Сын Дианы Дерни, Бен Паркинсон, потерял в Афганистане обе ноги. На прошлой неделе она решила оспорить в суде сумму компенсации в 152 000 фунтов, назначенной ее сыну Министерством обороны, считая что на такие деньги Бену невозможно обеспечить пожизненный уход.
В тот же самый день мы узнали, что средняя зарплата глав ведущих британских корпораций выросла на 37 процентов до 2,85 млн. фунтов. Я не могу представить себе более красноречивого комментария по вопросу сегодняшних ценностей и пагубного влияния нашего коллективного безразличия к огромному неравенству.
Может показаться, что тарифы министерства обороны на компенсации инвалидам войны принадлежат к одному миру, а вознаграждения якобы высокоэффективных британских менеджеров - к другому. Но я с этим не соглашусь. Нет таких обстоятельств, в которых директор корпорации, получивший подобную инвалидность при исполнении служебных обязанностей, получил бы столь ничтожную компенсацию.
Если Эрик Николи (Eric Nicoli), бывший глава EMI, может уйти в отставку с 3 миллионами фунтов 'на прощание' (что он сделал на прошлой неделе после того как не сумел решить проблемы компании), будьте уверены, что если бы он на своей работе получил увечья, которые сделали бы его инвалидом на всю жизнь, то компенсация составляла бы около 10 миллионов.
Но до конца выполнивший свой долг ефрейтор, получивший в бою 37 ранений, настолько серьезных, что невозможно поверить в то, что он остался жив, может рассчитывать лишь на крохотную долю этих богатств. Эта история имела такой резонанс после того, как месяц назад Observer первым сообщил о предлагаемой сумме, не только потому, что министерство обороны предназначает инвалидам такие жалкие компенсации. Дело в том, что мы почувствовали беспокойство за всю систему ценностей, стоящую за этим тарифом - за то, что она говорит о тех, кого оценивают подобным образом, и за то, что мы живем в обществе, в котором стало возможным столь вопиющее неравенство.
Кроме того, на прошлой неделе сотрудники тюрем объявили неофициальную забастовку, недовольные зарплатами, которое им пообещало правительство. Гордон Браун был непреклонен. В государственном секторе соглашаться [на повышение зарплат] более чем на два процента просто нельзя, заявил он: с инфляцией шутить опасно.
С одной стороны он прав: низкая инфляция последних десяти лет - это огромное благо для Британии, и платить больше было бы безответственно. Но когда 30 лет назад Британия попыталась ввести ограничения на рост зарплат как в частном, так и в государственном секторе, казалось аксиомой, что нормы в области зарплат касаются всех. Главы корпораций должны были первыми подать пример и принять на себя часть общих страданий.
Но не в 2007 г.: теперь их зарплаты почти в 20 раз превышают средние по стране, как показало проведенное Guardian исследование компаний, входящих в индекс FTSE-100. На это не посетовал почти никто, за исключением пары профсоюзов и церковных деятелей. Богатые считаются и считают сами себя такими особенными, что они освобождены от всеобщего затягивания поясов. Между тем, другое правило существует для всех остальных, будь то рядовой рабочий, тюремщик или раненый солдат.
Я не призываю вернуться к политике в области доходов в стиле шестидесятых или семидесятых, но не считаю, что вера в общее благо и необходимость разделять страдания, стоявшая за идеей о том, что ограничения на рост доходов должны относиться ко всем, - это отсталые взгляды старых лейбористов, заслуженно забытые. Эти идеи жизненно важны для любой концепции хорошей, этичной и эффективной экономики и общества. Мы отказываемся от них на свой страх и риск.
Недавно знакомый фермер излил мне душу. Он указал на силуэт Сити, едва различимый с его фермы, и спросил, знаю ли я кого-либо еще, кого бы так же глубоко ранил масштаб зарплат, обычных сегодня по меркам Сити. Он понимает, что со стороны это выглядит смешно, но зная, что ни одна работа не ценится так высоко, как работа в инвестиционном банке, он чувствует себя неудовлетворенным и недооцененным. Быть фермером значит ничего не стоить. Зарплаты в Сити делают его образ жизни третьесортным.
Я посочувствовал и сказал ему, что он вовсе не одинок, что имеется множество свидетельств того, что неравенство действует как яд на общество именно по тем причинам, которые он указал. Ричард Уилкинсон (Richard Wilkinson), профессор социальной эпидемиологии Нотингемского университета, исследовал взаимосвязь между неравенством и социальной дисфункциональностью. Везде люди оценивают свою ценность и свой вклад в общество в отношении всего общества, а не только своих ближайших соседей.
Поэтому, чем больше в обществе неравенства (он оценивает 50 штатов США, а также отдельные страны), тем больше чувство недовольства. Рука об руку с неравенством всегда идут меньшая успеваемость, плохие результаты мер по охране здоровья, более высокий уровень убийств и даже более низкая продолжительность жизни.
Но на этом неблагоприятное воздействие неравенства не кончается. Как считает ученый Роберт Фрэнк (Robert Frank) из Принстонского университета, оно заставляет более обеспеченных бороться за сомнительную привилегию быть самыми экстравагантными. Подрывается предпринимательский дух, потому что наиболее способные ищут легких путей обогащения. Жилье в привлекательных районах наших городов становится доступным только для сверхбогатых. Большие доходы обходятся большой ценой: очень существенные ментальные и социальные издержки несет все общество.
По справедливости новые лейбористы могут утверждать, что они остановили рост неравенства после 1997 г., по крайней мере, в том, что касается соотношения между заработками наиболее обеспеченных 10 или 20 процентов и всех остальных. Но если говорить о степени отравления ядом неравенства, то все это не имеет особого значения. Именно взрывообразный рост доходов наиболее обеспеченной десятой части процента, особенно в Сити, стал эталоном не только для моего приятеля-фермера, но и для каждого британского директора, по которому он оценивает себя. И это наносит ущерб.
Есть один смехотворный аргумент, которым пользуются бизнес-лобби и обслуживающие его интересы консультанты по зарплате. Якобы существует экономическое оправдание того, что зарплаты глав корпораций уже в 98 раз превышают среднюю зарплату рабочих, в то время как всего десять лет назад это соотношение составляло 1 к 50. Якобы производительность их труда удвоилась по отношению к средней всего за несколько лет, равно как интенсивность международной конкуренции на их услуги.
Все это полная ерунда. Это повышение было вызвано взрывообразным ростом зарплат в Сити, которое, в свою очередь, является результатом рыночных диспропорций, завышенных комиссионных и слишком большой готовности британских публичных компаний к неоправданным сделкам, слияниям и поглощениям. У нас на глазах разыгрывается спектакль в духе Калигулы.
Но это вредит и самим получателям сверхвысоких зарплат. Как лидеры бизнеса объясняют себе, почему они зарабатывают в 98 раз больше, чем рядовой рабочий? Как они смотрят в глаза своим работникам? Им приходится убеждать себя в том, что их заработки предполагают особые полномочия. Они стали мини-Наполеонами, как лорд Браун (Lord Browne) из ВР, действительно поверивший в то, что отраженный в его гигантской зарплате статус небожителя, который он имел в компании, позволяет ему лгать перед судом. Судья был поражен. В этой культуре проигрывают все.
Речь не идет о том, чтобы создать мир, в котором богатство будет под запретом. Это призыв к пропорциональности, к тому, чтобы люди ощущали общность целей и признавали, что каждый из нас вносит свой вклад в строительство и развитие общества. Богатые хотят наслаждаться своим богатством в работоспособном обществе, не обращая внимания на то, что излишнее богатство подрывает его основы. Это вовсе не политика зависти. Это политика социальной и общественной реальности, принимающая в расчет даже последнего израненного ефрейтора, получившего жалкую компенсацию.
___________________________________________
Доброе утро, Вьетнам!* ("The Washington Post", США)
Опросы, богатство и счастье: когда деньги говорят сами за себя ("The Economist", Великобритания)
