Страны ЕС больше не лелеют иллюзий относительно возможности увидеть быстрые демократические перемены в России, но хотели бы использовать Москву, стремясь к выгоде для себя. Литва сделать то же самое пока не способна.
Весной и летом 1990 года Литва, только что восстановившая независимость, но никем еще не признанная, пережила 74 дня, ставших особенно тяжким испытанием для государства и его людей. Многие, должно быть, еще помнят картины того времени: километровые очереди у заправок, где можно было залить только по 20 литров бензина, не курсирующие городские автобусы, постоянно меняющиеся сообщения о том, что мазута и нефти в стране осталось только на пять дней, на три, на два... Постоянное ощущение, что вот-вот остановятся электростанции, города погрузятся во тьму, а тогда уже начнется полный хаос. Однако когда вспоминаешь те дни, то память рисует и другие картины, скажем, движущуюся по проспекту Гядиминаса тысячную колонну велосипедистов, поднявших флаги и транспаранты: 'Засуньте себе эту свою нефть!'. И чувства тогда были такие: взбеситесь - мы выдержим и не сдадимся.
Это было первое столкновение восстановившей независимость Литвы с разъяренной Москвой. Оно вызвало шок на Западе, прежде всего - в традиционно русофильских Берлине и Париже. Очарованные демократическими реформами М.Горбачева, европейцы очень боялись, чтобы наше стремление к свободе не повернуло Россию назад к тоталитаризму. И наивно верили, что эта страна может когда-нибудь стать нормальным цивилизованным государством. Так что уже в первый день блокады тогдашний президент Франции Франсуа Миттеран и канцлер Германии Гельмут Коль призвали Литву временно приостановить решения Верховного Совета и тем самым создать условия для начала переговоров с Советами. 'Литовцы все разрушат. Они почти никогда не были свободны. Когда становились свободными, их режимом была диктатура. Люди, достойные жалости. Я бы понял, если М.Горбачев оказался бы вынужден прибегнуть к силе', - эти слова, сказанные тогда руководителем Франции, должны были рассеять наивные упования, что при разрешении отношений с Кремлем мы можем надеяться на безусловную поддержку Европы.
Экономическая блокада, длившаяся два с половиной месяца, нанесла Литве тогда гигантский ущерб, составивший 11 проц. общего внутреннего продукта. Но тогда никому и в голову не приходило рассуждать, выгодна ли конфронтация с Москвой. Тем более такие мысли не появлялись и тогда, когда уже были достигнуты некоторые компромиссы, и после того, как не оправдалось экономическое давление, а Кремль прибегнул уже к прямой военной агрессии. В обоих случаях Россия вела себя как враг. И с ней можно было говорить только как с врагом, не рассуждая, какую цену придется за это заплатить.
Никаких иллюзий
За последние семнадцать лет мир и Литва неузнаваемо изменились. Сегодня официально утверждается, что 'цели литовской политики в отношении России - обеспечить дух добрососедского, равноправного и взаимовыгодного сотрудничества', что Россия остается важным экономическим партнером Литвы и что наша страна настроена развивать с ней прагматичное сотрудничество.
Однако рядом с этими дипломатическими реверансами есть и такая реальность: Россия не только недалеко продвинулась в сторону демократии, но и все более явно демонстрирует усиливающиеся симптомы авторитаризма. По знаменитому нефтепроводу 'Дружба' уже более года в Мажейкяй не течет нефть, резко уменьшается российский грузопоток через Клайпедский порт, по дну Балтийского моря Москва и Берлин планируют в обход интересов балтийских стран и Польши проложить газопровод. Руководители предприятий, эксплуатирующих газопровод, хотя их и приглашают, не приезжают на организуемый в Вильнюсе энергетический форум, а президент Франции Николя Саркози вместо того, чтобы выбрать визит в литовскую столицу, в те же дни отправился, чтобы увидеться с руководителем России Владимиром Путиным.
Все это происходит, несмотря на то, что выборы в Германии и во Франции разрушили компанию хороших приятелей В.Путина - Герхарда Шредера, Жака Ширака и Сильвио Берлускони, а русофильская тенденция начала меняться на 'новый реализм'. Хотя Москву и незначительно критикуют за нарушения прав человека, в официальных документах Европейского Союза Россия называется 'стратегическим партнером', а дипломаты Брюсселя уже не называют ее оппонентом.
Реальность сегодняшнего общения европейцев с Россией такова, что обе стороны играют по различным правилам. Россия, будучи крайне централизованным государством, способна действовать в условиях рынка. Она активно работает на энергетических рынках других стран, заодно захлопывая дверь перед иностранными инвестициями. Теперь Москва, по сути, может вести себя так, как захочет, - будучи никому не должна, она не обязана придерживаться каких бы то ни было рекомендаций. Между тем Европа хотела бы 'привязать' русских, приобретя часть их энергетических предприятий, а для этого нужны правовые гарантии, которые Кремль никому не хочет предоставлять.
Русские не хотят подписывать Энергетическую хартию и сердятся в ответ на планы Брюсселя реорганизовать европейские рынки электроэнергии и газа. ЕС планирует, что иностранные компании смогут приобретать линии передач стран ЕС только в том случае, если то же самое будет разрешено сделать европейским предприятиям, зарегистрированным в той стране. Тем самым пытаются защититься от экспансии 'Газпрома' на Запад. Реальностью является и то, что Европа очень зависит от России, удовлетворяющей 27 проц. всех потребностей ЕС в нефти и 44 проц. - в природном газе.
Фиги в кармане
Так что, хотя канцлер Германии Ангела Меркель не парится с В.Путиным в баньке, а руководитель Франции Н.Саркози не называет руководителя России своим личным другом, как делали его предшественники, эти двое, ясно выражая свой взгляд на происходящие в России процессы, способны вести переговоры и договариваться с хозяином Кремля. Пусть и держа при этом фигу в кармане.
Мало того, Россия достаточно успешно ищет партнеров и среди новых членов ЕС: об этом свидетельствуют визиты В.Путина в Венгрию и Чехию. Вспоминая события 1956 года в Будапеште и раздавленную гусеницами русских танков весну 1968 года в Праге, можно не сомневаться, что раны, оставленные в памяти венгров и чехов этими трагедиями, живы. Но риторики, явно направленной против Москвы, от политиков этих государств уже не услышишь: экономическая выгода от возможных энергетических соглашений настолько велика, что договариваться стоит. В принципе прагматичные европейцы на внешнюю политику смотрят как на продолжение внутренней политики или ее орудие: сотрудничаем с другими так, чтобы добиться как можно больше выгоды для своего государства и его людей.
Даже ближайшая союзница Литвы Польша, ставшая занозой в развитии отношений России и ЕС и блокирующая переговоры Союза с Москвой относительно нового договора, не спешит принимать предложения наших политиков подружиться с Россией: Варшава такую дружбу хотела бы укрепить и на экономической основе, скажем, с учетом большей доли в будущей атомной электростанции (ее в Литве собираются построить Литва, Латвия, Эстония и Польша - прим. перев.).
Учитывая все вышеизложенное, может возникнуть вопрос: насколько успешно Литва осуществляет свою стратегию в отношении России, если она у нее вообще есть, или эта политика более реакционна и зиждется на эмоциях и стереотипах? Во всяком случае, постоянно демонстрируемые нашими политиками категоричность и радикализм в отношении России легко понять. В отличие от государств Западной Европы мы не делим с русскими сферы влияния где-нибудь в Тегеране.
Мало того, полтора столетия мы были вынуждены мириться с тем, что фактически были частью России. Хотя, поддерживая с западными странами напряженные, но все-таки равноправные отношения, Россия в отношении нас как бывшей колонии выказывает пренебрежение и высокомерие, желание вмешиваться в наши внутренние дела. Это показывает и проведенный недавно по заказу 'Veidas' опрос: 44 проц. респондентов продолжают считать Россию самой большой угрозой безопасности Литвы и даже нашей государственности.
С другой стороны, Литва с Россией пытается говорить иначе. Едва ли не труднейшие этапы этих отношений были связаны с выводом российских войск и установлением правил калининградского транзита. Позднее искра пробежала из-за решения Литвы добиваться членства в НАТО и ЕС. Бывало всякое - от самого большого взаимопонимания до риторики едва ли не 'холодной войны'. Однако тогда и сама Россия, скорее всего, еще не окончательно определилась, какой позиции в отношении Литвы ей придерживаться. Позднее, уже когда Литва вела переговоры о членстве в НАТО, Москва прекрасно использовала интересы Парижа и Берлина и скрывающийся под этими интересами скептицизм. И если бы не решение США принять нас под зонтик НАТО, неизвестно, чем бы закончились наши стремления к безопасности.
Испробовано все
Соседские отношения все же зависят не только от внешних факторов, но и от того, какой тактики придерживаются власти Литвы. В первое десятилетие отношений было испробованы оба варианта. В 1990-1992 и 1996-2000 годах при правлении правых Литва придерживалась демонстративно неуступчивой политики. Тогда были выдвинуты требования безоговорочного вывода из Литвы российских войск и возмещения ущерба, нанесенного оккупацией. Между тем при правлении левых, особенно когда президентом был Альгирдас Бразаускас, старались не таскать льва за усы: избегали жесткой риторики, основные вопросы решали, перенося дискуссии с Москвой чуть ли не на технический уровень.
Обе тактики не дали однозначной пользы, за каждую из них мы должны были платить свою цену. Более жесткая линия всегда вызывала опасность, что Россия станет вредить двусторонним экономическим отношениям и нормальному взаимосотрудничеству, основывающемуся на обоюдной выгоде. С другой стороны, более жесткая позиция всегда была более видимой, поэтому она позволяла хотя бы попробовать заручиться поддержкой международной общественности при решении самых проблемных вопросов двусторонних отношений.
Это позволяет прийти к заключению, что и сегодня, после того, как Литва достигла важнейших на настоящий момент целей и стала членом ЕС и НАТО, отчетливая риторика, направленная против Москвы, является для наших политиков прекрасным способом быть заметными в мире. Тут стоит вспомнить, что в 2000 году президент Валдас Адамкус жестко критиковал правительство правых за, на его взгляд, ненужное обострение в отношениях с Россией, и сравнить эту позицию с речью, совсем недавно произнесенной им в ООН, где хватало острой критики в адрес Москвы, правда, без упоминания имени России.
На самом деле, более умеренная и прагматичная тактика в отношении России, чаще всего, помогала легче разрешать множество практических вопросов. Возможно, поэтому Литва раньше, чем две другие балтийские страны подписала с Россией договор о границе и множество других важных документов. Такая тактика оправдала себя и при стремлении к стратегическим целям: к членству в ЕС и НАТО, учитывая осторожность Запада и нежелание ссориться с Кремлем из-за государств Балтии.
Однако за такой прагматизм также нужно платить. Привыкнув общаться с позиции силы, Москва любую умеренность воспринимала как признак слабости или нерешительности, поэтому тамошние политики взялись за попытки вынудить Литву вообще поменять приоритеты своей политики. Давайте вспомним, как в 1997 году президент Борис Ельцин предложил, чтобы Россия для Литвы и других балтийских стран стала гарантом безопасности. Услышав ясное 'нет', Россия разозлилась, и отношения двух стран не только не улучшились, а стали еще хуже, чем были до той поры.
Этот пример ясно показывает, что при желании угодить Москве нужно полностью отказаться от своих принципов. Скажем, не требовать больше, чтобы Россия как правопреемница СССР возместила Литве ущерб, нанесенный оккупацией, хотя такое требование в 1992 году было одобрено гражданами Литвы в ходе всенародного референдума, а в 2000 году был принят закон, обязывающий Правительство договариваться об этом с Россией. Но вряд ли такой шаг что-нибудь изменил по существу, ведь требования возместить ущерб до сих пор так и остаются пустыми словами: ни одно из Правительств так и не предприняло конкретные шаги, чтобы начать такие переговоры. А как раз конкретные шаги в отношении возмещения миллиардного ущерба были бы полностью оправданы и с прагматической точки зрения, так как если бы нам повезло, то выгода для нашей страны была бы куда как больше, чем убытки, понесенные из-за злости Москвы.
Цена раздора
Понятно, что напряженные отношения стоят недешево. Долгое время по упомянутому уже нефтепроводу 'Дружба' в Мажейкяй и на терминал в Бутинге за сутки шло от 42 до 52 тыс. тонн нефти. После того, как 'Мажейкю нафту' приобрел польский концерн 'PKN Orlen', поставки нефти уменьшились до 32 тыс. тонн, а летом прошлого года под предлогом ремонта нефтепровода вообще прекратились. Теперь нефть приходится завозить через Бутингский терминал, а это означает, что каждая ее тонна стоит от 6 до 10 долларов США дороже, чем при получении по нефтепроводу.
Убытки терпит и Клайпедский порт. Россия осуществляет политику протежирования своих портов, из-за чего поток ее грузов через Клайпеду уменьшился с 12,4 млн. тонн в 2000 году до 6,3 млн. тонн в 2005-м.
Однако обходится ли дешевле более умеренная позиция? Некоторые цифры заставляют усомниться в этом. Вот Армения, занимающая умеренно прорусскую позицию, в прошлом году за 1000 кубометров русского газа платила по 110 долларов США - столько же, сколько открыто конфликтующая с Москвой Грузия. А что уж говорить о российском сателлите Белоруссии, которой, по прогнозам, за нефть и газ придется платить столько же, сколько и всем остальным. Можем ли мы, изменяя свою позицию, добиться, чтобы Россия и Германия отказались от прокладки газопровода по дну Балтийского моря и платили нам за транзит? Можем ли мы договориться, чтобы русские отшвырнули прочь свои замыслы по постройке своих портов на Балтике? Иначе говоря, можем ли мы вынудить Россию вести себя так, как ей не выгодно?
Нефть и газ составляют половину доходов России от экспорта, или почти четверть ее ВВП. Если на мировых рынках цена на нефть поднимется всего лишь на 1 доллар, это дает России 1,5 млрд. долларов дохода в бюджет. Так что тактика России договариваться напрямую с лидерами крупнейших государств Европы и прокладывать трубы в обход транзитных стран, на ее взгляд, очень даже правильна, хотя совершенно противоречит нашим интересам как государства и части ЕС.
Все это оставляет немного надежды на то, что в ближайшее время отношения Литвы и России удастся повернуть в русло нормального и конструктивного взаимосотрудничества. Единственное, что мы можем сделать, - это отказаться от намерений наставить ее на путь истинный и привести в нормальный демократический мир. Не злить ее и не потакать ей. Как найти баланс между этими двумя полюсами, кажется, не знает и сама Европа, открывшая 'новый реализм'.
Об отношениях Литвы и России политики, историк и предприниматель
Витаутас ЛАНДСБЕРГИС, член Европейского Парламента: 'Сегодня отношения наших стран настолько хороши, насколько только могут быть между достаточно агрессивной Россией и еще не совсем унизившей себя Литвой. Не думаю, что сегодняшняя позиция Литвы в отношении России является жесткой. Она, скорее, осторожно осмотрительная и не всегда достойная. Скажем, хотя мы и выразили поддержку Эстонии и Польше, которых атаковала Россия, мы могли бы куда как очевиднее встать рядом.
Позиция Литвы в отношении России не обязательно должна быть жесткой - куда как важнее, чтобы она была ясной, чтобы мы не боялись сказать, что у нас все еще есть не разрешенные вещи.
Мы могли бы брать пример с Польши, которая, испытав унизительный бойкот со стороны России, вынудила ее говорить по-человечески: не теряя своего лица, но и не унижая партнера.
У Литвы есть не меньше возможностей заявить о своей позиции. Скажем, ясно сказать, что мы не согласны с членством России в ВТО, пока она не вернет присвоенные рублевые вклады жителей Литвы.
Отказаться от ценностей ради экономической выгоды - близорукая политика, которая, кстати, не выгодна и самой России. Если есть желание, чтобы в этой стране был какой-нибудь прогресс в направлении демократии, то нужно об этом открыто говорить'.
Доктор Чесловас ЛАУРИНАВИЧЮС, политолог: 'Думаю, что сегодняшние отношения Литвы и России, скорее, плохие, чем хорошие. Это дает нам некоторую выгоду: они мобилизуют нашу общественность. При помощи проявлений некоторой враждебности России мы пытаемся поддерживать свою идентичность, отличную от той, что была в советское время. Иначе говоря, мы все еще бежим от России. Это, может, и нужно.
С другой стороны, такое явление дает только кратковременную выгоду, которая не компенсирует долговременный ущерб. Самый большой убыток, который причиняет наше поведение в отношении России, - плохой имидж Литвы и ее соседей в глазах 150 миллионов русских. Этим плохим имиджем в будущем может воспользоваться любая власть в России.
Не могу рассуждать о том, что происходит за кулисами большой политики. Однако в общественном пространстве мы слышим риторику, которую я бы назвал демонстративно оскорбляющей Россию: мы постоянно учим Россию, подчеркивая, какая она неудачница. Такая не очень умная позиция все еще господствует, хотя в последнее время можно заметить, что она становится более рациональной.
Если бы мы говорили об оценках политики Германии в отношении России, то я думаю, что она значительно упростилась. Говоря, что Германия выбирает выгоду, жертвуя ценностями, мы учим и оскорбляем и эту страну, а это еще хуже, чем риторика, направленная против России'.
Арунас ШИКШТА, генеральный директор АО 'TEO LT': 'Думаю, что чем активнее будут предприниматели на различных рынках, в том числе и в России, тем меньше международные отношения будут оказывать влияния на экономику обеих стран. Ведь если государства не могут договориться, то это, несомненно, мешает.
Недавно по приглашению телекоммуникационных операторов России я гостил в Китае, где было открыто представительство российских компаний. Могу твердо сказать, что глобально действующий деловой мир России давно уже не мыслит теми терминами, которыми все еще спекулируют отдельные наши политики.
Если посмотреть на показатели Литвы по экспорту и импорту, то мы увидим, что Россия является одним из важнейших деловых партнеров. Несколько ниже находятся Германия и другие страны Европы. Это означает, что у нас есть потенциал. Важно, чтобы политика нашего небольшого государства была бы осмотрительной, последовательной и динамичной. Сегодня бизнес, по сути, не видит никакой государственной политики в отношении восточных рынков.
Мы должны научиться хорошо анализировать и обосновывать свои долговременные экономические интересы и даже предусмотреть инвестиции для поощрения экспорта на Восток или на Запад. Это должно делаться на государственном уровне, однако, не впопыхах, преследуя интересы партий или отдельных лиц'.
Пятрас ВАЙТЕКУНАС, министр иностранных дел Литвы: 'Хороши или плохи наши отношения с Россией, зависит от того, по каким параметрам мы их будем оценивать. Можно сказать, что они действительно неплохи: экспорт Литвы в Россию превышает 5 млрд. литов (примерно 50 млрд. российских рублей - прим. перев.) в год, из этой страны мы ежегодно получаем более 3 млрд. кубометров газа, у нас подписано свыше 30 различных межгосударственных договоров.
Однако наши отношения серьезно омрачают вопросы исторической справедливости. Когда Москва заявляет, что Литва добровольно вступила в СССР, нас, понятное дело, это оскорбляет. Тот факт, что мы уже семнадцать лет ждем приезда в Литву президента России, прекрасно все показывает.
Самые большие убытки, которые мы несем из-за таких отношений, - неиспользованные возможности. Хорошо, что в повестку дня с Россией вписаны несколько десятков мелких вопросов. Однако плохо, что у нас нет широкомасштабных проектов, которые отвечали бы возможностям, масштабу, энергии и могуществу ЕС и России.
Для Литвы важно найти баланс между ценностями и прагматизмом, создать последовательную государственную позицию и не метаться между программами партий. Этот баланс интересов очень важен, поскольку только тогда мы сможем опираться на всех своих соседей. Не нужно забывать, что так называемая 'realpolitic' привела Европу к двум мировым войнам'.
_______________________________________________
Прибалтика: "Русские скупают наших политиков, нашу прессу, наш разум" ("The New York Times", США)
'Между Литвой и Россией - 'холодная война'' ("Atgimimas", Литва)
