'Первой жертвой войны становится правда'. Этот афоризм очень точно иллюстрирует проблему, по-прежнему находящуюся в центре внимания украинского общества. Проблему воздания почестей людям, положившим свои жизни на алтарь свободы. Глубинный кризис национальной идентичности стал, к сожалению, фактом после более чем 70 лет войны коммунистического режима против наших соотечественников и 16-летнего периода истории независимого государства, в значительной степени скомпрометированного власть имущими.
Война, которая, кроме огромных людских потерь (от поражения Украинской революции, трех Голодоморов, Второй мировой войны до подавления освободительного движения на Западной Украине - счет идет на десятки миллионов жизней!), нанесла еще и фатальной силы удар по духовной ауре нации. Мы по сей день еще не осознали масштабов этой, без преувеличения, национальной катастрофы XX века. Не потому ли значительное количество граждан Украины (здесь важно подчеркнуть европейский вариант определения понятия нация - именно как политической) находится в тисках лживой пропаганды времен всевластия Кремля? Они и слышать не хотят о 'постгеноцидном синдроме', 'так называемых Голодоморах', национально-освободительном движении, лидеров которого называют приспешниками фашистов, постоянно оглядываются на доморощенных манкуртов из рядов левых и прокремлевских партий, а также их хозяев из страны 'управляемой демократии'.
Тысячу раз был прав Александр Довженко в своих 'Дневниках', когда в ноябре 1945 года называл послевоенную Украину 'Великой Вдовицей' на 'диком поле Европы': 'Таким образом, Великая Вдовица утратила сорок процентов детей своих убитыми, сожженными, замученными, сосланными в ссылки, изгнанными в чужие земли на вечное блуждание. А до войны, с начала Великой Социалистической революции, она потеряла, кроме миллионов погибших в боях и сосланных политических, еще шесть миллионов от голода в урожайный 1932 год... Сейчас она тяжело, если не смертельно, ранена. Таких потерь, замалчиваемых из-за ужасной своей правды, не знал и не знает ни один народ в мире'. Но впереди еще была более чем десятилетняя героическая, без шанса на победу, борьба Украинской повстанческой армии против мощной тоталитарной силы - Советского Союза.
Недавно президент Украины Виктор Ющенко подписал пакет неотложных законопроектов, которые передал в Верховную раду Украины. Среди них проект закона о статусе участников борьбы за независимость Украины 20-90-х годов XX века. Уже в преамбуле этого документа четко артикулируется позиция государства: 'В XX веке борьба украинских граждан за независимость Украины, вызванная продолжительной денационализацией и ассимиляцией украинцев на территории других государств, приобретала различные, в том числе вооруженные формы. Сотни тысяч граждан в течение 20-90-х годов прошлого столетия боролись за свободу и независимость Украины в составе политических, партизанских, подпольных, военных организаций, а также осуществляли иную деятельность, направленную на обретение Украиной независимости'. В статье 1 названы военные и политические формирования, боровшиеся за независимость Украины: Ук┐раинская военная организация (УВО), Карпатская Сечь, Организация украинских националистов (ОУН), Украинская повстанческая армия (УПА), Украинский главный освободительный совет (УГОС). Кабинет министров Украины в шестимесячный срок со дня вступления в силу этого Закона обязан 'подготовить и представить на рассмотрение Верховной рады Украины предложения о государственных социальных гарантиях, которые предоставляются участникам борьбы за независимость Украины...'
Пока же Верховная рада ломает копья в политических баталиях. А закон, обсуждение которого началось задолго до публикации, в том числе и в СМИ, безусловно, ждет сложная судьба. На региональном уровне уже давно началось контрнаступление: в течение октября-декабря прошлого года Луганский, Харьковский и Херсонский областные советы приняли решения, противоречащие закону. Среди требований к центральным властям - отмена празднования 65-летия УПА, указа о праздновании 100-летия со дня рождения командующего УПА Романа Шухевича, пересмотр учебных программ, где 'история Великой Отечественной войны, Второй мировой войны представляется искаженной, героизируются ОУН, УПА...'; выдвигаются претензии и относительно трактовки Голодомора 1932-1933 гг. как геноцида украинского народа.
'Зеркало недели' обратилось за комментарием к главе Киев┐ской организации общества 'Мемориал' имени Васыля Стуса, директору Музея советской оккупации Украины Роману Круцику. Вот что он сказал: 'Конечно же, проект, представленный Виктором Ющенко на рассмотрение парламента, оцени┐ваю позитивно. В конце концов, необходимо отдать должное вооруженному освободительному движению за независимую Украину. Сегодня мы имеем в государстве парадокс, когда те, кто подавлял освободительное движение, получили социальную защиту, выражающуюся в высоких пенсиях, льготах по коммунальным выплатам... Более того, в законе о социальном статусе ветеранов, который при президентстве Леонида Кучмы лоббировали коммунисты и социалисты, установлена категория, имеющая название 'истребительные батальоны'. И этим 'ястребкам', а среди них - бойцам 400 спецотрядов НКГБ, переодевавшимся в форму воинов УПА и совершавшим страшные преступления против мирного населения, срок войны продлен до осени 1954 года! И сегодня мы имеем ситуацию, когда участники движения сопротивления находятся на независимой Украине, за которую они боролись, в статусе людей третьего сорта. А те, кто боролся против независимости, - социально защищены все тем же независимым государством, за которое они 'боролись'. С кем можно было бороться до осени 1954-го? С саранчой или с грызунами? Такая 'социальная справедливость' - нонсенс, и потому представление президентом Украины проекта Закона о стату┐се участников борьбы за независимость в Верховную Раду является совершенно справедливым, хоть и очень запоздалым шагом'.
Сегодня мы публикуем первый из серии материалов о борьбе украинцев за независимость Украины. Авторы попытались взглянуть на события 40-50-х годов глазами человека, прошедшего в советские времена через нечеловеческие испытания, и остающегося в статусе изгоя в государстве, за которое проливал кровь.
Сергей Махун
Воинов УПА осталось немного. Все они преклонного возраста, и нужно успеть записать их жизненные и боевые истории. Было бы хорошо собрать живые воспоминания и фотодокументы и издать книгу. Этих аргументов оказалось достаточно для снаряжения нашей небольшой экспедиции. 'Не забудьте только расспросить, как они смотрят на идею примирения', - сказал на прощание редактор. На Тернопольщине, в городе Чорткове, мы задали этот вопрос бывшей связной УПА Марии Штепе. 'С фронтовиками, простыми солдатами, мы никогда не ссорились, поэтому и мириться нет надобности. А вот с энкавэдистами, которые выбивали нам зубы, выкалывали глаза и людей наших к стенке ставили, - никакого примирения быть не может. Сейчас, - продолжала пани Мария, - они получают солидные государственные пенсии, а нас государство это до сих пор не признало воюющей стороной'. Что-то похожее говорил нам старый воин Дмытро Верхоляк из села Маркова Богородчанского района Ивано-Франковской области. В УПА он пошел в 1947 году, а под стражу его взяли аж в 1955-м. Отсидел в различных лагерях ГУЛАГа 25 лет. От звонка до звонка. Таких, как он, режим не миловал. Сейчас ему живется хуже, чем в лагере. Пан Дмитро одинок и очень болен. Едва передвигается на костылях. Он - живой укор чрезмерно пафосным и национально 'сознательным' организациям. Если бы юноши и девушки 'Пласта' хотя бы раз в месяц приехали к старику убрать, постирать и нарубить дров, руки бы у них не отвалились. Да и на военных подготовках им значительно легче кричалось бы 'Слава Украiнi! Героям слава!' Воспоминания пана Дмытра мы дадим позднее, а пока предлагаем вашему вниманию разговор с Федором Палинским. Родом он из Закерзонья. Сейчас живет в поселке Красное на Львовщине. В УПА был станичным и 'харчовим'. Параллельно отвечал за разведку на местности. Первый вопрос к пану Федору - об особенностях борьбы УПА в Закерзонье.
- Эта территория была под Польшей. Люди жили очень плохо. Ходили босые. Даже в церковь. Под церковью мыли ноги, обувались и шли на службу Божью. В школе украинский язык преподавали дважды в неделю. Остальные предметы - на польс┐ком. Поляки склоняли нас к смене национальности. В 1942 году я вступил в юношескую ячейку ОУН. Органи┐зация украинских националистов находилась в подполье. Были 'Со┐кол', 'Пласт', другие... При немцах появились первые боевые и вооруженные отряды. Ходили преимущественно открыто. Мы контролировали почти всю Лемкивщину. Была она как бы самостоятельной республикой. Линии связи срезали, мосты подрывали. Никакой власти там не было. Были, правда, так называемые пособники польской полиции. Насколько помню, мы ни одного из этих пособников не застрелили. После прихода большевиков ситуация изменилась. Тактику тоже нужно было менять. В Закерзонье отделов УПА было много. Действовало более двадцати двух сотен. Люди были наиболее упорные. Когда разгорелось восстание, проводники волосы на себе рвали: 'Как мы ошибались: какие это люди культурные, идейно воспитанные'. К делу привлекали даже детей. В раз┐ведку их брали. Если такой попадался, то не рассказывал ничего.
- Сколько лет вам было, когда пошли в УПА?
- Около шестнадцати. Вообще, в отрядах были преимущественно молодые ребята. Тех, кому больше двадцати пяти, было мало. Меня сразу поставили станичным и 'харчовим'.
- То есть система снабжения боевых отрядов шла через станичного...
- Да. Моей основной задачей было поставлять хлеб в отряды. С этим было трудно разбираться. Кто богаче, кто беднее. В качестве станичного меня приписали к отряду СБ. Служба секретная. Мои родные до сих пор не знают того, что знаю я. Работа была связана с разведкой. Бывало, сядешь на коня среди ночи и везешь информацию. Может - правдивая, может - нет, а должен ехать. Однажды десять километров продирался через лес, чтобы доложить сотенному, что под словацкую границу идет эшелон с облавой. Так и было. Привезли на эту облаву тысячу восемьсот человек.
- Сейчас многие думают, что УПА с немцами сотрудничала:
- Это вранье. 'Нiмаки' по нашим лесам боялись облаву делать. А если и делали, то гражданских людей пускали вперед, а сами шли сзади.
- С вами боролись и немцы, и большевики. В чем различие между ними?
- Мне один майор немецкий говорил, что гитлеровцы - это чер┐ный фашизм, а тот, с востока, - красный. Различие в том, что черный фашизм тебя расстреляет или сожжет, а красный говорит: 'Будешь на меня работать, пока не подохнешь'. Вот такое различие было. Что один палач, что другой. Я этого уже не видел, но в лагере ребята мне рассказывали, что в Ивано-Франковске немцы поймали шестнадцатилетнюю девушку. Она была связана с ОУН. И вот что они придумали. Два крепких гибких дерева стянули вместе, привязали руки и ноги к тем деревьям и пус┐тили. Разодрали надвое. Ребята пришли, посмотрели и взялись за дело. Захватили склад с оружием, переоделись в немецкие мундиры и окружили комиссариат. Всех обезоружили и сказали: 'За эту девушку всех вас перестреляем'. И таки перестреляли. Было тех немцев 350 человек. Спрашиваете, какое различие. Немец больше жить хотел. Моему отцу советские солда┐ты сказали: 'Папаша, какая разница, я сегодня погибну или завтра'. Немцы больше заботились о себе, но в жестокости они с советами были одинаковые. Немчур 'десятковал'. То есть за одного убитого отстреливал каждого десятого. У нас в селе еще с 1914 года жил немец. Был добр к украинцам. Его уважали, а потом, в войну, кто-то его убил. Причем днем. Ну тогда пригнали кучу немцев с танками с собаками и сказали, что будут 'десятковать'. Выкопали большую яму. Но немцы прислушались к священникам. Люди пошли к батюшке. Он поехал в гестапо и говорит им: 'Вы такая знаменитая армия, разве не можете провести расследование?' Ну и еще им многое говорил. Так тот священник нас выручил, не 'сдесятковали' наше село. А потом через две недели нашли того убийцу, пригнали и расстреляли публично.
- Вы были свидетелем того, что сейчас называют операция 'Висла', когда Сталин отдал Закерзонье полякам, а украинцев выселил...
- Выселение началось еще в 1944 году, а операция 'Висла' - это 1947 год. В 1944 году начали выселять, а в 1947-м - массово. Сопротивле┐ние УПА было сильное. Все коммуникации, мосты, пути были подорваны. Бои шли, горели села и ночью, и днем. Люди были в страхе, и каждый ожидал, когда это все к нему придет. Всякими правдами и неправдами спасались. У нас было меньше поляков, так еще обошлось, еще полбеды, а где их было больше, там целые села расстреливали, жгли.
- Но была же Армия Крайова. Разве с ними нельзя было договориться? Они тоже против большевиков боролись...
- Договорились, но было поздно. В 1946-м где-то в марте договорились, что не будут друг другу препятствовать, поскольку враг один как для Польши, так и для украинцев. Но маховик раскрутился, и кровь лилась за кровь. Было такое лесное село Залатка, где-то на восемьдесят хат. Обступили в два часа ночи, облили бензином, подожгли и никого не выпустили. Там страх был. А то приехали в мое село, где-то около четырех часов утра, и расползлись. Зашел в наш дом молоденький жолнер (польский военный - прим. ред.) и говорит: 'Дай Бог счастья'. Сестра ему: 'Вы нам хорошее счастье принесли'. Жолнер тот - поляк с Тернопольщины. Родственников эвакуировали, а его забрали на высылку украинцев. Хитро делали. Получилось так, что тот жовнирик был очень совестливый. Говорит: 'Я вам расскажу правду, но вы меня не продайте. Завтра в десять часов придет такая компания, что я их сам боюсь. Настоящие резуны. Не знаю, сколько дадут времени на сборы. Готовьте в дорогу все лучшее; одежду и чтобы еда была'. На следующий день мы уже были готовы. Пригнались, словно звери, и говорят: 'Так пан уже готовый, а кто пану сказал'. - 'Никто, я знал, что будете нас выселять'. Сразу же пасеку сожгли, поскольку мед им был нужен. Это был ужас. Собаки лают, воют. Две дивизии бросили против нас.
- И советских, и польских?
- Да, но поляками там руководили Советы. Когда нас выселяли, нужно было реку переехать. Ославу. Метров пятьсот шириной. Мост наши ребята подорвали, переправиться можно только на лошадях. У кого были хорошие. А у нас были хорошие. Мы помогали им переправляться. Были около нас два жолнера. И у кого были лошади слабее, берут кнут и раз - по ним, мать твою бандеровскую - мост взорвали, а раз - по хозяину. По дорогам грабят, забирают все вчистую. Это ад. А потом на станцию. На станции тоже обворовывали. И было сделано так: не распишешься - не повезут.
- То есть делали вид, что люди добровольно оставляли свои дома?
- Так, будто добровольно. Придет такой полковник: 'Ну что, желаете, чтобы вас поляки здесь совсем вырезали? Надо писать и выезжать'. Люди не писали по месяцу. А потом, в 1947-м, 'Висла' уже... Я был станичным и 'харчовим' в структуре СБ. Это означало, что, кроме заготовки продовольствия, я должен был налаживать агентурную сеть. Работы было море. В основном нужно было добывать информацию об облавах. СБ, кстати, имела всю информацию о передвижениях генерала Сверчевского. Его псевдоним был Вальтер... Информация была точная. Устроили ему засаду. Пропустили все войско польское, затем подошли 'бобики' и легковые машины. Мы знали даже, в какой машине он ехал. Об этом нам люди из польской разведки сказали. Ну и хлопцы, значит, его застрелили. В системе СБ работали и юноши, и даже дети разного возраста. У нас была большая организация, понимаете.
- А когда вас арестовали?
- В 1949-м. Думаю, что организация сама в этом виновата. Я предупреждал: зачем берете неподготовленных ребят? Ему дадут раз по роже, и он все расскажет. Взяли меня, терзали целую неделю, потом на очную ставку. Отца тоже взяли. Его били, мучили, ничего не добились и отпустили.
- Как следствие проходило?
- Проходило оно очень красиво. Подвергали пыткам по-разному. Часами нужно было сидеть присев на корточках, на допросы вызывали среди ночи. Бьют, значит, лупят куда попало, ведро воды на вас выльют - и будьте здоровы. Я не признавал ничего, в том числе очной ставки. Потом дело передали во Львов, где следствие вел полковник. Что-то в документах перекладывал, и все с матом... А я говорю: 'Чого ви ся материте? Що поганого вам моя мама зробила?' - 'Ты прав, - говорит, - извини, но русский иначе не может'. Потом бросили на Бригидки. Тюрьма такая в Львове. По 40 человек в камере: Наказывали за это 'смирительной рубашкой'. 'Очень хорошенькая' такая 'рубашка'. В ней человек очень скоро теряет сознание, пена изо рта выступает. Рядом женщина, врач. Добрая такая: 'Ничего, еще несколько минут потерпит'... Из Бригидок - в пересылочную тюрьму. Там невозможно было находиться. Через четыре дня повезли в Карагандинскую область, Джезказганский район. По дороге 'перекличку' делали - молотками деревянными на длинных ручках. Один чекист с одной стороны, второй - с другой, и лупят по спинам:. Через две недели привезли в Караганду, на Кенгир. Люди как из учебника анатомии - живой скелет. Их на работу уже не брали, поскольку это были живые трупы... В 1955 году мы забастовку устроили.
- Как раз хотел вас спросить об этом Кенгирском восстании...
- В Кенгире было пять тысяч мужчин и две тысячи женщин. Больше всего украинцев. Ребята прошли хорошую военную подготовку в УПА, были организованные и ничего не боялись. Перед восстанием вывезли меня на медный рудник в 25 километров от Кенгира. На руднике тоже готовились выступить. Власть обещала, что скоро освободят 'малолетку'. 'Малолетку' не освободили, режим оставался строгим. Тогда мы приступили к организации восстания. Ребята были мастеровые. Гранаты делали, пистолеты, ножи. Начальство лагерное не знало, что с этим делать. А потом привезли один полк. Генерал говорит: 'Что, живых людей будем давить? Это не война'. И отказался. Не знаю, как потом его судьба сложилась. Другого привезли - тот тоже отказался. А потом пригнали танковый полк, где-то они этих головорезов набрали. Были там какой-то Вавилов, генерал Конев, ну и еще, я уже забыл, как их звали. Поднялись на вышки - и все, 'по врагу вперед'.
- Насколько мне известно, в этом восстании больше всего женщины пострадали...
- В кенгирском лагере была каменная стена, три метра высотой, а может, и больше, и проволока. Когда объявили забастовку, узники развалили эту стену и присоединились к женщинам. Они хотели защитить нас. Думали, если выйдут навстречу тем танкам, то солдаты на женщин не поедут. Мы отговаривали, но они не слушали нас. Вышли на площадь перед бараками. Танки поехали... Где-то около 600 женщин там раздавили.
- Расскажите, как сложилось ваша жизнь во времена перестройки, и о перезахоронении воинов УПА.
- Жена моя тоже принимала участие в Кенгирском восстании. В 90-е мы с ней организовали союз политзаключенных района, потом - товарищество воинов УПА, позже - Конгресс украинских националистов. Раскопки останков воинов, замученных НКВД, начали в 1998 году. Во львовском Мемориале мне сказали, что для получения разрешения на перезахоронение нужно найти трех свидетелей. Люди еще боялись, но я нашел нормальных людей. Они дали свидетельские показания, какая здесь была бойня. Убитых воинов свозили в Красное, раздевали догола и на три дня выставляли у стены, не узнает ли кто. Не одна мать стиснув зубы убегала прочь, чтобы не разоблачили, что это ее сын. Ночью энкавэдэшник колючей проволокой связывал их за ноги, волок где-то за полкилометра и там закапывал. Сейчас на том месте мы насыпали курган. Итак, выкопали мы ребят и сложили в 36 гробов. В каждом гробу по два-три черепа. Перезахоронению противились. Меня вызывали в КГБ. Морочили голову: 'Если поселковый совет не даст разрешения, идите в район, район не даст - идите к нам'. Я тем кагэбэшникам сказал: 'Уже вижу, что не разрешите. Что, еще хотели бы сажать?!' Они боялись этого перезахоронения. Потом украли разрешение, но раскопки уже начались, флаги вывесили. На похоронах было свыше пяти тысяч людей. Поставили памятник. Все это на общественные деньги. Государство не помогало.
- Ходят слухи, что в Красном поставили общий памятник советским солдатам и воинам УПА.
- Нет, это отдельные памятники. Под советским захоронен некий Глузд. Это был настоящий палач украинского народа. Но есть еще не перезахороненные. Шесть летчиков из Галицкой армии и подполковник. Здесь, в Красном, был аэродром. Командовал им сын Ивана Франко, Петр. Он тоже здесь погиб. Каждый год просим священников на этих могилах править службу. Я выступаю, прошу: 'Отцы духовные, не забывайте наших героев, молитесь за их души...' Уже шестнадцать лет Украине, но власть все время нужно подгонять. Ка┐кие-то они равнодушные к земле своей и истории нашей.
________________________________
История как политический инструмент для школьников ("Газета 2000", Украина)
Дело Василия Кононова: урок для Украины ("Украинская правда", Украина)
