Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
"Русский царь"

Во вновь обретенной любви к матушке-мачехе России в сегодняшней Сербии явно просматривается приличная коллективная досада по отношению к Западу

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Cербские симпатии к далеким куполам Кремля всегда были осмотрительно теплыми. Больше Толстого, чем Ленина в Белграде, больше общей идентичности в византийской церкви, чем в государственном социализме, вплоть до нескольких последних десятилетий. Если же от Толстого перейдем к кино и музыке, то молодая Сербия говорит по-английски. Разозленные - да, дураки - нет, таковы сегодняшние сербы

Данный материал публикуется в рамках акции 'Переводы читателей ИноСМИ.Ru'. Эту статью обнаружила и перевела наш читатель Italia, за что мы ей крайне признательны

_____________________________________

Статья, любезно предоставленная переводчику (и читателям ИноСМИ) лично автором - Эннио Ремондино.

'Русский царь' - это кафе в Белграде, из другой эпохи, но которое выстояло во времени, на углу пешеходной и самой привлекательной улицы в мире - Князя Михайлова и Трг Републике (Площадь Республики), площади всех сербских политических восстаний, обреченных на неумолимый провал. 'Русский царь' занимает весь первый этаж величественного габсбургского дворца конца XIX века. Внутри - столики, абажуры и кресла, которые воспроизводят стиль и манеру той эпохи. Официанты в безукоризненной красной казачьей форме, вооружены карманными компьютерами для электронной бухгалтерии, а на стенах - парад царей Всея Руси. Тех, кто кончил хорошо, и тех, кто кончил плохо: царицы, забальзамированные в придворные платья, принцы-инфанты в позах красивых статуэток, масляные портреты определенной ценности и пожелтевшие фоторепродукции того Санкт Петербурга, исчезнувшего вместе с последними Романовыми. Галерею на возвышающемся цокольном этаже с рестораном завершает цветная фотография русского царя, правящего сегодня - Владимира Путина.

Панславизм сербского премьера Воислава Коштуницы, возможно, является открытием и для него самого. Скорее, реакция "против", чем подлинный культурный импульс южных славян. Во всей старой Югославии панславянские настроения всегда были достаточно теплыми. Несомненно, это проявление несколько большей близости в области культуры и общая православная традиция, чем идеология и марксизм советских времен. Югославы были нетипичными коммунистами, когда еще были ими. Гораздо менее близки к Москве, чем к коммунизму Коммунистической партии Италии во время правления Сталина или сразу же после его похорон. Партизанский славизм Тито был настолько сильным идентифицирующим чувством, что на десятилетия заменил собой точное и разделяемое всеми национальное самоопределение. После краха берлинской стены, коммунизма и стратегически рентабельного югославского положения здесь начался стремительный поиск идентичности, правда, с некоторой путаницей между понятиями нации и этнической общины. Именно то, что сейчас происходит, по закону возмездия, в Косово.

Можно даже сказать, что с опозданием в 200 лет по отношению к французской революции, южные славяне и более или менее любимые балканские соседи очутились в переходе от империи (как оттоманской, габсбургской или социалистической) к пост-социалистической интерпретации Государства-нации. Если Тито был более дальновидным, чем Луиджи Лонго или Армандо Коссутта (видные представители КП Италии - прим. пер.) по отношению к сталинизму, то нужно признать и то, что Милошевич не был, конечно, просветителем. И результат налицо. Благодаря Милошевичу вместе с Туджманом, Изетбеговичем или Руговой, на Балканах начался турбулентный катастрофический переход к странам-почтовым маркам, сублимацией которых является албанское Косово. В список ответственных за подобное развитие событий в этой части Европы нужно было бы добавить и другие имена, европейские (из ЕС) и трансатлантические. Остается фактом, что Сербия, и не только она, оказались в трудном положении с 'не совсем государством', которое провозгласило себя на территории ее "южной провинции". Государство, которое есть, и которого нет.

Пре- или пост-Вестфалия (Вестфальский трактат, положивший конец религиозным войнам и Тридцатилетней войне - прим. пер.), слышал я разглагольствования в историко-академических кругах для измерения национального суверенитета, который с далекого 1648 года правит международными отношениями. Этот национальный суверенитет, прочтенный сегодня в абсолютном значении или уже в относительном, очень сильно смахивает на наш анекдот о карабинерах, об указателях поворота, "сейчас да, сейчас нет" (Два карабинера в машине: 'Ефрейтор, проверьте, работают ли указатели поворота!' Ефрейтор высовывается из машины: 'Сейчас да, сейчас нет...сейчас да, сейчас нет... сейчас да, сейчас нет...' - прим. пер.). Более или менее, как пре- или пост-Вестфалия Соединенных Штатов или России, которые по национальному суверенитету Сербии или Чечни то пре-, то пост-Вестфалия, в зависимости от того, как им выгодно.

Проблема Сербии - иметь короткую историческую память, всегда, и только полную пре- или пост-, которые всегда и в любом случае играют против нее. Во вновь обретенной любви к матушке-мачехе России в сегодняшней Сербии явно просматривается приличная коллективная досада по отношению к Западу и, прежде всего, к Европейскому Союзу. К Европе, названной представителями сербского правительства "усердным официантом планетарных стратегий атлантического происхождения". Она более глупая и существенно более нахальная, чем штатовский хозяин, который навязал на Балканах свою стратегию. Строгие суждения при еще ноющей косовской ране, которые слышишь на улицах Белграда и за эксклюзивными столиками "Русского царя". Ноющая рана и внутреннее политическое инспирирование вместе взятые - там, где, возможно, проходит линия столкновения проевропейского президента Бориса Тадича и премьера-консерватора Воислава Коштуницы, пролегающая и через нестабильные границы дунайской Паннонии и первых русских степей.

Между Дунаем и Днепром, на самом деле, течет нефтяная река. Русский энергетический гигант "Газпром" покупает по бросовой цене у Сербии контроль над ее старой нефтяной государственной промышленностью, положив на стол переговоров возможность сербам контролировать несколько нефтяных кранов, предназначенных для богатой и малодружественной Европы. Соглашение на прохождение по сербской территории нового русского нефтепровода 'Южный поток' (South Stream) было подписано во время последней поездки за границу Дмитрия Медведева, перед его избранием наследником Владимира Путина. В первых числах марта последний штрих к свадебному портрету - вход на сербский рынок одного из первых пяти банков новой постсоветской России с капиталом в 1,2 миллиарда долларов. И в доказательство того, что не всегда политика делается медленно, в первую неделю марта прорусская Южная Осетия попросила генерального секретаря ООН, Европейский Союз и Россию признать ее независимость от Грузии. Как это произошло в Косово.

Если ищешь в Белграде Россию, то не можешь пропустить близлежащий, уже столетний, отель "Москва", открытый в 1906 году, и с тех пор больше никогда основательно не реставрированный. В двух шагах от Площади Республики до Террассы, в конце оживленной прогулки. Отель "Москва" - место на любителя. Бар и кондитерская всегда заполнены белградцами, занятыми длинными разговорами, огромные залы, которым контрастирует гостиничное бюро типа военного комиссариата с кучей прилежных служащих и караульным в глубине. Проходишь заграждение, и тебя встречают высокие этажи, пять-шесть метров до потолка, и двухэтажные номера, вход - зал со старинной мебелью, и деревянная лестница, скрипящая под твоими шагами до самой спальни и ванной комнаты. Водопровод времен реального социализма, вид - прекрасный, даже ночью, потому что шторы на огромных окнах не снимались со времен Тито. Даже если ты не ночуешь в "Москве", ты, как знаток, должен идти в ресторан. До совсем недавнего времени он находился на втором этаже, с неизменным старым пианистом и официантом строгого советского стиля с белыми платяными туфлями на ногах, зашнурованными до самой щиколотки. Сегодня встречаешь "хостесс", эстетическую интерпретацию новой демократии, лучших из лучших, отобранных на знаменитом променаде, обладающих походками топ-моделей. Недавно ресторан перенесли на более приятный первый этаж, в угол, но его фирменное блюдо для гурманов остается все тем же - тартар, который готовится для тебя со всеми гарнирами прямо на глазах главным официантом, большим специалистом в деле своего гастрономического искусства.

Европу типа ЕС, как продукт, сегодня в Сербии очень трудно продать. Конечно, она стоит некоторых личных уступок для получения шенгенской визы, которая уже стала просто необходимой, чтобы выехать из своего все уменьшающегося национального дома, но мало кто верит свадебным обещаниям. А еще больше - в счастье. Европа, которая перемешивается с НАТО, и продажная Италия, вот краткое изложение ресторанной полемики. Даже итальянская кухня оказалась под угрозой риска в дни косовской независимости. Вечером рестораны предусмотрительно закрыты во всем центре города, даже если, во время проявления огромного народного уличного протеста разгромили, в конце концов, только многочисленные 'Макдональдсы', выросшие повсюду. Итальянское посольство было ограждено, а американское - слегка подожгли. Тихо закрылся и ресторан "Cinecitta", на холме Авала, где Пьеро Амати (известный кинорежиссер - прим. пер.) заправляет свою международнопризнанную кинематографическую деятельность соусом "аль аматричана". Только погасил в тот вечер вывеску центральный ресторан "Casa d'Italia", где Джузеппе Леонарди чередует секретариат итало-сербской Торговой палаты с пастой ручного приготовления. Здесь перемешиваются дела и разговоры, предприниматели с капиталами и претенденты на охоту за сокровищами, охотники за деньгами и те, которые тратят деньги на легкодоступную женскую привлекательность. Ресторанные разговоры, один за другим. В меню, которое я пролистываю каждый раз, когда приезжаю в Белград, никогда не появляется "Европейский Союз". Может быть, потому, что в этих местах ЕС неудобоваримое блюдо?

Обычная шутка просербских до мозга костей итальянцев всегда из сферы бизнеса: "Европа взяла на себя албанское Косово, а Россия берет себе Сербию". Если так, то дело совсем плохо. Это не совсем так, но главный смысл передан. Бремя Косово вместе с нарушением многих международных норм. В обмен на что? С этой стороны реки Ибар (той, что делит на две части Косовскую Митровицу и разделяет албанское Косово от кусочка земли остающегося сербским) обмен не считается прибыльным самой Европой. Посткоммунистический капитализм, который ты видишь в Сербии, среди тысяч трудностей и разброда. Капитализм, который много копит, но очень мало распределяет, если оглядеться вокруг. В старом Белграде, до натовских бомбардировок, ты видел только пару 'Феррари': красную - Марко, сына Слободана Милошевича, и желтую, одного друга-итальянца, которого в целях защиты персональных данных назовем Миллионер Мариэтто. Сейчас же на улицах нового Белграда больше 'Феррари', 'Порше' и внедорожников, чем в Брианце (пригород Милана - прим. пер.).

Местные предпринимательские круги, удерживающиеся на иждивенческих связях с властью, Европу не хотят. Международная экономика в Сербии, которая умеет обращать в монету, прежде всего, низкую стоимость рабочей силы, тоже. Сербия социалистическая, где рабочее место было гарантированно, труд неутомителен и ни к чему не обязывал, предпочитает "Заставу", вместо того, чтобы стать частью 'Фиата' или 'Фольксвагена'. Россия, в конце концов, и для большой части политических и экономических элит Сербии и для широких народных масс представляется наилучшей сделкой. Эгоизм, неоизоляционизм, избыток ярости. Возможно, все это вместе. Но Сербия сегодня - это страна, разделенная надвое, как никогда. Европа, как пари, которое не стоит проигрывать, наверное, является преобладающим выбором, но Европа в таком виде, как она есть, нравится очень немногим.

Сербию и Россию видишь вместе возле кафедральной церкви Святого Марка, в начале того, что во времена Тито было проспектом Революции. Русская церквушка, которую различаешь по кресту со второй, наклоненной вниз перекладиной, стоит там уже много лет. Наружные надписи на русском языке и скудное предрасположение к религиозным обрядам моих белградских друзей и сотрудников никогда не позволяли мне установить точную дату ее постройки и узнать ее историю. Маленькая русская церковь - это место паломничества любого телевизионщика в Сербии, потому что это кратчайший путь к RTS, сербскому радио и телевидению, куда ты просто обязан идти, чтобы отослать по спутниковой связи в Италию свои репортажи. Отсылать или попадать под бомбы, в некоторых случаях. Напротив мистической церковки начинается улица Абердарева, ставшая мишенью натовских ракет ночью 23 апреля 1999 года. В центральном здании телевидения еще осталось разбомбленное крыло. Не хватает только развалин, похоронивших 16 несчастных, приговоренных к смерти лишь потому, что они были "орудием пропаганды Милошевича". Если бы этот принцип действовал для всех, моя работа была бы самой опасной в мире. Здесь гораздо проще уловить и понять причины некоторой холодности сербов по отношению к Европе, более меркантильной, чем политической, со столицей в Брюсселе, который она делит с командованием НАТО. Это то, что в Сербии, да и не только там, создает некоторую путаницу.

Вечная проблема различных способов прочтения одного и того же факта обычно связана с тем, с какой точки зрения смотреть на обе возможные стороны луны. Если объективно, то путаница представляется большой. Начнем с людей, с уверенностью, по крайней мере, что определен объект. Испанец Хавьер Солана, например, представитель внешней политики Европейского Союза. Солана, который видится из Рима, это приветливый посредник европейских разделений, способный продавать их за обдуманные и авторитетные единые позиции. Как в случае Косово. Тот же самый Солана, увиденный из Белграда, это бывший генеральный секретарь НАТО, который 24 марта 1999 года дал приказ на взлет истребителям-бомбардировщикам. В дипломатии подобную двойственность можно назвать неловким совпадением. Оставим Солану и пойдем дальше, чтобы понять, идет ли речь о неудачном совпадении или же о пороке и наглости. Супер-посредник ООН Марти Ахтисаари по вопросу Косово. Бывший премьер-министр Финляндии - это тот же самый человек, который гарантировал своей веской подписью прекращение огня в Куманово. Косово - это провинция суверенной Сербии, гарантировал тогда Ахтисаари, но только для того, чтобы 8 лет спустя сказать - "извините, мы ошиблись".

Рассеянный наш супер-посредник, который не сумел исполнить посредничество с минимальным личным хорошим вкусом. Даже тогда, когда в голландской тюрьме 'Шевенинген' (Scheveningen) еще был жив Милошевич, он старался взвалить на плечи сербского народа ответственность Милошевича. Не можем мы забыть и настоящего министра иностранных дел - Кушнера, авантюрного врача 'Мedicine sans frontieres" в прошлом, бывшего министра-социалиста при Миттеране, а сейчас - нового чемпиона правого дирижизма Саркози. Кушнер здесь, в Белграде, это, прежде всего, первый "губернатор" ООН в Косово, человек, который не сумел (или не дал приказ) остановить албанскую этническую контр-чистку сербов, произошедшую под невнимательным взглядом 50 тысяч военнослужащих НАТО в форме освободителей. О возможном затруднительном положении Италии из-за двойного обличья министра Д'Алема, премьера итальянского участия в бомбардировках НАТО, я хочу обойти молчанием из-за ярко выраженной личной симпатии по отношению к нему.

Если перейти от людей к словам, то путаница становится совсем безвыходной. Как нужно называть эту приштино-косовскую "независимость" или "отделение"? Как всегда, зависит от точки зрения. В Косово за последние 10 лет я видел, как переписывался даже словарь. До половины 1998 года, обращая внимание на авторитетные определения международных кругов, и, прежде всего, на американского посла на Балканах Хилла (Hill), мне кажется, я был уполномочен называть вооруженные группы ОАК (UCK) террористами. Месяц спустя я обнаружил, что они превратились в "партизан", "мятежников", "борцов за свободу" и примеры такого преобразования можно приводить и далее. Когда-то существовало правило, что победитель всегда прав. Сегодня, во времена массовой коммуникации и избирательного "общественного мнения" доказательства лучше составлять заранее, чтобы они всегда были "хороши" для победы. Несколько лет после этого я имел возможность встретиться с тогдашним премьером косовского территориального правительства Рамушем Харадинаем (Ramush Haradinaj). Государственный визит тогдашнего министра иностранных дел Италии Фини. Потом я его увидел за решеткой Гаагского суда, с обвинением, которое предусматривает для него 25 лет тюрьмы за военные преступления. Еще одна международная ошибка.

Переходя на английский язык, моя косовская лексическая путаница приводит меня к чередованию Standards и Status. Когда миру было гарантировано, что в Косово сначала будут обсуждаться Standards, что означает законность, права человека, гарантии для национальных меньшинств и только потом Status, что означает автономия или независимость или отделение, или чем бы оно ни было. Весной 2004 года я видел народное восстание албанцев, названное одним генералом НАТО "spintanea" (игра слов: spontanea-спонтанное, spinta-толчок - прим. пер.), в результате которого было несколько десятков жертв и несколько десятков подожженных сербских православных церквей. Новая международная дидактика: кто ошибается - тот и получает выгоду. После тех антисербских волнений и новой попытки этнической чистки арбитры сказали нам, что Standards и Status будут обсуждать одновременно. 17 февраля в Приштине, на площади, я пережил с албанскими косоварами рождение суверенного государства, у которого нет ни Конституции, ни гражданского, ни уголовного кодекса. Нет закона и нет международно-признанной законности, а только односторонние акты отдельных государств. Статус без всяких Стандартов. Как во время Оттоманской империи и русских царей.

Другие связи между Сербией и Россией, которые мне известны, это глубины мировой литературы. Лев Николаевич Толстой был одним из многих русских интеллектуалов и патриотов второй половины девятнадцатого века, которые симпатизировали Сербии в борьбе против оттоманских оккупантов. Беспокойный русский граф Толстой пишет один из многих своих шедевров "Анну Каренину" в 1873-1877 годах. Это были годы русско-турецких войн на Балканах. В романе "Анна Каренина" Толстой вверяет графу Вронскому роль последней любви бедной самоубийцы Карениной. После этой драмы Вронский уезжает на войну за освобождение сербов. Герой графа Вронского был списан Львом Толстым с легендарной личности своего соотечественника - полковника Николая Николаевича Раевского.

После службы в русской армии Николай Раевский в 30 лет решает формально выйти из армии и поехать в Ташкент добровольцем, как написано в сопроводительных документах, для занятия выращиванием хлопка и виноделием. В действительности же, он был полковником-шпионом, завербованным Славянским комитетом "Одесса" для борьбы вместе с братьями - южными славянами - против шаткой оттоманской империи. О настоящей цели его поездки можно понять из писем, посланных Раевским сербскому министру обороны Миливое Петровичу Блазнавачу. Одно из них называлось "Проект организации восстания на Балканском полуострове". В тот год вместе с ним в Сербию приезжали добровольцы почти со всего мира, включая Италию, откуда прибыли гарибальдийцы под командованием Джузеппе Барбанти Бродано с письмом поддержки сербскому народу, написанным Джузеппе Гарибальди.

Полковник Раевский-Вронский, ставший добровольцем сербской армии, принимает участие в битве при Адровац первого сентября 1876 года, и умирает в Алексинац, сумев остановить наступление 60 тысяч турецких солдат. Вместе с героем, которого потом образно возродил Толстой, погибает 9 тысяч сербов, 31 русский офицер и 20 тысяч туров. Тело полковника Раевского было захоронено рядом с деревней Прасковача (Персиковая - прим. пер.), в монастыре святого Романа. Несколько лет спустя, русская тетя полковника попросила вернуть тело, которое из речного белградского порта было перевезено в Киев. В Сербии, по соглашению сторон или по легенде, осталось сердце Раевского-Вронского, и на месте его захоронения была построена церковь Святой Троицы. Это в памяти немногих в Сербии, но все еще в памяти.

На дорогах журналистики, используемых все менее и менее интенсивно, остается мало мастеров. Монтанелли и Биаджи ушли (Самые известные итальянские журналисты - прим. пер.). Среди тех, кто продолжает, есть один мой друг (надеюсь, что могу его так называть) Бернардо Валли, из "La Repubblica". В свои почти 80 лет он носится по всему миру с завидной энергией, проницательностью и любопытством. В последнее время - в Белграде. Вместе с ним мы прогулялись вперед-назад по улице Князя Михайлова, среди эстетических отвлечений и воспоминаний. Поговорили с Валли и о Толстом, и о его настойчивом всеславянском призыве к Сербии. Толстой, признаемся, был одним из тех чтений, которые для моего поколения привлекали к себе в восторге восемнадцатилетних юнцов. Это книги, которые "ты должен был прочитать" вместе с "Капиталом" Маркса и всей Библией. Не знаю, попробовал ли Валли Толстого в молодости или переварил его уже будучи взрослым, но остается фактом то, что вновь открытую сербскую любовь к России мы определили вместе, как своего рода бальзам на раненую гордость.

Когда сербы чувствуют себя обиженными или отвергнутыми Западом, они инстинктивно обращаются к святой матери России, ища поддержки на востоке. Бернардо Валли предпочитает Толстому Милоша Чрнянского, сербского ученика русского мастера девятнадцатого века. Чрнянский в "Миграциях" посылает своего героя ко двору царицы для встречи, столь страстно желанной, сколь и невозможной. Коленопреклонение должно произойти в Киеве, куда собирается приехать с визитом императрица. Сербский патриот, убежденный в исполнении своей мечты преданного славянского подданного, на самом деле будет целовать ножку проститутки, переодетой в государыню. Жестокая шутка русских друзей.

Даже поэтому сербские симпатии к далеким куполам Кремля всегда были осмотрительно теплыми. Больше Толстого, чем Ленина в Белграде, больше общей идентичности в византийской церкви, чем в государственном социализме, вплоть до нескольких последних десятилетий. На этот момент, но уже нельзя утверждать, что надолго, перевешивает солидность евро, чем мечта о многих нефте-рублях, которые еще нужно подсчитать. Если же от Толстого перейдем к кино и музыке, то молодая Сербия говорит по-английски. Разозленные - да, дураки - нет, таковы сегодняшние сербы. Европа бессердечного и непоследовательного евро рискует пробить брешь в многовековой здоровой панславянской подозрительности.

Я видел мельком нового русского президента Медведева во время его предвыборного визита в Белград. Приглушенные высказывания, которые не пробились даже через избирательную итальянскую тележурналистскую стену второстепенных выпусков новостей. Тому же Медведеву приписываются и самые значительные неофициальные высказывания. Для сегодняшней России, у штурвала которой нет ни Романовых, ни Ельцина, богатая Сербия в противовес все более атлантическому Евросоюзу будет стоить дороже на несколько капель нефти, капающей из сибирских или кавказских кранов. Америка Буша старается окружить Россию Путина, и Россия отвечает.

По некоторым вопросам планетарного значения тот, кто призван давать информацию, иногда больше нуждается, прежде всего, в ответах. И поэтому, приехав в конце марта в Рим, я тайком пошел послушать конференцию итальянского Института международной политики по Косово в Центре зарубежной прессы в Риме. Рядом с президентом института Борисом Бьянкери и другими выдающимися академическими, дипломатическими и политическими деятелями. Среди них, уходящий с поста парламентской комиссии по иностранным делам, Умберто Раниери. Здороваемся в коридоре, и Раниери просит дать ему журналистское резюме всех ученых выступлений. Грубый перевод для друга: "Мы вляпались в бардак, сами не понимаем, как это произошло, и совсем не знаем, как из него выйдем". Улыбка Умберто Раниери, загадочная, как и будущее Косово, которая просвечивается через его бороду, и которую можно перевести, по желанию, в ироническое согласие или в безмятежно и умеренно выраженное несогласие. Как всегда.

Один посол за столом докладчиков (опускаю его имя, чтобы не повредить карьере) на вопрос публики, является ли независимость Косово наилучшим возможным выбором для решения проблемы, отвечает так: "Является ли одностороннее провозглашение независимости наилучшим решением или единственно возможным, я не могу сказать. Несомненно, оно было сделано наихудшим способом".

Аминь

___________________________________________________

Автор перевода читатель ИноСМИ.Ru - Italia

Примечание: редакция ИноСМИ.Ru не несет ответственности за качество переводов наших уважаемых читателей

___________________________________________________

Выбор Сербии ("The New York Times", США)

Нация одна. Нация неразделима ("The New York Times", США)