За последние два года история с индо-американским атомным сотрудничеством буквально поглотила весь внешнеполитический дискурс Индии. И хотя окончательное подписание сделки до сих пор находится в подвешенном состоянии, сообщество политических аналитиков без устали спорит о новых перспективах и трудностях, которые предстоит решать тем, кто определяет внешнюю политику страны.
Под вуалью атомного вопроса скрываются серьезные идеологические споры о том, должна ли индийская внешняя политика руководствоваться доктриной неприсоединения в качестве основополагающей. Ведущие представители американского внешнеполитического истеблишмента пренебрежительно отзываются о нежелании Индии распрощаться с этой "устаревшей концепцией". Недавние критические замечания Кондолизы Райс напоминают еще недавнее прошлое, когда бывший госсекретарь Джон Фостер Даллес (John Foster Dulles) называл индийский нейтралитет "аморальным" и "недальновидным".
Пренебрежительное отношение США к понятийным основам индийской внешней политики не должны быть причиной для озабоченности. По настоящему беспокоит тот факт, что в самой Индии периодически раздаются голоса, которые с готовностью повторяют слова внешних критиков. Такие ревизионисты зачастую имеют искаженные представления о самой сути неприсоединения и о его сохраняющемся значении в современной международной жизни.
Прежде всего, необходимо еще раз напомнить, в чем состоит логика неприсоединения, как ее понимали отцы-основатели движения. Концепция неприсоединения Джавахарлала Неру исходила из геополитической ситуации - Индия как недавно образованное государство не могла принимать участия в жестком биполярном противостоянии. Вместо этого страна предпочла извлекать максимум из конкуренции сверхдержав, проводить гибкую внешнюю политику и заниматься собственным экономическим развитием. В самом деле, на протяжении 1950-х и 1960-х годов Индия получала мощнейшую поддержку одновременно и от США, и от Советского Союза! К.Субрахманьям (K.Subrahmanyam) был одним из ведущих политических аналитиков, которые откровенно заявляли: неприсоединение всегда было практикой реальной политики, прикрывающейся идеализмом. Тот факт, что идеологическую вуаль, в конце концов, посчитали самоценной, что проявилось в потоке высокоморальных словоизлияний, в равной степени свидетельствует как об относительной слабости Индии в глобальной системе, так и об идеологической наивности.
Со времени исчезновения с карты Советского Союза в 1991 году, в Нью-Дели стали осознавать выгоду от постепенного сближения с Соединенными Штатами. Это стало структурным ответом на возникновение новой расстановки сил, в которой превосходство США было неоспоримым. Однако к началу 2000-ых годов международная политика сделала еще один существенный поворот. Ирония судьбы заключается в том, что пока в Нью-Дели пытались примириться с новой ролью в мировой системе, где доминируют США, сами основы этого мирового порядка были подорваны.
К 2005 году в Вашингтоне осознали, что все мечты о преобразовании структур безопасности на Ближнем Востоке полностью потерпели крах. Проблемы США в Ираке, однако, совпали со столь же значительными событиями в Евразии. Россия, после более чем десяти лет внутренних потрясений, стала демонстрировать признаки неудовлетворенности теми узкими рамками, которые были заданы ей вашингтонскими ястребами после 1991 года. Стоит также вспомнить о выгоде, извлеченной Китаем из неожиданных событий 11 сентября, которые вынудили США переключить свое внимание с Дальнего Востока, где президент Буш собирался расширять свою политику сдерживания, на Западную Азию.
К 2006 году, когда США окончательно увязли в Западной Азии, а Россия и Китай продолжили стремительно усиливать свое геоэкономическое влияние, от американской самоуверенности не осталось и следа. Своеобразным водоразделом стало исполнение Россией функций геополитического арбитра в иранском вопросе.
Таким образом, сегодня после 15 лет "однополярности" Индия находится в чрезвычайно благоприятной мировой обстановке. Учитывая, что у Нью-Дели появился целый ряд ранее недоступных возможностей, будет чрезвычайно обидно, если внешняя политика Индии не позволит использовать произошедшую революцию в дипломатических отношениях. Однако просто извлечь уроки из эпохи "холодной войны" было бы недостаточно.
Ошибочное понимание конфликтов и взаимодействия, возникающих в последние годы между великими державами, может привести к недальновидным политическим выводам.
В данном случае поможет один пример. Стратегическое сотрудничество между Россией и Китаем в той форме, в какой оно происходило по иранской проблеме и в Центральной Азии, конечно, никак нельзя назвать малозначительным. Однако оно породило домыслы о создании новых блоков с целью сдержать США, результатом чего якобы является необходимость для Индии выбирать между США и их союзниками с одной стороны, и Россией и Китаем с другой. Возникновение многосторонних "блоков" вроде трехстороннего российско-китайско-индийского форума и Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС) стали аргументами в пользу этой позиции.
Но это ошибочное предположение! Хотя Россия и Китай четко заявили о своем намерении скоординировать действия по целому ряду вопросов, что впервые нашло отражение еще в договоре о стратегическом партнерстве 2001 года, а впоследствии так и поступили, однако в то же время они пытались углубить взаимодействие с теми странами, которые они вроде бы пытаются сдерживать.
Эта необходимость напрямую вытекает из сложившейся геоэкономической ситуации. На сегодня экспорт Китая превышает один триллион долларов (37% ВВП), и он полностью интегрирован в мировую экономику, а к 2008 году ожидается, что Китай займет первое место в мире по объему экспорта. Его инвестиционные связи с остальным миром еще теснее. Экономический реализм, лежащий в основе российской энергетической политики в частности и развития ее ресурсодобывающего комплекса в целом, предполагает интеграцию в глобальные экономические процессы. Все вместе это означает, что ни одно государство не стремится развивать эксклюзивные партнерские связи.
Многосторонние попытки, проявившиеся в форме трехстороннего форума и работе ШОС, являются не чем иным как прагматическими попытками на уровне коллективной дипломатии регулировать региональное сотрудничество в едином геополитическом пространстве и, что более важно, использовать геоэкономические возможности: учитывая дефицит эффективных паназиатских институтов, это очень нужное предприятие.
Чтобы по достоинству оценить этот феномен, важно понять разницу между нынешней многополярной ситуацией и тем биполярным миром, который существовал ранее. Биполярность времен "холодный войны" была и геополитической, и геоэкономической. Оба блока были самодостаточны, а торговля и инвестиции между блоками не имели значения.
Теперь же бывшие "блоки" очевидным образом намного теснее переплетены на экономическом, а значит, и на политическом уровнях. Это не означает, что геоэкономическое соревнование ушло в прошлое, и что государства будут действовать исходя из логики международного разделения труда, а не национальной выгоды. В мире анархии они никогда не будут этого делать. Но борьба друг с другом смягчается там, где существуют возможности для обоюдной выгоды. Отношения между Китаем и США в этом смысле совершенно типичны: их экономики зависимы друг от друга, ведь США являются крупнейшим покупателем товаров из Китая, а Китай в свою очередь финансирует треть огромного бюджетного дефицита США. Немаловажно, что такие отношения выросли из "ассиметрии", существовавшей в 1990-е годы, когда Китай очень сильно зависел от американского рынка и инвестиций, и превратившейся со временем во "взаимную уязвимость", которая доминирует на сегодняшний день.
Другой пример подобной взаимозависимости - энергетические связи между Россией и Европейским Союзом, изначально возникшие с Германией и проходившие через нее, но затем расширившиеся до целой группы стран от Украины до Португалии, заключивших двусторонние договоренности с "Газпромом". Это происходит, потому что Европейскому Союзу необходимо обеспечить энергетическую безопасность, а для России жизненно важно найти покупателя для своих углеводородов, особенно газа, ведь в данном случае продавцы и покупатели связаны газопроводом.
Как следствие, традиционные союзнические отношения претерпевают изменения, так как государства начинают вести разнонаправленную внешнюю политику. Разумеется, странам, которые уже превращены в сателлиты США, труднее прокладывать автономный политический курс, учитывая их военное сотрудничество с Соединенными Штатами - в особенности, речь идет о Европейском Союзе и Японии. Однако даже таким странам вряд ли удастся добиться полного взаимопонимания с лидером альянса. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров сформулировал это крайне лаконично: "Любые попытки восстановить былое трансатлантическое единство в качестве изолированного аспекта международных отношений могут увенчаться успехом лишь отчасти".
Для Нью-Дели последствия всеобщей зависимости друг от друга должны быть очевидными. Грубо говоря, ни Вашингтон, ни Пекин не станут портить свои двусторонние отношения с Индией, несмотря на попытки США постепенно превратить Индию в своего преданного союзника. Вероятно, эта политика, скорее направлена на усиление влияния США на Индию, нежели исключительно на сдерживание Китая. Точно так же и в отношениях между Китаем и Японией обоюдная экономическая взаимозависимость слишком сильна, чтобы Япония стремилась к эксклюзивной дружбе с Индией. Таким образом, использование возможностей сегодняшней системы отношений требует куда большей изощренности, нежели в биполярном мире, где у блоков не было реальных рычагов экономического воздействия друг на друга.
Поэтому наличие взаимно пересекающихся связей, объединяющих все основные центры власти, означает, что выбор - стать ли "другом" или "врагом" Соединенных Штатов - перед Индией просто не стоит. Индия должна скорее применить философию многовекторного развития, которая поможет проявлять больше гибкости в динамичных переплетениях международных отношений. И это, безусловно, и есть ядро и суть концепции неприсоединения!
_________________________________________________
Правила Realpolitik ("The Economist", Великобритания)
Бархатный развод в Китае ("Asia Times", Гонконг)