В части 1 данной статьи шла речь о ложных методологических посылках, или, как выражаются текстологи, 'неверной атрибуции', лежащей в основе стереотипного тезиса о 'хаосе девяностых', ставшего одним из пропагандистских лейтмотивов путинского Кремля. Так, экономический кризис этого периода, в основном связанный с наследием советской эпохи, приписывают режиму революционеров. Однако миф о 'хаосе' страдает и неполнотой: если присмотреться повнимательнее, получается, что пресловутым 'хаосом' картина развития страны в 1990-е отнюдь не исчерпывалась.
'Если вы обнаружите, что мы многое упустили, не забывайте, что мы и многое сделали'. - Сэмюэл Джонсон (Samuel Johnson)[1]
______________________________________________________
Один из ведущих восточноевропейских специалистов по изучению посткоммунистического периода назвал реформы, последовавшие за распадом советского блока, 'очередным модернизационным скачком в извечном стремлении Восточной Европы 'догнать' Западную'.[2] В 1990-х по тому же долгому, медленному, трудному пути пошла и Россия. После 75 лет господства 'административно-командной экономики', дефицита, очередей, принудительного труда и бартера страна начала обретать важнейшие атрибуты современной эпохи: свободную торговлю качественными товарами и услугами, а не их распределение в зависимости от статуса людей в политической иерархии; изобилие свежих продуктов питания, доступных без унизительных талонов, очередей и 'блата'; возможность для потребителей выбирать то, что им хочется, а не по принципу 'бери, что дают'; национальную валюту, конвертируемую внутри страны - ведь теперь за обычные рубли можно было купить все то, что раньше продавалось за 'сертификаты' в особых магазинах, предназначенных для элиты и тех, кому посчастливилось поработать за рубежом; право свободно ездить за границу, которым воспользовались сотни тысяч, а вскоре и миллионы людей; газеты, книги, искусство без цензуры, и зарубежные радиопередачи без 'глушилок'; прекращение государственного антисемитизма и дискриминации евреев при приеме на работу и в ВУЗы; наконец, право открывать собственное дело, заниматься куплей-продажей.
В стране, где отсутствовали даже самые элементарные институты современной экономики, появились фондовая биржа, валютная биржа (Московская межбанковская валютная биржа (ММВБ), создана в 1992 г.), Федеральная комиссия по ценным бумагам (ФКЦБ, создана в 1996 г.), коммерческие банки, Казначейство, принимающее налоговые поступления и устанавливающее процентные ставки (создано в 1997 г.), и арбитражные суды. Компьютеры - некогда столь редкая и дорогая вещь, что ради их похищения грабили квартиры и убивали людей, вдруг появились буквально у всех.
Начало возрождения
Как заметил президент Владимир Путин через несколько дней после кончины Бориса Ельцина, когда мотив 'хаоса' был временно приглушен, 'именно в этот непростой период [девяностых] был заложен фундамент будущих перемен'.[3] К 1997 г. 'свободное падение' в экономике прекратилось: объем промышленного производства увеличился на 2%, а ВВП впервые с 1990 г. хоть чуть-чуть, но вырос. К этому моменту автомобиль имели 31% российских семей; по сравнению с показателем 1990 г. (18%) речь идет о семидесятипроцентном увеличении.[4] К весне 2000 г. машинами обзавелись уже 40% семей: таким образом, за девяностые число автовладельцев увеличилось вдвое.[5]
В 1995 г. российские туристы потратили на поездки за рубеж 11,6 миллиардов долларов.[6] В следующем году, по данным Всемирной туристской организации, Россия заняла в списке 25 стран, чьи граждане больше всего тратят на эти цели, десятое место, опередив Южную Корею, Бразилию, Испанию и Китай.[7] В 2000 г. в стране действовало 16000 турагентств.[8]
В результате ряда указов президента к 1998 г. 75% россиян имели в законном и постоянном владении земельный участок, пусть и небольшой; среди них числилось 22 миллиона городских семей: в России горожане обожают обихаживать свои любимые дачи. На селе 90% бывших колхозов превратились, по крайней мере номинально, в акционерные общества или кооперативы, владевшие примерно 345 миллионами акров сельскохозяйственных земель (63% от их общей площади в стране), прежде принадлежавших государству.
Несмотря на упорное сопротивление Думы попыткам правительства провести через нее законы, подтверждающие право собственности на землю и ее куплю-продажу, отказ от фиксированных цен на сельхозпродукцию и развитие частной торговли привели к оживлению в сфере производства продуктов питания, которого в СССР не удавалось достичь даже триллионными вливаниями. Россия уже не закупала зерно и злаки миллионами тонн; в 1997 г., впервые за несколько десятилетий, она сама продала на экспорт 10 миллионов тонн зерна.[9]
Плоды приватизации
После крупнейшей в истории приватизации в России к 1997 г. на долю частного сектора приходилось 70% ВВП,[10] - и это не считая весьма значительного (и по определению частного) 'теневого' сектора. Число официально зарегистрированных малых и средних частных предприятий приближалось к миллиону (на самом деле их было гораздо больше); они кормили и одевали россиян, ремонтировали их дома, обеспечивали множеством различных товаров и услуг, пользоваться которыми в советские времена было невозможно, или почти невозможно. Россия начала долгий путь к превращению в нормальную европейскую страну с невысоким уровнем доходов.
Многие безнадежно устаревшие заводы и фабрики, неспособные удовлетворять спрос на качественную продукцию, постепенно закрывались или преобразовывались в частные компании, которые вскоре начали завоевывать международное признание: среди них можно назвать, например, 'Вимм-Билль-Данн' - фирму по производству соков и йогуртов, ставшую в 2002 г. первой российской корпорацией, зарегистрированной на Нью-йоркской бирже. Частные компании мобильной связи в этот период закладывали основы для впечатляющей экспансии, подстегиваемой 'ценовыми войнами' и острой борьбой за потребителей. Уже вскоре она привела к тому, что эти фирмы оставили далеко позади обветшавшую сеть фиксированных телефонных линий, а почти все россияне - сначала в крупных городах, а затем постепенно и в глубинке, обзавелись мобильными телефонами.
В результате реструктуризации, консолидации и модернизации во второй половине 1990-х - чему способствовало ослабление рубля в ходе финансового кризиса 1988 г., а также повышение мировых цен на сырье - новые частные владельцы крупнейших нефтяных, сталелитейных, никелевых и алюминиевых компаний добились впечатляющего роста производства и капитализации своих активов. Многие из этих новых хозяев, вступивших во владение 'безнадежно больными' предприятиями, где угрюмые и подавленные рабочие по много месяцев не получали зарплаты, превратили их в корпорации мирового уровня, купающиеся в прибылях.
Молодые 'олигархи', многие из которых приобретали предприятия на подтасованных 'залоговых аукционах', вложили в них огромные средства - а не занялись 'выводом активов', чтобы обеспечить себе безбедную жизнь за рубежом, как предрекали многие западные 'эксперты'. ('Разграбление страны' - еще одно клише, которое, несмотря на множество фактов, свидетельствующих об обратном, и по сей день эксплуатируют западные журналисты[11]). С 1999 по 2004 г. российские частные нефтяные компании реинвестировали 88% прибыли (в совокупности 36,4 миллиарда долларов) в разведку, добычу, и приобретение современного оборудования.[12] В результате вместо превращения в импортера нефти, - а такую возможность всерьез рассматривали многие специалисты в России и за рубежом, да и само российское правительство - страна, после того, как усилиями частного сектора добыча увеличилась на 47%, заняла второе (а в некоторые месяцы даже первое) место в мире по экспорту 'черного золота'.[14] В тот же период объем добычи государственных компаний вырос на 14%, а у крупнейшей из них - 'Роснефти' - практически остался на прежнем уровне.[15] В 2005-2006 гг., после фактической национализации двух ведущих частных нефтяных фирм - 'ЮКОСа' и 'Роснефти' - среднегодовые темпы роста добычи сократились с 9% до 2%.
Образование и здравоохранение
Вопреки клишированным представлениям о 'хаосе', в 1990-х гг. никакого 'обвала' системы высшего образования и государственного здравоохранения не произошло. Количество институтов и университетов с 1992 по 2000 г. увеличилось на 75%, общее число студентов - на 50%. Это связано прежде всего с тем, что в стране, удовлетворяя существующий спрос, появилось множество частных ВУЗов.[16] Количество частных средних школ (гимназий) увеличилось в 9 раз - со 177 в 1991 г. до 1606 в 1997 г.[17]
Доля ВВП, расходуемая на здравоохранение в России, возросла почти вдвое - с 2,9 % в 1990-91 гг. до 5,7 % в 1995 г. (В доперестроечном СССР, по данным на 1985 г., эти расходы составляли 2,2% ВВП.[18]) Мало того, в 1997 г. российское государство - по отношению к объему ВВП - тратило на эти цели больше (7,3 %), чем в 2005 г. (6,4 %).[19] Вероятнее всего, сокращение детской смертности на 7% в 1989-98 гг. связано именно с увеличением расходов на здравоохранение.[20]
Религия, благотворительность, книгопечатанье
Частная экономическая активность и появление гражданского общества, свободного от государственного контроля, обеспечили настоящее возрождение религии в стране - тысячи новых (или восстановленных) церквей, мечетей и синагог открыли двери сотням тысяч новых прихожан. Религиозное образование и публикация духовных текстов, например Библии и Корана, расцвели пышным цветом. Если в 1988 г. в стране не было ни одной частной благотворительной организации, то десятью годами позже их насчитывалось уже 60000; до 2,5 миллионов россиян активно оказывали помощь 30 миллионам сограждан.[21]
Формирование среднего класса в постсоветскую эпоху привело к оживлению книгоиздательского дела. В последние годы существования СССР в России ежегодно выходило в среднем 1500 новых книг; к концу 1990-х их число увеличилось до 12000 - в основном благодаря появлению частных издательств.[22] В 2001 г. на общенациональной Московской книжной ярмарке было представлено 2000 издательств - 80% из них негосударственные. 'Самиздат' и книжный черный рынок канули в прошлое; книжные магазины - еще несколько лет выглядевшие убого, и предлагавшие читателям несколько десятков названий - теперь ломились от литературы для любых возрастов, вкусов, и политических убеждений.[23]
Поддержка реформ народом
А вот еще один факт, противоречащий канону о 'хаосе девяностых': реформы вовсе не навязывались силой забитому народу, а на каждом ключевом этапе пользовались поддержкой абсолютного или относительного большинства граждан. В 1990-х гг., когда общественное мнение стало самым мощным фактором политического процесса, власти при всем желании не смогли бы преодолеть упорное сопротивление народа, поскольку возможности государства в плане принуждения были серьезно ослаблены - порой намеренно - политикой самого правящего режима. Напротив, в соответствии с новой политической этикой Кремля, общественное мнение там уважали и побаивались его не меньше, а то и больше, чем в странах 'зрелой демократии'. После реальных или вымышленных скандалов, растиражированных независимыми СМИ, министры, высокопоставленные советники и помощники президента слетали со своих постов. Когда война в Чечне стала непопулярна, Ельцин, после полутора лет боевых действий, прекратил ее, предоставив мятежной республике фактическую независимость.
В 1991 г., в ходе первых демократических выборов президента России, граждане отдали предпочтение Ельцину, отвергнув пятерых других кандидатов. Уже после того, как россияне проголосовали за ельцинскую программу радикальных реформ, у них было как минимум две возможности изменить курс, по которому шла страна. В ходе референдума, проводившегося в апреле 1993 г., когда темпы инфляции составляли 19% в месяц, 59% (40,5 миллионов человек) из тех, кто пришел к урнам для голосования, ответили положительно на вопрос, 'доверяют' ли они Ельцину, а 53% (36,6 миллионов) дали такой же ответ на другой вопрос: 'Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 г.?' Тремя годами позже, после изнурительной предвыборной борьбы, которая едва не стоила жизни тяжело больному Ельцину, 40 миллионов россиян переизбрали его президентом: он получил 54% голосов против 40%, поданных за его оппонента - лидера компартии.
В ходе ежемесячных опросов, проводившихся с 1989 по 2004 г. наиболее уважаемым независимым социологическим центром в стране, возглавляемым 'дуайеном' советской и российской социологии Юрием Левадой, респондентам задавали вопрос: следует ли 'прекратить' или 'продолжить' реформы. Результат может служить вечным памятником мудрости и смелости российского народа: за исключением отдельных месяцев, тех, кто выступал за продолжение реформ, было неизменно больше, чем сторонников их прекращения. Наивысшей поддержкой реформы пользовались в самый тяжелый период - с марта 1992 по март 1994 г.[24]
Демилитаризация
Следуя в русле 'нового внешнеполитического мышления' - курса Михаила Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе, призванного привести СССР в ряды 'цивилизованных государств' - Россия избавилась от империи и провела демилитаризацию экономики и общества, беспрецедентную для страны, не потерпевшей военного поражения и не оккупированной победителями. В январе 1992 г. одним из первых шагов правительства Ельцина-Гайдара стало сокращение военных расходов на 80% - с четверти ВВП до 5%. К 1999 г. ассигнования на эти цели снизились еще больше - до 2,3% ВВП, или в десять раз по сравнению с советским периодом. С января 1992 г. по январь 1998 г. численность вооруженных сил была сокращена в два с лишним раза - с 2,7 до 1,2 миллиона человек. В 1996 г., после переизбрания на второй срок, Ельцин отправил в отставку более 500 генералов, урезав непомерно раздутые штаты офицерского корпуса. Даже в условиях нехватки средств на военную реформу, правительство объявило, что одной из его главных задач является создание к 2000 г. полностью профессиональной шестисоттысячной армии
Стратегический ядерный арсенал - основа советской военной мощи - демонтировался столь же решительно. Выполняя свои обязательства по Договору о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-I), заключенному с США в 1991 г., Россия к 1994 г. сократила количество ядерных боеголовок с 10 до 6 тысяч. Хотя второй аналогичный договор - СНВ-2, подписанный в 1993 г. - так и не был ратифицирован левонационалистическим большинством в Думе, Москва пошла на дальнейшее сокращение своего ядерного арсенала - до 4500 боеголовок.
Следует заметить, что, вопреки другому распространенному стереотипу, эти действия не были обусловлены экономическим кризисом в России. Столь важные решения не принимаются на основе бухгалтерских выкладок относительно того, что страна может себе 'позволить', а что нет. Если бы военные расходы предопределялись объемом ВВП на душу населения, СССР и сегодняшний Китай, хошиминовский Вьетнам, Куба при Фиделе Кастро, Ирак при Саддаме Хусейне, или Эфиопия при Менгисту Хайле Мариаме тратили бы на вооруженные силы куда меньший процент национального дохода, чем, скажем, Голландия или Дания, не говоря уже о Франции, ФРГ или США. Однако военные ассигнования государств определяются приоритетами их населения (или правителей-диктаторов), которые, в свою очередь, связаны с гордостью, страхами, представлениями о потенциальных угрозах, и, вероятно в наибольшей степени, критериями прогресса и величия.
Именно эти критерии в России 1990-х фундаментальным образом изменились. Как подчеркнул президент Ельцин в телеобращении к гражданам в июне 1997 г., 'великая держава - это не горы оружия и бесправные подданные. Великая держава - это самостоятельный, талантливый и инициативный народ: В основе нашего подхода к строительству российского государства : лежит понимание - страна начинается с каждого из нас. И единственное мерило величия нашей родины - это то, насколько каждый гражданин Росси свободен, здоров, образован и счастлив'.[25]
В вопросе о военных расходах общенациональный консенсус, сложившийся в 1990-х, оказался достаточно прочным, чтобы пережить смену режима с революционного на реставраторский при Путине. Несмотря на нефтяные доходы, расходы на оборону в России по прежнему не достигают 5% ВВП, а в 2002 г. Москва согласилась на дальнейшее сокращение количества ядерных боеголовок - до 1700-2200.
'Управляемый распад' империи
Столь же поразительными следует признать достижения революционного режима в условиях распада советской империи в Центральной и Восточной Европе, а также в пределах самого СССР. В 1992-95 гг. Россия вывела из бывших стран Варшавского договора 800000 военных, 400000 гражданских служащих вооруженных сил и 500000 членов их семей (зачастую на родине семьи офицеров не имели квартир, а их жены не могли найти работу). Что же касается стран бывшего СССР, то с конца 1991 по 1993 г. Россия сократила группировку войск в Эстонии с 35000-50000 до 3000 военнослужащих. В сентябре 1995 г. последние российские солдаты покинули учебный центр подводного флота в эстонском Палдиски: на этом закончилось российское военное присутствие в Центральной и Восточной Европе. Земли, присоединенные за 250 лет российской и советской имперской завоевательной политики, превратились в новые независимые государства. Россия вернулась в допетровские границы 17 века.
Из всех территорий, от которых добровольно отказалась постсоветская Россия, особенно болезненным было 'расставание' с Украиной. Эта земля занимает особое место в исторической памяти и национальном самосознании россиян - ведь Киев был колыбелью российской государственности и христианства на Руси. Однако в конечном итоге, по договору, подписанному Ельциным в 1997 г., Россия не только признала независимость Украины и выразила готовность строить с ней дружеские отношения, но и отказалась от прекрасного и плодородного острова [так в тексте - прим. перев.] Крым, два столетия воспевавшегося русскими поэтами, и служившего самой популярной здравницей страны - там строили летние резиденции цари, там имели дачи лучшие российские художники, музыканты, и писатели, в том числе Антон Чехов. Кроме того, в составе его населения этнических русских было в два раза больше, чем украинцев (Крым 'подарил' Украинской Советской Социалистической Республике Никита Хрущев в 1954 г., когда о распаде СССР и создании независимых российского и украинского государств никто не мог и помышлять).
Вместе с Крымом Россия передала весь Черноморский флот [так в тексте - прим. перев.], и его главную базу - город Севастополь; десятки тысяч русских солдат и матросов отдали жизнь в ходе его героической обороны от англичан и французов в 1854-55 гг., а затем от немцев в 1941-42 гг. Достаточно вспомнить, каким ужасающим кровопролитием сопровождалось крушение Британской, французской и Османской колониальных империй, раздел Ирландии, и, конечно, распад Югославии, чтобы оценить значение мирного демонтажа советской империи в период 'хаоса девяностых'.
Строительство демократических институтов
За одним весьма серьезным исключением - речь идет о незаконном роспуске Ельциным Съезда народных депутатов и проведении новых выборов для преодоления политического тупика, поставившего страну на грань гражданской войны осенью 1993 г. - девяностые стали периодом мощного скачка к институционализации необходимых (хотя, как выяснилось, и недостаточных) элементов демократического политического строя. Пожалуй, наибольшее значение в этом смысле имел тот факт, что свободные выборы были признаны единственным легитимным способом замещения постов в руководстве государством.
Этот 'тектонический сдвиг' проявился и в позиции общественности. В 1994 г. в ходе общенационального опроса примерно одинаковое число респондентов высказалось за (35%) и против (33%) установления диктатуры в стране, если это будет необходимо для 'наведения порядка'.[26] К 1997 г. число противников диктатуры увеличилось до 55%, а количество ее сторонников осталось на прежнем уровне - 35%.[27] В 1995 г. 54 % опрошенных заявили, что 'считают коммунистический строй неприемлемым для России' [28]-точно такой же процент голосов годом позже набрал Ельцин, соперничая в президентской гонке с кандидатом от компартии.
Конституция 1993 г.
Хотя эту Конституцию часто и справедливо критикуют за правовые пробелы, называют 'голлистской', 'президентской' и указывают на несомненный полуавторитарный перекос в сторону исполнительной власти,[29] она оказалась чрезвычайно прочной, надежной и устойчивой основой республиканского строя в России. Даже в ходе самых яростных идеологических баталий 1990-х ни исполнительная власть, ни оппозиция не рискнули выйти за пределы нового конституционного поля.
В первой главе, где изложены 'основы' нового политического строя, отмечается: 'Человек, его права и свободы являются высшей ценностью'.[30] Признание, соблюдение и защита этих прав представляет собой 'обязанность государства'.[31] Далее подчеркивается, что в основе российской государственности лежит 'идеологическое многообразие' и 'многопартийность'.[32] Никакая религия или идеология не может считаться государственной.[33] Отдельными статьями гарантируется свобода вероисповедания, слова, собраний и печати.
Демократические многопартийные выборы
В 1993-1999 гг. - за этот период состоялись два общенациональных референдума, трижды проходили парламентские и один раз - президентские выборов - Россия практически соответствовала критерию Йозефа Шумпетера (Joseph Schumpeter), определяющему 'минималистскую' суть демократии: 'свободная конкуренция за голоса свободных избирателей'.[34] В ходе первых выборов в Думу в 1993 г. за 500 депутатских мандатов боролись 13 предвыборных блоков, - большинство из них громогласно и резко критиковали власть - а также 1567 независимых кандидатов, не входивших в партийные списки; на выборах 1995 г. их число составляло, соответственно, 43 и 2688, а в 1999 г. - 26 и 2320. Только в декабре 1993 г., после левонационалистического мятежа и кровопролития в Москве явка избирателей не достигала 61%. В ходе президентских выборов 1996 г. к урнам для голосования пришло 70% избирателей. (На последних трех промежуточных выборах в Конгресс США явка составляла в среднем 40%, а на президентских выборах 2004 г. - 56 %).
Консервативная, 'непримиримая' 'народно-патриотическая' оппозиция, возглавляемая коммунистами, в 1995-99 гг. имела большинство в Думе, а Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ) обладала крупнейшей фракцией в парламенте по итогам выборов 1995 и 1999 г. Во втором туре президентских выборов 1996 г. глава КПРФ Геннадий Зюганов набрал 40% (30 миллионов) голосов, и победил Ельцина в тридцати из 89 российских регионов.
Свобода слова и политической агитации
Пресса, радио и телевидение, освобожденные от государственной цензуры, - а многие СМИ к тому же оказались в частных руках - придали процессу принятия решений по политическим и экономическим вопросам неизмеримо большую транспарентность, чем в советские времена, и обеспечили оппозиции важную и надежную трибуну. Не только независимые СМИ, но и государственные телеканалы регулярно со смаком критиковали Кремль и президента.
Как и другие официально зарегистрированные партии, 'непримиримые' коммунисты получали государственные субсидии на содержание своих основных печатных органов и предвыборные кампании, пользовались полной свободой в плане организации демонстраций, распространения предвыборных материалов десятками тысяч активистов, размещения агитационной рекламы в электронных и печатных СМИ, а также в виде плакатов и баннеров. Кроме того, им предоставлялось бесплатное эфирное время на трех государственных общенациональных телеканалах и четырех радиостанциях. В 1996 г., участвуя в президентских выборах, Зюганов, как и другие кандидаты, получил полтора часа бесплатного эфира на телевидении и два - на радио.
Взгляды и предвыборные платформы оппозиции подробно освещались крупными независимыми частными газетами и журналами, а также пятью общенациональными и 150 местными прокоммунистическими периодическими изданиями, чей совокупный ежедневный тираж превышал 10 миллионов экземпляров.[35] Кандидатов-коммунистов, включая Зюганова, регулярно интервьюировали общенациональные телеканалы; кроме того, они участвовали в теледебатах, транслировавшихся на всю страну - чаще всего их проводила независимая частная телекомпания НТВ.
Формировалось реальное разделение властей, проявлявшееся в острых политических баталиях между президентом и парламентом; накладывалось и преодолевалось президентское вето на законопроекты по целому ряду вопросов - от купли-продажи земли до свободы вероисповедания. В январе 1994 г., несмотря на резкие возражения Кремля, Дума воспользовалась своим конституционным правом, амнистировав всех участников кровавого левонационалистического восстания в центре Москвы (оно получило название 'малой гражданской войны'). Некоторые лидеры восстания, в том числе и те, кто публично требовал казнить Ельцина и членов его правительства, были позднее избраны губернаторами и депутатами Думы.
Децентрализация власти: местное самоуправление и судебная система
Россия - слишком большая и разнообразная страна, чтобы здесь можно было бы создать демократическое унитарное государство. На протяжении всей ее истории целостность страны в основном поддерживалась наследственным авторитарным царским режимом или однопартийной диктатурой. Единственной альтернативой тирании была анархия. Однако в 1990-х мы наблюдали рождение нового российского федеративного государства - децентрализованного и состоящего из самоуправляющихся субъектов, но в то же время целостного и устойчивого.
Хотя прямые выборы губернаторов были учреждены указом Ельцина только в 1995 г., к тому времени во многих регионах 'глав администрации' уже избирали всенародно. В результате в 1990-х гг. во всех 89 регионах, из которых тогда состояла Россия, как минимум три раза прошли выборы губернаторов и депутатов законодательных собраний. При этом поддержка Кремля отнюдь не гарантировала кандидату победу. Так, в 1996 г. кандидаты от оппозиционного Народно-патриотического союза России возглавили треть регионов.
В 1990-х закончился также период 'государственной собственности' на правосудие, а с ним и безраздельный диктат государственных обвинителей по отношению к судьям и защитникам. Конституция провозгласила равенство всех граждан перед законом; подтвердила, что 'каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод'; гарантировала 'независимость' и 'неприкосновенность' судей; установила, что взаимоотношения между обвинением и защитой в суде строятся 'на основе состязательности и равноправия сторон'; и объявила вне закона главный инструмент советского судопроизводства - свидетельство обвиняемого против себя самого. На основе этих конституционных положений суды приобретали все большую независимость - они больше не 'штамповали' приговоры, угодные прокуратуре.
После того, как в октябре 1995 г. распоряжением Верховного суда региональным и районным судам было предоставлено право рассматривать дела о конституционности действий местных и федеральных властей, граждане получили возможность не только успешно защищаться в суде против государства, но и подавать на него иски и выигрывать их. Поскольку суды объявляли недействительными распоряжения и законоположения местных и общенациональных органов, включая президентские указы,[36] результатом стал целый поток судебных постановлений, укреплявших свободу слова, выбора места жительства, вероисповедания, и отказа от военной службы по религиозным убеждениям.
Среди таких 'прецедентов' был вынесенный в декабре 1999 г. - впервые в российской истории - оправдательный приговор обвиняемому в измене Родине по делу, инициированному спецслужбами. Доказывая незаконность выдвинутых государством обвинений, команда адвокатов бывшего офицера ВМФ, активиста-эколога Александра Никитина, арестованного ФСБ, преемницей КГБ, в 1995 г., основывалась на конституционном праве каждого 'свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию', а также запрете на применение неопубликованных законоположений и осуждение человека 'за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением'.
Вчера и сегодня: разительный контраст
В последние годы все эти обнадеживающие достижения были либо подорваны, либо ликвидированы. Сегодня независимые кандидаты уже не могут претендовать на места в Думе: выборы проходят только по партийным спискам, причем небольшим партиям запрещено объединяться в блоки, а процедура регистрации партий перед выборами стала настолько сложной и дорогостоящей, что Центризбирком, который теперь полностью подчиняется Кремлю, может снять с гонки практически любое объединение. Среди ведущих оппозиционных партий, которым уже отказано в регистрации на выборах 2007 г. - праволиберальная Республиканская партия Росси и левонационалистическая 'Великая Россия'. Другие партии по сути подвергаются шантажу: если они не будут 'вести себя как положено', представительства в Думе им не видать. 'Порог' для прохождения партии в парламент на общенациональных выборах увеличен с 5% до 7% голосов, а поскольку независимая проверка результатов голосования представителями оппозиции, прессой, или с помощью социологических опросов крайне затруднена, а то и невозможна, многие полагают, что Центризбирком по указке Кремля подтасует (в сторону увеличения или уменьшения) количество голосов, поданных за те или иные партии, чтобы закрыть им доступ, или наоборот, обеспечить прохождение в Думу.
В сегодняшней России фактически неограниченный контроль государства над политическим процессом превращает многопартийные выборы по сути в фикцию. Вместе с ними упраздняется и один из важнейших элементов демократического строя - эффективная политическая оппозиция, способная апеллировать к избирателям и оказывать влияние на действия правящего режима.
Губернаторы, Дума, СМИ и суды
Выборы глав регионов отменены, что является вопиющим нарушением закрепленного в Конституции права граждан на самоуправление[37]. Губернаторов теперь утверждают региональные законодательные собрания по 'рекомендации' Кремля; пока не было ни одного случая, чтобы предлагаемый им кандидат был отвергнут. В свою очередь, губернатор, выбранный исполнительной властью, теперь назначает одного из представителей региона в Совете Федерации; второго выдвигает законодательное собрание. Поскольку исполнительные органы сегодня контролируют законодательные, с разделением властей по сути также покончено. (В 1993-95 гг. каждый из 89 регионов выбирал двух представителей в Совет Федерации, неформально называемый 'Сенатом'. Во второй половине девяностых сложилась неофициальная практика, в соответствии с которой этими представителями становились губернатор и председатель законодательного собрания региона, избиравшиеся всенародно).
Способность общества вырабатывать объективную точку зрения о действиях правящего режима и делать осознанный политический выбор еще больше ослабляется тем, что все общенациональные каналы находятся либо в прямом владении, либо под жестким контролем государства. Сообщается, что руководство властей их деятельностью включает еженедельное составление перечней 'рекомендуемых' для освещения тем и списков лидеров оппозиции, независимых экспертов и журналистов, у которых ни в коем случае не следует брать интервью или приглашать для участия в ток-шоу. 'Реальная свобода слова в России просуществовала коротких девять лет с момента, когда Ельцин отбил страну у ГКЧП, и до момента, когда он передал ее в руки наследников ГКЧП [31 декабря 1999 г.], - отмечает видная российская журналистка.[38] - Она утонула вместе с 'Курском' - во всяком случае, для тех, кто является потребителем только основных государственных и проправительственных каналов телевидения и радио, то есть для абсолютного большинства населения'.
Большинство наиболее популярных газет и журналов власти либо заставили свернуть свою деятельность (например, журналы 'Итоги' и 'Новое время'), либо 'приручили' за счет смены владельцев (в частности газеты 'Московские новости', 'Независимую газету' и 'Известия'). Если не считать интернет-изданий, доступных максимум 15-20% населения, все, что осталось от разоблачительных, боевитых, критически настроенных в отношении властей общенациональных СМИ образца 1990-х - это радиостанция 'Эхо Москвы' с еженедельной аудиторией в 900000 человек.
Самостоятельность судов серьезно ослабила серия громких процессов, сопровождавшихся вопиющими процедурными нарушениями, в том числе заменой судей и манипуляциями с присяжными. Для местных властей по всей России суды над нефтяным магнатом Михаилом Ходорковским, специалистом по контролю над вооружениями Игорем Сутягиным и экспертом по спутниковым технологиям профессором Валентином Даниловым (первого обвиняли в уклонении от налогов, мошенничестве и хищениях, а двух других - в шпионаже), закончившиеся их осуждением, стали сигналом о возврате к 'телефонному праву' советских времен - праву представителей исполнительной власти на любом уровне неофициально диктовать судам приговоры. Не только законодательная, но и судебная власть сегодня, судя по всему, почти полностью подчинена Кремлю.
Преодоление мифа о 'хаосе'?
Когда Ельцин скончался этой весной, 25000 человек часами стояли в гигантской очереди холодной апрельской ночью, чтобы отдать последнюю дань уважения первому свободно избранному президенту России - пока власти неожиданно не увезли его тело для торопливого погребения. Прощание продлилось не более 20 часов.[39] Еще более примечательным, на фоне негативных отзывов о Ельцине и его эпохе, к которым россияне успели привыкнуть, был тон некрологов (в основном тех, что были опубликованы на неподцензурных интернет-сайтах) - он полностью противоречил стереотипному тезису о 'хаосе'. В этих некрологах, выражениях признательности и комментариях девяностые представали не периодом бессмысленного разрушения и неразберихи, а важнейшим, уникальным моментом в истории страны - бурной эпохой, отмеченной ошибками и коррупцией, но прежде всего реальной попыткой методом проб и ошибок создать современную, либеральную экономическую и политическую систему, соответствующую российским условиям.
Бывший экономический советник Путина Андрей Илларионов уловил суть переосмысления ельцинской эпохи, заметив, что первый президент России 'вытащил страну из коммунизма, из империи, из собственного прошлого', и 'подтолкнул ее вперед, к цивилизации, открытости и свободе'.[40] По мнению другого автора, девяностые показали, что традиционное русское 'феодальное мышление' и худшие черты российской политической культуры, которые многие считают неистребимыми - неуважение к закону, делегирование всех полномочий, всей ответственности одному лидеру, 'тысячелетнюю коррупцию', представление о том, что чиновники любого ранга имеют право 'садиться на кормление' - по собственному произволу управлять сферой, что им поручена, угодничество перед вышестоящими и насилие над нижестоящим - в принципе можно преодолеть.[41] В России можно 'уважать свободу', бороться с 'халявой' и не относиться к другим людям 'как к врагам и подонкам'.[42]
В 1990-х началось строительство России, которая была бы не империей или монархией, а 'демократической и цивилизованной страной, которую не боятся, - отмечал один из бывших помощников Ельцина. - Страной, которую любят в мире. Страной, которая за пазухой ничего не держит. Страной, в которой может быть рыночная экономика, конкуренция, свобода слова'.[43]
Похоже, смерть Ельцина побудила к пересмотру оценок недавнего прошлого и широкую общественность. По сравнению с 2000 г. количество тех, кто считает, что в ельцинскую эпоху было больше негативного, чем позитивного, сократилось почти на треть, с 67 до 47%, а тех, кто отзывается о 1990-х положительно, увеличилось на две пятых - с 15 до 26%.[44] Отношение к самому Ельцину изменилось еще сильнее: с 2000 по 2007 гг. число людей, относящихся не нему положительно, выросло в два с лишним раза (с 9 до 19 %), а тех, кто оценивает его личность отрицательно - сократилось в той же пропорции, с 55 до 26%.[45]
Скорее всего эти цифры подтверждают известное свойство человеч
