"Погода здесь девять месяцев в году стояла ненастная и промозглая, и во время длинных, дождливых вечеров мы сидели у окон, любовались видом на порт, открытый для советской транзитной торговли, и вели бесконечные споры о Советской России, марксизме, капитализме, крестьянском вопросе и т. д." - так описывает Ригу Джордж Кеннан, один из самых известных американских дипломатов XX века.
Его называли "аристократом госдепа", а еще - архитектором холодной войны. Связь между рижской погодой и холодной войной есть... Хотя и не совсем прямая.
Уменьшенная копия Петербурга
В Ригу 25-летний Кеннан прибыл в 1929 году для изучения России. США в то время не имели дипломатических отношений с СССР, но было понятно, что ситуация эта - временная. Нужны были советологи, знающие русский язык. Где же его изучать, как не в прибалтийских столицах - пока его тут не успели забыть.
Учить русский Кеннан начал в Эстонии. "Мой учитель принес мне буквари для первого класса русских школ в Эстонии. Мне пришлись по душе эти книжечки с красивым славянским шрифтом, включавшим и те буквы, которые большевики исключили из русского алфавита, - писал он в мемуарах. - С тех пор я увлекся великим русским языком, богатым интонациями, музыкальным, иногда - поэтичным, иногда - грубым, порой - классически суровым".
Несмотря на погоду, Рига пришлась молодому дипломату куда более по душе, чем чопорный Таллин. "В Риге в то время бурлила ночная жизнь, выдержанная во многом в петербургском стиле, - с водкой, шампанским, цыганами, катаниями на санях или на дрожках.
Но все это веселье смешивалось с ностальгической грустью, тоской по ушедшим дням. Рига во многих отношениях - это уменьшенная копия старого Петербурга, один из тех случаев, когда копия переживает оригинал, - вспоминал Кеннан. - Но больше всего нам полюбилось летнее Рижское взморье, где вдоль песчаного морского берега среди огромных сосен стояло множество дач в русском стиле.
Особенно полюбил я ночные купания в то удивительное, таинственное время сумерек, которое наступает здесь на несколько недель в разгар лета; в Петербурге оно называется белыми ночами".
Кеннан уезжает в командировку в Берлин, а затем возвращается в Ригу - уже с молодой женой. "Сначала мы сняли два верхних этажа в бывшем доме фабриканта, в одном из рабочих предместий Риги. (Я заметил, что в царской России фабриканты имели обыкновение жить поблизости от своих заводов и на территории рабочих поселков, и, как я подозреваю, это обстоятельство - одна из причин распространения марксизма среди русских рабочих.)" Меткое замечание: вилла фабриканта посреди рабочего поселка - лучшее доказательство теории Маркса о прибавочной стоимости, присваиваемой капиталистом.
Нынешняя буржуазия урок учла и предпочитает селиться "среди своих". Впрочем, не сказать, что это всегда помогает ей избежать проблем, с которыми столкнулся в тогдашней Риге Кеннан. Прочите вот это:
"Дом находился рядом с парком, и зимой здесь было очень тихо. Но в мае, к нашему ужасу, в парке соорудили эстраду, на которой каждые субботу и воскресенье стали оглушительно играть духовые оркестры, и под эту резкую, негармоничную музыку плясала на танцплощадке латышская молодежь.
Оркестры играли всего пять бесконечно повторяемых мелодий, сменявших друг друга, по выходным дням в течение всего лета. От этого шума невозможно было бы спрятаться, даже забравшись в чулан. Это испытание закончилось лишь осенью". Ну как - не напоминает жалобы владельцев особняков в районе концертного зала "Дзинтари"?
Либава - кладбище другой цивилизации
Осенью 1932 года Кеннан с другом отправляется в Лиепаю. Впечатления от поездки у него остались мрачноватые. "Дорога на Митаву прежде была частью стратегической магистрали, соединявшей Петербург с немецкой границей. Сейчас она покрыта скользкой осенней грязью и никогда не высыхает.
Мир вокруг нас погружен в ночную темноту. Кое-где можно увидеть крестьянские телеги и крытые повозки. Этим крестьянам приходится ехать несколько дней по скользкой дороге в промозглую погоду, чтобы продать свой товар в Риге за один-два доллара. Они ночуют на дороге, а их лошади проявляют философское равнодушие к сигналам автомобилей".
То же самое в Лиепае. Темный вестибюль гостиницы, который "насколько можно было судить по его виду, ранее имел гораздо более привлекательный вид". Евреи в кафе, разговаривающие на извечную тему "надо ехать". "Они вполголоса обсуждали возможность обойти американский иммиграционный закон, отправившись сначала на Кубу, откуда можно будет с помощью контрабандистов попасть в Америку".
"Пройдя через дюны, мы попадаем на обширный пляж. До Первой мировой войны это излюбленное место отдыха представителей светского общества из имперского Петербурга и Москвы. Слава Либавы как курорта не уступала славе Крыма или Рижского взморья, - пишет Кеннан. - Но сейчас этот пляж почти безлюден. Только у волнореза, в дальнем его конце, несколько крестьян собирают морские водоросли и грузят их на телеги".
Город, "рожденный заново бурным экономическим развитием России в XIX веке", предстает перед ним унылой провинцией. "В порту царит тишина, хотя мы пришли сюда в будний день. Не видно ни одной живой души. Мы видим заброшенное здание таможни с выбитыми окнами.
В зимнем порту стоит на приколе единственное грузовое латышское судно, словно пережидая зиму. В доках трава проросла между каменными плитами. Но гранит, вкопанный в землю посланцами Российской империи, еще долгие годы может ждать прибытия кораблей.
...Над фабричными трубами не видно дыма. Большие дома, служившие резиденциями фабрикантам, теперь стоят почти пустые, с темными окнами и заколоченными дверьми. Только квартиры привратников кажутся обитаемыми, и в этом простом факте есть нечто символическое - будто все оставшееся население города переселилось в квартиры для привратников и слуг. Это отражение духа времени, когда люди должны вести относительно примитивный образ жизни среди руин, напоминающих о более высокой цивилизации".
Интересно, что бы он написал сегодня, посетив ВЭФ? Наверное, так: "Когда-то здесь делали телефонные станции - возможно, примитивные с точки зрения ITT или Bell Communications, но неплохо работавшие по всей империи. Сейчас здесь пыль и запустение. И только в названии одного из банков - этих новых столпов латвийской экономики, слуг капиталов с Востока - звучит отголосок великой индустриальной эпохи Риги..."
"Рижские аксиомы" американской политики
В Риге Кеннан пробыл до осени 1933 года. "К стыду своему, я затрудняюсь вспомнить, чем конкретно я занимался на этой службе... какой-то текущей работой и переводил статьи из местной русской газеты о политике Латвии", - смущенно признается он.
Кеннан лукавит. В другом месте он признается, что "в Риге завершился период моего обучения". Чему же он научился? Именно в американском посольстве в Риге зародилась теория, которую в исторической литературе так и называют - "рижские аксиомы".
Суть ее в том, что СССР не заинтересован в стабильности и компромиссе с Западом, цель русских - не безопасность для себя, а мировая революция. Удивительного тут ничего нет. Представьте, что нынешние американцы ничего не знают о России. И решили обратиться к латышской элите как к "экспертам по России".
Ну и что они им расскажут о восточном соседе - вообразили? В 1920-е все было ровно так же. Накануне приезда Кеннана в Ригу даже ЦК латвийских социал-демократов постановил, что "если выбирать между советской властью и фашизмом, то лучше выбрать фашизм".
Кеннан известен как автор "длинной телеграммы", которую он послал будучи вторым человеком в американском посольстве в Москве 22 февраля 1946 года. Эта телеграмма, навеянная "рижскими аксиомами", легла в основу американской "стратегии сдерживания" (термин тоже его), которая и привела в итоге к холодной войне.
И хотя Кеннан очень быстро пересмотрел свои оценки, поняв, что с Москвой можно и нужно договариваться, хотя уже в 1949 году он выступал против создания НАТО (а в 1997-м - против расширения), "задействованность на военные проблемы в отсутствии военной угрозы способна создать именно ту угрозу" - дело было сделано.
Кеннан потом был послом в Москве и Белграде, читал лекции, писал книги, но в истории останется все же как автор "длинной телеграммы" и один из архитекторов холодной войны. Архитектор, проклявший свое творение.
Он дожил до 101 года, пережил и холодную войну, и СССР, увидел, как Балтия вновь обрела независимость...
А своим тогдашним рижским впечатлениям он подвел итог так: "Рига - космополитический город, где на международном перекрестке культур выходили газеты и ставились спектакли в театрах на латышском, немецком, русском и идише; где работали лютеранские, католические, русские православные и иудаистские религиозные общества.
Латыши, которым принадлежало политическое господство, в последний период своей независимости все больше становились шовинистами, решились наконец покончить с этим космополитическим разнообразием и действительно к 1939 году добились многого, в значительной мере лишив Ригу, прежде именуемую "Парижем Балтики", ее былого очарования.
Их усилия в 1940 году завершились самым неожиданным для них образом - русской оккупацией и включением Латвии в состав СССР, после чего великолепная многонациональная Рига погрузилась в сумрак изоляции за непроницаемыми стенами сталинской России, а латышский национальный шовинизм был наказан свыше всякой меры".
Звучит как... предупреждение.
________________________________________
Ричард Холбрук: Парадокс Джорджа Кеннана ("The Washington Post", США)
Джордж Кеннан и сдерживание экспансии России ("Los Angeles Times", США)