились в бесполезные споры: они противопоставляют постимпериализм неоимпериализму [1] , хотя описать политику и действия России во всей полноте ни то, ни другое понятие не в состоянии. Оба они правильны, но оба лишь отчасти. Описание механизмов внешней и оборонной политики России невозможно без понимания как глобального стратегического контекста двадцать первого века, так и природы авторитарной политико-экономической системы, укрепившей свои позиции в России за годы правления Путина. В результате действия этих корневых факторов у России сформировалась стратегия, характеризуемая одновременно современностью, транснационализмом и империализмом - иными словами, трансимпериалистическая.
Контрасты путинской России
Во внешней политике Россия решает две перекликающиеся основные задачи: ускорение экономического роста и усиление глобального влияния страны. Экономический рост, темы которого с 1999 года не опускаются ниже шести процентов в год, дает государству ресурсы и средства, используемые в дипломатических отношениях. В 90-е годы 20-го века, при президенте Борисе Ельцине, на годы правления которого пришелся период высокой инфляции и жестокого экономического спада, страна зависела от кредитов Международного валютного фонда и готовности западных стран идти на уступки в вопросах выплаты долга и предоставления рынков для торговли.
Сегодня ситуация изменилась. Путинская Россия сполна платит по счетам, поддерживает быстрый экономический рост и контролирует запасы углеродных энергоносителей, по общему их объему (с учетом как нефти, так и природного газа) занимая одно из первых мест в мире. Высокий спрос на российские энергоносители, товары военного назначения, а также промышленную продукцию - в частности, сталь - не только обеспечивает России экономический рост, но и дает немалый дипломатический вес на таких площадках, как форум "Группы Восьми". Иностранные инвесторы с интересом смотрят на все еще, по большому счету, свободное пространство внутреннего российского потребительского рынка: в потребительские секторы экономики приходят с крупными инвестициями такие глобальные компании, как Procter&Gamble, Coca-Cola и Daimler-Chrysler. Перспективы дальнейшего роста также обусловливают интерес к российскому фондовому рынку и компаниям, осуществляющим финансовые услуги.
Таким образом, нет ничего удивительного в том, что Путин считает тремя своими основными достижениями усиление российского государства, обеспечение экономического роста в сочетании с выплатой внешнего долга и восстановление международного статуса России [2] . В последние годы это были основные факторы российских внешнеполитических успехов. Однако, несмотря на то, что возможностью проводить великодержавную политику и влиять на мировые процессы Россия обязана именно своей роли в международной экономике, внешняя политика Путина не направлена ни на интеграцию, ни на либерализацию. В международной экономической стратегии России государство играет центральную роль не только в общении с внешним миром, но и в управлении внутренними экономическими и социальными процессами.
Россия готова участвовать в международной экономике, но на условиях, прямо противоположных концепции экономического либерализма. Основной объем операций, переговоров и отношений проходит по каналам государства; государство же контролирует основные отрасли российской экономики, в частности отрасли, объявленные стратегическими - энергетику, металлургию и оборонную промышленность. Тенденция к приватизации обернулась вспять, что особенно ярко выражено в таких важных отраслях, как энергетика, оборонная промышленность, высокие технологии и добыча природных ресурсов. Все менее приветствуются прямые иностранные инвестиции во все секторы, за исключением потребительских и сельскохозяйственного: участие иностранного капитала в стратегических отраслях должно быть ограничено 50, а по возможности даже 30 процентами капитала компаний, причем за действиями иностранных инвесторов осуществляется жесткий государственный надзор, а приобретение ими каких-либо активов невозможно без одобрения государства [3] .
Естественно, самой важной темой российской внешней политики стала энергетика. По важности и заметности она заняла во внешней политике место, которое во времена Советского Союза занимали только военные вопросы. В результате о России стали говорить как об 'энергетической сверхдержаве', хотя Путин недавно говорил о неправильности такого подхода [4] . В отношениях России практически со всеми важными странами и регионами - в частности, бывшими республиками Советского Союза, Европой, Китаем и Ираном - доминирует именно энергетика.
Не столь важное место она занимает в отношениях с США, что объясняется наличием более широкой дипломатической проблематики, включающей борьбу с терроризмом и распространением оружия массового поражения. Кроме того, США не зависят напрямую от экспорта российских энергоносителей. Поскольку практически весь экспорт российского газа осуществляется непосредственно потребителям по трубопроводам, и газ не может, подобно нефти, перевозиться через океаны танкерами, прямой выигрыш США в энергетической сфере от установления теплых отношений с Россией весьма невелик. Однако, поскольку вопрос предложения энергоносителей на рынке и цен на них в любом случае весьма важен для США, во взаимодействии с Россией он также никуда не девается.
Играя на сильных позициях, которые ей удалось отвоевать на мировых энергетических рынках, Москва расшатала общую торговую политику Европейского Союза; существенно ограничила готовность своих соседей вступать в неприемлемые для России политические и военные отношения (в результате чего, например, Украина практически перестала поднимать тему своего вступления в НАТО); заложила основы для многоаспектного сотрудничества с развивающимся Китаем; а также создала средства, позволяющие ей требовать вхождения в мировую экономку на правах инвестора и владельца активов. Тому в последнее время появилось несколько весьма наглядных примеров.
В частности, в ноябре 2006 года началось противостояние между Беларусью и Россией: государственная газовая компания 'Газпром' потребовала от Беларуси продать ей 50 процентов акций компании 'Белтрансгаз', угрожая в противном случае повысить отпускные цены на российский газ для Беларуси в три-четыре раза. Есть и примеры более тонкой игры 'Газпрома', например, основание вместе с компанией под названием Centragas Holding (имена истинных владельцев которой неизвестны до сих пор) совместного предприятия RosUkrEnergo, зарегистрированного в Швейцарии и работающего в качестве посредника по продаже в Европу российского и центральноазиатского газа. Украинская государственная газовая компания 'Нафтогаз' покупает газ не непосредственно у 'Газпрома', а у RosUkrEnergo по договорной цене. Специалисты по борьбе с коррупцией полагают, что единственный смысл существования данной компании заключается в добавлении премии к цене, по которой одно государство покупает газ у другого, и выводе полученных таким образом денег в неизвестном направлении.
Чем дальше от границ бывшего Советского Союза приходится действовать, тем тоньше готова играть Россия. В Западной Европе 'Газпром' создал дочернюю компанию с миноритарным германским капиталом. Председателем этого предприятия стал экс-канцлер Германии Герхард Шредер (Gerhard Schroeder) - весьма удобно для себя, поскольку незадолго до ухода с поста канцлера он утвердил соглашение о постройке нового Североевропейского газопровода. 'Газпром' планирует построить новый газопровод, который соединял бы Россию с Германией в обход транзитных Украины и Беларуси. В Европе этот план у многих вызывает беспокойство относительно последствий повышения зависимости Европы от экспорта энергоносителей из России, однако 'Газпром', создав собственное дочернее предприятие, в работе которого непосредственно заинтересованы политические и деловые круги Германии, убедил все заинтересованные стороны не препятствовать осуществлению своего проекта.
В прошлом году можно было лицезреть очередной пример способности России эффективно играть на собственном энергетическом экспортном потенциале ради установления тесных международных связей: западные компании Hydro, Statoil, Chevron, ConocoPhillips и Total наперебой предлагали себя в качестве иностранного инвестора для проекта добычи природного газа на Штокмановском месторождении. Соревнование закончилось для них ничем: в октябре 2006 года Кремль решил разрабатывать Штокман вообще без иностранных инвесторов и, таким образом, оставить контроль над проектом за собой [5] .
Стремление России привязать к себе иностранных инвесторов проявилось также в обрабатывающей, в частности, военной промышленности. В 2006 году государственный Внешторгбанк купил пять процентов акций европейского оборонного гиганта EADS. От российских источников тут же стали исходить предложения скупить 25-процентный контрольный пакет, после чего Путин мог бы потребовать отвести для России место в совете директоров. Кроме того, российский стальной гигант 'Северсталь' предпринял попытку приобрести европейскую металлургическую компанию Arcelor. Это ему не удалось, однако на Украине предприятия российской черной металлургии сделали значительные инвестиции в сталелитейную и сопутствующие отрасли.
В принципе, инвестиционная активность и интернационализация бизнеса - положительные аспекты модернизации России. Основной вопрос, который в связи с этим возникает, касается соответствия этих инвестиций коммерческим интересам и мировым стандартам прозрачности, конкуренции, прибыльности и роста. Инвестиции российских частных компаний, которые делаются в конкурентной и прозрачной экономической среде, само собой, не могут не отражаться на внешней политике России, но такие инвестиции особого беспокойства ни у кого не вызывали бы. Вложения, исходящие напрямую от российского государства или управляемые им - это совершенно другое дело.
Судя по последним событиям, либеральная интеграция отнюдь не является целью международной инвестиционной активности России. С целью получения экономической прибыли Москва использует политические отношения, а с помощью экономического влияния, в свою очередь, добивается политических выгод. Кроме того, Россия при проведении и внутренних, и внешних коммерческих операций все жестче сопротивляется контролю прозрачности отношений и международному надзору. Нельзя не отметить, что этот новый элемент в структуре российского международного экономического присутствия появляется как раз тогда, когда путинское руководство начинает проявлять устойчивый интерес ко внутреннему политико-экономическому устройству бывших республик Советского Союза.
В частности, Москва продемонстрировала жесткое неприятие недавних 'цветных революций' в Грузии, на Украине и в Кыргызстане - и даже страх перед ними. Мало того, что осенью 2004 года Россия вместе с режимом Кучмы пыталась манипулировать результатами выборов с целью посадить в президентское кресло Виктора Януковича - что, правда, ей не помогло, 'оранжевая революция' оказалась сильнее, - российская власть всячески расширяет отношения с другими авторитарными режимами, в особенности с Узбекистаном, не скрывая, что ставит перед собой задачу помочь этим режимам бороться с демократизацией. Как только оказалось, что Грузия активно продвигается вперед по избранному ею трансатлантическому пути и входит в фазу 'интенсивного диалога' в НАТО о возможном вступлении в эту организацию и необходимых для этого реформах, грузино-российские отношения тут же накалились до уровня конфронтации: Грузия заявила об аресте российских граждан, которых назвала шпионами, Россия же начала фактическую блокаду республики.
Нео- или постимпериализм?
Рассмотрев все эти тенденции, нельзя не задаться вопросом: что это - нормальные перегибы, без которых не обойтись на ухабистой дороге России к постимпериализму или строительство некой формы неоимпериализма?
Если бы было точно известно, что Россия хочет стать постимперской, то проводимая в последнее время политика получила бы достаточно внятное объяснение: нормальная страна, не сверхдержава, добивается безопасности и экономического благополучия. С этой точки зрения представляется, что Россия сегодня переживает экономико-политическую трансформацию, в результате которой в стране будут постепенно созданы экономическая и политическая системы с элементами политической свободы и экономической конкуренции. Будучи встроенной в международную экономику, Россия будет заинтересована в нормальном функционировании общемировой экономической системы и будет играть по ее правилам. По мере того, как значение иностранных инвестиций и международной торговли в жизни России будут возрастать, сравнительная эффективность гегемонистских или империалистических стратегий с точки зрения российских национальных интересов и дальнейшего развития ее внешней и оборонной политики будет снижаться по сравнению со стратегиями либерализации.
Однако если предположить, что Россия стремится стать неоимперской, та же ее политика предстает в совершенно ином ключе: ее целью становится строительство неформальной империи, ресурс которой должен использоваться для того, чтобы вынести Россию в верхний ряд квазисовременных держав. Разу же на первый план выходит геополитическое определение национальных интересов России, сформировавшееся под мощным влиянием евразийства и российского национализма. Неоимперская Россия - это страна, добивающаяся богатства, власти и безопасности путем закрепления за собой позиции силы в общении с Западом и другими державами - например, Китаем и Ираном. Делается это посредством власти над зависимыми от нее неоколониями, в основном бывшими республиками Советского Союза. Для такой России результатом конкуренции всегда является 'нулевая сумма' отношений в первую очередь с Соединенными Штатами, но также и со всеми другими конкурентами регионального масштаба.
И в той, и в другой точке зрения содержится некое рациональное зерно; и та, и другая вполне соответствуют некоторым аспектам политики и действий России. Однако ни та, ни другая не в состоянии объяснить все действия и все политические шаги, предпринятые Россией в последнее время. В точки зрения постимпериализма невозможно объяснить обструкцию Россией урегулирования замороженных конфликтов в Молдове и Грузии, неприкрытого использования энергоносителей в качестве инструмента влияния во внешней политике и заинтересованности в весьма специфических коммерческих отношениях с Ираном и Венесуэлой. Кроме того, с этих позиций никак нельзя найти обоснование близости, которую Россия поддерживает с авторитарными режимами Беларуси, Узбекистана и Казахстана.
Самое важное, что противоречит такой предполагаемой постимпериалистической парадигме - отказ России принимать международные правила игры, определяемые либеральным экономическим миропорядком. Речь идет об уважении к контрактам и о частных инвестициях в энергетику. Например, угрожая огромными штрафами и расследованиями в связи с экологическим ущербом, который якобы нанес России оператор дальневосточного газоэкспортного проекта 'Сахалин-2' (подобные обвинения, учитывая фактическое отсутствие экологически разумной политики в истории российской власти, необходимо рассматривать с изрядной долей скептицизма), российское правительство заставило компании Mitsubishi, Mitsui и Royal Dutch/Shell продать часть своего контрольного пакета, позволившую передать контроль над проектом 'Газпрому'. Также российское правительство отказывается от ратификации европейской Энергетической хартии, которую Россия подписала в 1994 году, поскольку с ее введением в действие российские трубопроводные сети, на сегодняшний день монополизированные государственными компаниями 'Газпром' и 'Транснефть', превратились бы в прозрачную и конкурентную среду.
С другой стороны, было бы столь же неправильно объяснять внешнюю и оборонную политику России одним только неоипмериализмом. Если российское правительство так уж сильно настроено на восстановление неформальной российско-советской империи, почему тогда Кремль столь преступно затягивает реформу российской военной организации? Кроме того, Россия очень осторожно относится к применению силы против бывших советских республик, что также не укладывается в неоипмерскую модель. В 2004 году Россия сыграла конструктивную роль в разрешении кризиса в Аджарии и уже начала вывод с территории Грузии своих военных баз. Хотя выборные манипуляции на Украине в свое время проводились явно с ведома и одобрения России, она приняла результат 'оранжевой революции' и свободных и справедливых выборов, в результате которых президентом страны стал Виктор Ющенко. Сегодня Россия полностью готова к вступлению во Всемирную торговую организацию (ВТО), и ее руководство по-прежнему занимает в этом отношении активную позицию: Россия пошла на значительные уступки и добилась существенного прогресса в переговорах с Соединенными Штатами, причем спорные вопросы, задерживавшие ее присоединение к ВТО, не носили какого-либо имперского характера; все они хорошо знакомы любому, кто знает процессы, протекающие в нормальной международной экономической системе.
Наиболее значительной аномалией как для тех, кто стремится объяснить действия России с позиций неоимпериализма, так и тех, кто отстаивает постимпериалистическую точку зрения, остается деятельное соучастие руководителей других стран в усилении позиций России на международной экономической и политической арене. Договор по поставкам газа, заключенный с Украиной в январе 2006 года, оказался для России весьма выгодным, причем положение Украины с момента его подписания зависит от энергоносителей России и фактически от ее доброй воли; однако нельзя сказать, чтобы это соглашение было навязано украинскому правительству силой. Подписи под ним поставлены от имени победившей 'оранжевой революции'; кроме того, выгоду от этой сделки 'Газпром' делит с украинской стороной - владельцами RosUkrEnergo.
Да, можно сказать, что 'Газпром' получил долю в белорусском газопроводе, а, следовательно, и контроль над ним, надавив на президента Александра Лукашенко, но тот без миллиардов долларов прямых и косвенных субсидий уже давно столкнулся бы с беспорядками внутри страны, и сегодня ему противостояла бы уже гораздо более эффективная оппозиция. Что касается Грузии, то ее уязвимость перед лицом блокады со стороны России объясняется не чем иным, как высокой долей теневых экономических и коммерческих отношений с Россией, за счет которых поддерживается грузинская экономика. Да и президент Узбекистана Ислам Каримов отказал США в военном присутствии в своей стране в 2005 году отнюдь не из-за неоимперского давления России - он просто увидел общий узбекско-российский интерес в том, чтобы вместе сопротивляться приходу очередной 'цветной революции', которая могла бы поколебать созданную им авторитарную систему власти.
И, наконец, ни одной из перечисленных моделей не учитывается один из важнейших элементов российской внешней политики, а конкретно пути, которыми российское руководство идет к власти и деньгам. Если на уровне системы международных отношений это глобализация, то на уровне политико-экономической системы, формирующейся внутри страны, основной путь характеризуется как вотчинный авторитаризм.
Россия выбирает глобализацию
Глобализация - это многосторонняя взаимозависимость в глобальном масштабе. Хотя подобные процессы уже были характерны для тех или иных исторических периодов прошлого, сегодня глобализация набрала беспрецедентную скорость, масштаб и многовекторность, однозначно определяющих глобальную систему сегодняшнего дня [6] .
Одно из главных преимуществ глобализации есть ее способность повышать объем торговли, ускорять инновационный процесс и способствовать повышению эффективности деятельности. Глобализация выводит общества на путь экономического роста и развития и меняет политический и экономический капитал целых государств. Однако глобализация - это не только новые возможности, но и новые трудности; не только распределение информации, идей, ресурсов и богатства, но и распространение болезней и внешних угроз. Повышение интенсивности взаимодействия создает угрозу для существующих социально-политических институтов, особенно для их способности контролировать и регулировать жизнь и поведение своих граждан. Для многих государств результатом глобализации становятся новые проблемы, порождаемые изменением схемы интересов и влияния в обществах, в рамках которых они существуют.
Эти проблемы государственное руководство может решать путем приспособления к новым реалиям, создания экономических ресурсов для работы в новых областях экономической политики и создания, через сотрудничество с другими правительствами, международных институтов, занимающихся решением транснациональных глобальных задач. То же самое можно делать, препятствуя формированию сетей взаимозависимости - правда, в этом случае власть сама заводит страну в изоляцию и отказывается от использования потенциала, который дает глобализация. Поддержанию максимальной степени контроля и минимизации иностранного влияния на государство и общество могут служить торговые барьеры - однако при этом внутри государства теряется эффект роста, которым имеет возможность пользоваться любая конкурентная и интегрированная экономика. В современном мире ни одна страна не может рассчитывать на процветание или державный статус, если решит изолировать себя от глобализации - особенно если ее экономическая база, что мы и наблюдаем в случае с Россией, требует экспорта. Если Россия хочет быть богатой и великой державой, ей придется участвовать в работе общемировой международной системы.
В этом, собственно, и кроется главная трудность. Чтобы успешно участвовать в работе общемировой международной системы и получать от нее прибыль, России пришлось бы открыть свою экономику и во всем соответствовать либеральным правилам прозрачности, законности и уважения к контрактам. Чтобы конкурировать и развивать новые направления, ей пришлось бы дать своим гражданам доступ к информации, идеям, мировым СМИ и, в конце концов, дать им право призывать собственной правительство к ответу за проводимую им политику. Фактически, Россия в глобальной системе - это постимперская Россия. Такое развитие во всем соответствовало бы российским национальным интересам и заявленному ей стремлению к материальному достатку и безопасности. Однако оно не соответствует нынешнему строению внутренней политико-экономической системы России и, таким образом, не соответствует интересам путинского режима [7] .
Вотчинный авторитаризм Москвы
Россия - это не Советский Союз; Россия также - не частично демократическая страна. Российская политическая система не тоталитарна, поскольку государство не контролирует все аспекты жизни своих граждан и не стремится этого делать; однако она и не демократична. Условия существования демократии - конкурирующие политические партии, независимые средства массовой информации, свободные и честные выборы и конституционная ответственность власти - не просто не существуют; они были целенаправленно уничтожены.
В России сложилась авторитарная система, основанная на централизации, жестком контроле и власти элиты, никак не отвечающей за свои действия перед обществом. Нынешний вариант имеет особые черты, из-за которых я и решила назвать его 'вотчинным'. В данном контексте этот термин означает, что отношения, на которых строится система - отношения господина и вассала [8] . Подобные вассальные отношения зависят от контроля над рентой - богатством, созданным в результате не продуктивной экономической деятельности, а политической манипуляции обменом материальными благами - и от распределения этой ренты.
Вотчинный авторитаризм - это политическая система, основанная на удержании власти с целью создания, присвоения и последующего распределения ренты. Глубокая коррумпированность России общеизвестна [9] , однако это еще не все. В системе вотчинного авторитаризма коррупция - это не просто одна из отличительных черт системы, но одно из условий осуществления политической власти как таковой. Политическая система основана на политическом контроле над ресурсами экономики, имеющем целью обогащение членов вассальных кланов [10] . Господин остается у власти потому, что платит за лояльность вассалам; в свою очередь, вассалы, чтобы получать доступ к этим благам, должны поддерживать господина. Поскольку господину жизненно необходима поддержка вассалов, он должен получать доступ к рентой и соответствующим образом эту ренту распределять, поскольку если рента не создается и ее распределение не контролируется, политическая власть исчезает как таковая.
На самом верху системы восседает Путин, регулирующий отношения между конкурирующими вассальными кланами, во главе которых стоят крупнейшие фигуры политического и делового мира: министр экономического развития и торговли Герман Греф, заместитель премьер-министра и председатель правления 'Газпрома' Дмитрий Медведев, президент 'Газпрома' Алексей Миллер, глава 'Роснефти' и заместитель главы президентской администрации Игорь Сечин. У каждого из этих лиц, в свою очередь, есть своя группа вассалов, возглавляющих собственные 'подкланы', и так далее. Таким образом, создается сложнейший лабиринт взаимоотношений, поддерживающий политическую власть и распределяющий ренту от лица господина между вассалами.
Понятно, что вотчинному авторитаризму совершенно ни к чему ни прозрачность, ни законность, ни политическая конкуренция. Единственная реальная задача этой политической системы - не служить посредником между гражданами, компаниями и общественными группами, а управлять ими и контролировать их таким образом, чтобы те не подрывали способности вассальных кланов по использованию политической власти с целью создания, присвоения и распределения ренты. Вотчинному авторитаризму необходима непрозрачная, непробиваемая вертикальная централизованная политическая система, не предусматривающая никакой ответственности власти.
Кроме того, ему нужна центральная роль государства в экономике. Чтобы такая политическая система реально действовала, государство должно контролировать как минимум все наиболее важные экономические активы страны, причем в условиях отсутствия прозрачности. Таким образом, вотчинный авторитаризм становится несовместим с либеральным капитализмом, основанным на контракте, коммерческой ответственности и праве собственности, то есть на всем том, что порождает независимые источники власти, интересы и поле конкуренции которых лежат вне вассальной системы, то есть мешает ей создавать, присваивать и распределять ренту.
В какой-то степени этим можно объяснить, почему Кремль чувствовал и чувствует такую угрозу со стороны "цветных революций" в бывших республиках Советского Союза, почему он стремится контролировать НПО, получающие финансирование из-за рубежа и почему он разворачивается спиной к иностранным инвесторам. Сама сущность российской политической системы вотчинного авторитаризма и личные интересы элиты, заключающиеся в доступе к ренте, требуют самоизоляции: главное для них - не потерять контроль над ситуацией, сопротивляться прозрачности и не давать развиться какой бы то ни было конкуренции.
В связи с этим у российской элиты возникают две основные проблемы. Во-первых, созданная ею внутренняя политическая система коренным образом несовместима с глобализацией, которая приносит большую часть экономического роста и богатства, то есть потенциальной ренты. Во-вторых, с усилением государственного контроля над российской экономикой она начинает буксовать. После перехода энергетического сектора, основы основ власти и богатства Кремля, под контроль государства отраслевой рост замедлился. Стремится к нулю рост объемов добычи нефти; 'Газпром' также обнаруживает неспособность увеличить объемы добычи природного газа, а это означает, что единственный способ выполнить заключенные им международные контракты - это покупать дешевый газ в странах Центральной Азии и перепродавать его за границу. В наступающем году Россия, вероятно, столкнется с дефицитом электроэнергии - не исключено, что ее придется закупа
