Текст опубликован 18 мая 2005 года.
Неделю назад мы представили две российские оценки исторической политики, реализуемой в настоящее время Кремлем. Одну из них сформулировал Владимир Буковский, бывший диссидент, оставшийся в эмиграции и сурово оценивающий проводимую властями 'ресталинизацию' российской исторической памяти. Второй наш собеседник, влиятельный советник президента Путина Глеб Павловский, представил причины, по которым восстановление российского государства должно сопровождаться работой над созданием единообразного и политически полезного видения российской истории.
Сегодня Анджей Новак анализирует поведение российских политиков и СМИ во время празднования годовщины окончания Второй мировой войны. По его мнению, распространяемое властями единообразное видение российской истории опирается на признании имперских достижений белой (царской) и красной (коммунистической) России.
'Удар по бессовестной лжи, злорадствующим предсказателям приближающейся кончины России, по всем лицемерам - этот праведный удар, завершившийся 9 Мая вечерним салютом всенародного ликования, превзошел все ожидаемые эффекты. Святой майский гром торжества победителей и их наследников в немалой степени оздоровил общую атмосферу, очистив ее от зловредных примесей. Какими-то ничтожными, ущербными показались в эти дни те, кто усердно мутил 'историческую воду', проталкивая в общественное мнение лукавые сочинительства о 'настоящих итогах' Второй мировой войны, 'оккупационных советских режимах', 'варварстве русских солдат' и пр. Все эти измышления, фальсификации, клеветнические наветы посрамлены вместе с их авторами. Достоинство - вот самое краткое и емкое имя тому, что продемонстрировала в эти дни всему миру страна-победительница'. Слова передовой статьи московской 'Красной Звезды' от 12 мая точно передают господствующий в российских СМИ стиль восстановленного празднованием 60-летия окончания войны 'достоинства'.
Но откуда же взялась его утрата? На этот вопрос максимально авторитетно ответил президент Путин в своем последнем послании к Совету Российской Федерации [так в тексте - прим. пер.], в котором распад Советского Союза он назвал 'величайшей геополитической катастрофой ХХ века'. Президент, как всегда, попал в точку. Главным источником существовавшей до сих пор фрустрации общности, которая пережила эту 'катастрофу', было именно то, что новое государство - Россия, Российская Федерация - приняло на себя роль официального правопреемника Советского Союза.
Прежде, чем описывать последствия этого выбора, ответим на вопрос: был ли такой выбор вообще? Могло ли быть иначе? Когда Борис Ельцин объявлял о выходе России из Советского Союза, которым продолжал руководить Михаил Горбачев, выбор России казался выбором против советской империи. Еще в первые месяцы после окончательного погребения структуры Страны Советов в Беловежской пуще казалось возможным, что Россия будет восстановлена (или создана) как современное национальное государство, что она пойдет тем путем, который прошло большинство демократических обществ евроатлантического мира в XIX и XX веках. Несомненно, для России этот путь был бы сложнее, чем для других распадающихся империй. Ведь, в отличие от Франции, Испании или Англии, Россия не имела империи - она сама была империей (согласно верному замечанию ее лондонского историка Джеффри Хоскинга (Geoffrey Hosking). Отказ от империи должен был бы означать конфликт с самой идентичностью российской общности. Однако национальное государство всегда означает - в чем сегодня согласны исследователи его происхождения - придумывание некой традиции, на которую опирается новая, демократизированная национализацией общность. Такую традицию (которая, однако, должна была бы включать в себя не только Россию, но и ее двух 'младших славянских сестер' - Украину и Белоруссию) придумывал Александр Солженицын, придумывали демократы, искавшие вдохновения в мифе купеческой демократии Новгорода и Пскова, придумывали геополитики, пытавшиеся описать идентичность России, как... острова на периферии евразийского суперконтинента.
Однако победа была не за ними. Государство сделало другой выбор. Если новая Россия была объявлена правопреемницей Советского Союза, а не отмежевалась от него, то при таком понимании естественным должно было быть ощущение утраты, 'оскудения' этого 'великого наследия'. Во времена Ельцина это ощущение отражалось в официальной государственной пропаганде в виде своеобразной шизофрении. С одной стороны, в ее основании лежало решение, связанное с самим мифом о происхождении этого режима - нет возврата к советскому государству, против которого Ельцин в 1991 г. повел Россию. С другой - предпринимались все более последовательные попытки спасения величия, понимаемого в категориях силы и господства над пространством бывшей советской империи. Сохранялась тоска по утраченному могуществу, усиливался страх перед ее дальнейшим ущемлением враждебными внешними силами (Америкой и 'странами, идущими у нее на поводу'), с которыми сотрудничает часть элит - та, которая пытается строить новую, неимперскую идентичность России, или же, стремясь к собственному, индивидуальному обогащению, вообще отвергает мысль об общности (олигархи).
История (понимаемая здесь как служанка государственной идеологии) пала первой жертвой этой шизофрении. Обнажались преступления советской системы и тут же говорилось о ее величии и силе как ориентире для новой России. Несколько дней назад это состояние с отчаянием описал в передовой статье официальной кремлевской 'Российской газеты' Виталий Третьяков. В статье под многозначительным заголовком 'Россия без истории' он утверждал, что 'мелкие государства' возникшие после распада 'Великой страны', сразу занялись созданием своих историй 'тем интенсивней, чем меньше на то было оснований и фактов'. А Российская Федерация? Она явно пренебрегла работой над созданием 'доктринальных установок национальной исторической школы'. Как в средствах массовой информации, так и в российской исторической науке начал господствовать 'беспредельный плюрализм оценок, интерпретаций, суждений и мифотворчества'. Российские историки явно потеряли понимание того, что им 'хранить и развивать'. 'Зачем нам такие историки? - риторически вопрошает Третьяков. - И долго ли еще стране жить без своей истории?' Необходимость в воссоздании истории как единого орудия идейной интеграции государства он представил на фоне деятельности 'зарубежных профессионалов', которые систематично, выполняя политический заказ тех, чьи интересы они обслуживают, оплевывают и преуменьшают исторические достижения России. С особенным презрением автор 'Российской газеты' указал на исторические претензии 'латышско-эстоно-литовского' национализма, на 'алчных, неискренних и примитивных', и притом жалких ('мелкотравчатых') пропагандистов, которые выслуживаются перед 'прибалтийской этнократией'.
Что же противопоставить этим врагам величия России? Для начала нужно ответить на вопрос: что такое Россия? Автор дает четкий ответ: это соединение всего самого лучшего в истории государства царей до 1917 года с достижениями государства комиссаров после 1917 года. Величие России - это, как несколько парадоксально для польского уха заявляет Третьяков, 'бело-красный' синтез дореволюционной и советской государственности. Они неразрывно связаны, вместе составляя Великую Империю. Если сами историки не сумели выработать такой синтез, то государство, как заключает 'Российская газета', должно выбрать из их числа группу достойнейших, дать им на пять лет министерские оклады, и пусть они, наконец, создадут новый курс истории России - такой, какой нужен.
Я столь подробно остановился на статье из 'Российской газеты' (вместе с 'Известиями' это как бы аналог польской 'Речи Посполитой' потому что она не исключительна, а типична. Она выражает тон сотен других статей и комментариев, которые сопровождали в российских СМИ торжества по случаю майской годовщины победы. Тон критики еще имеющейся в историческом сознании неразберихи смешивался с надеждой на то, что этому хаосу приходит конец. Это прекрасно выразил Юрий Болдырев (в действительности - Юрий Поляков - прим. пер.) в статье с первой полосы 'Литературной газеты': 'Битву за историческую память мы выиграем так же, как выиграли битву за Берлин!' (ЛГ, N19/2005).
Несмотря на суровую критику существующего положения, государство в этом вопросе уже давно не бездействует. В 2003 г. Министерство образования изучило все 107 учебников новейшей истории России, используемые в настоящее время в школах, и рекомендовало сузить выбор до трех для каждого уровня. Президент Путин заявил на этот счет, что 'учебники должны пробуждать гордость за историю'. Этот совет был впоследствии уточнен министерством: в учебниках следует создать 'единую концепцию, которая объективно представит наиболее критические моменты в истории России'. Что значит 'объективно', стало ясно, когда министерство указало на образцовый учебник по истории России в ХХ веке: в нем нет ни слова об этнических депортациях в сталинские времена (которые коснулись миллионов - не только поляков, но и литовцев, латышей, эстонцев, украинцев, народов Закавказья...), упоминания о терроре 30-х годов сведены к абсолютному минимуму, зато период правления Путина представлен широко, как открытое, наконец, окно, в светлое будущее.
Однако не одними лишь учебниками питается историческое сознание народа. Еще большее значение имеют СМИ, особенно, электронные. И в этой сфере государство уже предприняло соответствующие шаги. Их примером может служить торжественное открытие 22 апреля с.г. общероссийского 'военно-патриотического' телеканала 'Звезда'. Открытие, символически назначенное на день рождения Ленина, прошло под руководством самого министра обороны Сергея Иванова в обществе сливок советского генералитета (придал блеска церемонии маршал Дмитрий Язов, бывший начальник ген. Ярузельского). Такого отдельного телеканала (плюс круглосуточная радиостанция и внушительный интернет-портал) нет даже в Белоруссии. Новый телеканал начал свою работу выходом на связь со спутником 'Ямал-200'. Как было заявлено во время церемонии открытия, этот космический размах нужен именно для того, чтобы дать ответ тем 'на Западе', кто пытается 'преуменьшить нашу победу'.
Для жителей возникшей в результате 'бело-красного' синтеза Империи врагом по-прежнему остается Запад, воспринимаемый как некий монолит. В обращенной вовне пропаганде по случаю 60-й годовщины победы, мир более сложен. Наиболее авторитетно представил образ этого мира сам президент Путин в больших интервью, данных американскому телеканалу CBS, немецким ARD-CDF, французскому France-3 и газете Le Figaro. В каждом из них он смело вставал на 'защиту памяти'. В ответ на попытки французов напомнить о пакте Молотова-Риббентропа он тут же выложил эффективный аргумент: а чем же этот пакт отличался от мюнхенского сговора, активное участие в котором приняла Франция? Тем только, что он был именно реакцией (абсолютно понятной) на попытки Запада 'умиротворить' Гитлера. Таким образом Сталин лишь ответил на попытки толкнуть немецкую агрессию на его государство. А жалобы прибалтийских республик на последствия пакта Молотова-Риббентропа? И на этот вопрос у Путина был ответ, подходящий для французского слушателя: прибалты пытаются тем самым отвлечь внимание от грубых нарушений прав человека, которые совершаются сегодня в отношении русскоязычного населения в этих странах. Они пытаются оправдать нацизм и свой коллаборационизм с ним, добавил он, мимоходом предупредив, что Нюрнбергский трибунал осудил все формы сотрудничества с нацизмом. Таким образом от вопроса о пакте Молотова-Риббентропа Владимир Путин сумел в нескольких предложениях перейти к угрозам Нюрнбергом в адрес прибалтийских государств... Вот это tour de force! Напомним, что в Нюрнберге советский прокурор Руденко старался приписать к нацистским преступлениям Катынь - однако об этом никто из собеседников Путина не помнит. Более того, если Польша и появилась в связи с московскими торжествами в памяти французов, тот так, как в статье профессора Сорбонны-VII Анни Лакруа-Риц (Annie Lacroix-Riz), опубликованной в последнем номере "Le Monde Diplomatique", где оказывается, что 17 сентября 1939 г. Советский Союз объявил нейтралитет (!!!) в немецко-польском конфликте...
Однако для французов у президента России было нечто большее, чем урок истории и прав человека. Он деликатно посоветовал им, как нужно изменить ЕС, чтобы его партнерство с Россией было более успешным. 'Одна из основных проблем заключается в том, что нам часто просто не с кем разговаривать. Постоянно меняется председатель. Это, конечно, демократично, но с точки зрения управления, на мой взгляд, крайне неэффективно'. Президент Ширак и многие его соотечественники безусловно разделили бы эту точку зрения. Президент Путин прекрасно об этом знает, поэтому он может спокойно поставить точку над 'i'. Лучше всего работается с тандемом Франция-Германия. С ним Россия действительно может реализовать большую идею де Голля о Европе от Атлантики до Урала, а, скорее, до Тихого океана. Только это станет подлинным окончанием Великой войны.
В подобном духе шла беседа президента Путина и с немецкой аудиторией. Были лишь смещены некоторые мелкие акценты. Однако они важны для стран, лежащих между Россией и Германией. В беседе с журналистами немецких телеканалов российскому президенту также пришлось ответить на вопрос о попытках 'пересмотра' оценки 9 мая 1945 года прибалтами. Ответ чрезвычайно поучителен. Путин заявил, что прибалтийские страны уже забыли, откуда взялась их независимость. Ведь фактически им ее дал немецко-российский (большевистский) Брестский мир в марте 1918 г., когда советская Россия отказалась от своего господства над территорией Литвы, Латвии и Эстонии. 'А потом, в 1939 году, Россия и Германия решили по-другому' [в оригинале по-русски латиницей - прим. пер.], сухо заметил президент Путин. Поэтому то, что немецко-российский (Ленина со Вторым рейхом) договор дал, немецко-российский (Сталина с Третьим рейхом) договор взял. 'По сути, прибалтийские страны были как бы "разменной картой" в большой мировой политике'. Конечно, им не повезло, добавляет Путин, но такова природа 'большой мировой политики'. А в Европе ее единственными субъектами являются Россия и Германия.
'Германия объединяется, а Советский Союз разваливается', - говорил Путин немецким журналистам. У вас объединение - и вы справедливо радуетесь, а мы переживаем трагедию распада, развала, раздела - может ли удивлять наше ощущение катастрофы? Поражает в этой логике то, что советская империя на одном дыхании сравнивается с национальной общностью - Германией. Тут уже не осталось и следа от предпринятой 15 лет назад в игре Ельцина попытки строительства России против советской, имперской идентичности. У Путина они срослись без малейшего шва.
Раз так, то стремление России к преодолению трагедии распада так же оправданно, как стремление Германии к объединению до 1989 года... Попытки помешать России в этом стремлении могут привести только к новым трагедиям. А кто мешает? Те, кто 'лезет' на Украину, в Молдавию, Грузию, Киргизию, везде, где оспаривается роль России как единственного гаранта порядка. 'Самое главное, что меня беспокоит, - это то, что использование неправовых методов в политической борьбе на постсоветском пространстве считаю абсолютно недопустимым, потому что это приводит огромные территории в состояние неразберихи и дестабилизации'. Стабилизация и нормализация - это лозунги Путина в беседе с немцами. А что является нормой стабилизации? И здесь у президента России есть четкий ответ: 'В истории Европы мы всегда наблюдали периоды сотрудничества, расцвета, подъема, когда два огромных европейских народа - русский и немецкий - сотрудничали друг с другом и развивали между собой добрососедские отношения'. Увы, немецким журналистам не хватило исторического воображения, чтобы напомнить собеседнику, что было два таких периода особо интенсивного сотрудничества: в 1772-1914 и 1939-41 годах.
Однако немецкое или немецко-российское видение истории Путин отстаивал последовательно - в том числе, в беседе с американской телекомпанией CBS. В ней он защищал решение о приглашении немцев в Москву и особом упоминании об их вкладе в борьбу 'с фашизмом' - наравне с вкладом США. В этом он дословно повторил тезис о том, что в истории Европы лучше всего было тогда, когда Россия и Германия взаимодействовали наиболее тесно. И здесь он решился - еще мощнее, чем в интервью ARD - защищать точку зрения о распаде СССР как величайшей катастрофе ХХ века. 25 миллионов русских, которые оказались за границами своей страны вследствие этого распада, нередко в лапах таких деспотических режимов, как латвийский или эстонский, - это, по мнению Путина, поистине большая трагедия, чем все последствия пакта Молотова-Риббентропа или даже ошибки Сталина в командовании советскими войсками во Вторую мировую войну, которые обошлись в миллионы жертв. Богатое не менее интересными сюжетами интервью для CBS, которое здесь не получится изложить вкратце, может красноречиво подытожить небольшое разъяснение президента России, которое он дал в ответ на вопрос о том, кого бы он мог назвать своим старшим советчиком, своего рода наставником в делах большой политики (аналогично той роли, которую при президенте Буше-младшем играет вице-президент Чейни). Путин привел только один пример: Евгения Примакова. Напомним: генерала КГБ и главы его преемницы - Федеральной службы безопасности... Многолетнего начальника Владимира Владимировича.
Россия возвращается к корням своей государственности до 1991 года. Вся ли Россия? Нет. И об этом нельзя забывать. Другая Россия, сегодня несравненно более слабая, чем Россия Путина-Примакова и организации, которая свела их вместе, существует. Ее голосом может быть хотя бы комментарий Валерии Новодворской, опубликованный после московских торжеств на сайте grani.ru. Комментарий с благодарностью в адрес Тони Блэра и лидеров Эстонии, Литвы и Грузии, которые отказались участвовать в этом спектакле, 'в бале на могиле нашей слабой надежды на либеральное будущее России'. Стоит посвятить это замечание и тем, кто решил принять участие в этом бале.
Россия предпочла бы видеть у своих границ вместо ЕС более традиционные геополитические альянсы. Анджей Новак цитирует знаменитую декларацию Путина, предназначенную для немецких СМИ. Президент России, в частности, говорит: 'В истории Европы мы всегда наблюдали периоды сотрудничества, расцвета, подъема, когда два огромных европейских народа - русский и немецкий - сотрудничали друг с другом и развивали между собой добрососедские отношения'. Выдающийся историк польско-российских отношений напоминает, что типичными эпохами этих 'добрососедских отношений' между Германией и Россией были 1772-1914 и 1939-41 годы.
Анджей Новак (род. в 1960 г.) - историк, публицист, главный редактор издающегося в Кракове раз в два месяца журнала "Arcana". Научный сотрудник Института истории Польской Академии наук и Ягеллонского университета. Выдающийся историк польско-российских отношений. Среди опубликованных работ: 'Как разбить российскую империю? Идеи польской восточной политики' (Jak rozbic rosyjskie imperium? Idee polskiej polityki wschodniej), 'Поляки, русские и 'бесы' (Polacy, Rosjanie i 'biesy'). В приложении Europa nr 23 от 8 сентября прошлого года мы опубликовали его текст о современной России 'Бедная империя или второй Рим' (Biedne imperium, czyli drugi Rzym).
* Ср. с текстом интервью В. Путина на официальном сайте Президента Российской Федерации: 'По сути, Прибалтийские страны были как бы 'разменной картой' в большой мировой политике. И это, конечно, трагедия этих народов - об этом нужно сказать прямо'. (Вернуться к тексту статьи)
_______________________________________
В.Новодворская: СССР внес незначительный вклад в борьбу с фашизмом ("Delfi", Литва)
Kulturnyj narod ("Rzeczpospolita", Польша)
Послание с Красной площади ("Politika", Сербия)
Чего хочет Россия? ("Dziennik", Польша)
