Статья была опубликована 15 сентября 2007 г.
Национальный эгоизм и комплексы
Войну элит с 'ПиС' можно интерпретировать по-разному. Психологические объяснения были особенно популярны в самом ее начале. В этом особенно преуспевали противники братьев Качиньских. В поп-версии они принимали форму рассуждений о психологии однояйцовых близнецов. Более серьезные авторы немало писали об 'агрессивности', 'мстительности' или 'конфликтности' лидеров 'ПиС'. Однако чертой такого рода диагнозов является то, что они представляют собой обоюдоострое оружие. Ведь нетрудно предположить, что тот, кто их обвиняет, сам испытывает некие серьезные ментальные проблемы.
Именно из этого исходит Эва Томпсон. И предлагает нам упражнение по коллективной психологии польских интеллектуальных элит. По ее мнению, они страдают от глубокого 'колониального комплекса'. Он проявляется, в частности, в почти маниакальном стремлении к признанию за границей, прежде всего, на Западе. Интеллектуалы полагаются на 'внешний' авторитет и внешнюю точку зрения - с этой точки зрения оценивается и ситуация в собственной стране. Отсюда острая критика польского правительства, формулируемая ими на страницах зарубежных газет. По мнению, Томпсон, это напоминает действия африканских диссидентов, которые во французской или американской прессе разоблачают политику своих правительств. Адам Михник (Adam Michnik) и Бронислав Геремек (Bronislaw Geremek) ведут себя точно так же, несмотря на то, что правление 'ПиС' ничем не напоминает кровавые диктатуры Черного континента. Совсем наоборот, говорит Томпсон, впервые у Польши есть правительство, которое умеет твердо и четко выражать собственные интересы. Наивна вера в то, что мы вошли в некую 'постполитическую' эпоху, когда национальный интерес уже не имеет значения. По мнению Томпсон, Запад еще не до конца признал тот факт, что Польша - полностью независимая, самостоятельная страна. Истерический подход польских элит этому признанию явно не способствует.
Польша страдает от типичных немощей постколониализма. В ней царят самоубийственный пессимизм, ябедничество и недостаток капитала. Если последнее неизбежно и будет оставаться проблемой еще долго, то остальное - плод колонизованных умов, которые не могут обойтись без гегемона.
Во время неудачной люстрационной кампании в первой половине этого года польская университетская интеллигенция подняла бунт, а интеллектуалы перенесли центр цивилизации на страницы "New York Times" и "Le Monde", ища там поддержки, понимания и подтверждения своей убежденности в том, что они борцы за прогресс в отсталой стране. Вероятно, неписанной предпосылкой этих акций была вера в то, что в таких странах, как Польша, правящие должны подчиняться давлению общественного мнения просвещенных стран. Как сказал Хоми Бхабха (Homi Bhabha), колонизованные умы всегда помещают центр цивилизации за пределы собственной страны, веря в то, что другая власть лучше, и презирая ту, которая родилась на их почве. Колонизованная ментальность отличается верой в то, что величайшая мудрость всегда обитает за границей, а настоящей культурой является далекая, а не отечественная. Давление зарубежных Лучших должно сделать своих Худших достойными участия в цивилизационном проекте, инициированном и контролируемым Лучшими. Подобную ментальность можно наблюдать среди польского клира: будучи не в силах совладать со своенравным священником, некоторые епископы недавно заявили, что им должен заняться Рим.
В бой вступили два члена польской интеллектуальной элиты - профессор Бронислав Геремек и профессор (приглашенный, в Принстоне) Адам Михник. Сетования, которые два почтенных господина одновременно излили на страницах "Le Monde" (Бронислав Геремек, 26 - 27 апреля 2007) и "New York Times" (Адам Михник, 26 марта 2007) - это примеры того, как можно прятаться под крыло географически отдаленных авторитетов, не имеющих о Польше ни малейшего представления. Эти тексты дали основание нынешнему кризису правления Качиньских и подтвердили популярный за рубежом тезис о том, что поляки не умеют править сами и нуждаются в помощи извне.
Колонизованный ум - это не то же самое, что 'порабощенный ум' Милоша. Порабощение является в значительной степени навязанным, а колонизация - в постколониальный период, в который Польша вступила после 1989 г. - это добровольный выбор. Лучше я выберу чужого гегемона, чем займусь кропотливым и тяжелым труд по строительству собственной национальной идентичности. Лучше я пожалуюсь в зарубежном центре, потому что его ценности уже проверены и находят подтверждение в престиже этого государства, в то время, как моя идентичность неясна, хрупка и не признается Другими. Такого рода кредо часто абстрагируется от того факта, что без национальной гордости и национального эгоизма просвещенческие гарантии прав не стоили бы бумаги, на которой они были написаны. Без национальной солидарности Франция или Соединенные Штаты не имели бы той демократической силы, которой они обладают сегодня. Об этом парадоксе писала британский политолог Маргарет Кэнован (Margaret Canovan): европейская и американская демократия основана на принципе нации; права человека меньше всего нарушаются в тех странах, которые закрыты для Других на множество замков. Чтобы войти во французское или американское общество - получить статус гражданина - нужно много лет и много денег. Несмотря на провозглашение принципов равенства и солидарности в отношении всех людей в мире, на практике демократические страны защищают права человека только в отношении собственных граждан. Национальный принцип, то есть отделение своего народа от Других, является условием демократии, считает Кэнован. Это парадокс, о котором стоит помнить. Польская интеллигенция неустанно показывает, что она совершенно не понимает эту ситуацию. Прежде всего, она демонстрирует пессимизм в африканском стиле, полнейший пессимизм, аналогичный тому, которым пропитаны высказывания африканских интеллектуалов, комментирующих события в Зимбабве или Судане. Но существует большое отличие между правлением 'ПиС' и правлением, скажем, Роберта Мугабе в Зимбабве. Этот пессимизм углубляется ставшим уже привычным среди интеллигенции 'культурализмом', то есть болезненной страсти к подчинению воображаемому совершенству альтернативных гегемонов. Публикация за границей статей, осуждающих собственное, демократически избранное правительство - это выражение прямо-таки детской веры в превосходство "New York Times" и "Le Monde" и безошибочность общественного мнения тех стран, которые эти издания представляют. Кстати говоря, "New York Times" славится своим умением навязывать тематику другим газетам и прочим СМИ. Именно поэтому она остается ведущей американской газетой (а не потому что она лучше или достовернее остальных). Так что публикация в "New York Times" предостережений о польском правительстве - это выражение сознательного или несознательного стремления в тому, чтобы поляки никогда не освободились от статуса учеников учителя Пимко , чтобы они продолжали смотреть на Лучших с боязливым уважением, ожидая их критики и указаний. Это проявление ментальности, которой гегемон нужен так же, как шприц - наркоману. Я считаю, что польская интеллигенция привыкла вкалывать себе и обществу те идеологии, которые подтверждают превосходство Запада и неполноценность польского общества. В чем-то правы очень антипольские комментаторы российского портала inosmi.ru, которые утверждают, что Польша поменяла одного господина - Россию - на другого - Америку. Разумеется, все не настолько плохо, но склочное отношение к собственному правительству ведет именно в этом направлении: учит поляков тому, что они не способны сами обустроить свою политическую жизнь.
Здесь стоит процитировать 'Клятву верности' ("Pledge of Allegiance"), которую каждый американский ребенок приносит в начальной школе. Она звучит так: 'Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует, одной нации под Богом, неделимой, со свободой и справедливостью для всех'. Эти слова произносятся в многокультурной, многонациональной Америке, где люди якобы живут 'не заморачиваясь'. Если бы братья Качиньские предложили нечто подобное в Польше, то, скорее всего, произошел бы бунт интеллигенции, считающей, что подчеркивание национальности является побуждением к агрессивному национализму. Следует говорить о гражданстве, а не о нации. А 'неделимость' - это дискриминация меньшинств.
Примером колонизации польских умов является реакция СМИ и значительной части интеллигенции на выступления Леха Качиньского и Анны Фотыги на международных форумах. Поражает то, с какой ожесточенностью комментаторы старались дискредитировать этих двух политиков, которые перестали думать о Польше, как об обочине Европы. Здесь речь не шла о том, что этим двум дипломатам не хватало опыта, свободного владения иностранным языком и той способности к риторике, благодаря которой выступления политиков долго помнят и восхищенно цитируют. Критиковалось, главным образом, то, что ни Фотыга, ни Качиньский не захотели быть неэффективными.
Мало кто заметил, что, если бы не эти стычки, то интересы Польши вообще бы не были приняты во внимание на берлинском форуме, и что 'отсрочка' того момента, когда государства ЕС будут должны выстроиться по росту, была великолепным достижением Качиньского. А то, что министр Фотыга сказала в интервью "International Herald Tribune" - что в процессе выработки своей внешней политики Германия не принимает в расчет Польшу как полноправного партнера по Европейскому Союзу - является для поляков очевидной истиной. Однако в международном контексте это большая новость - тот, кого не существовало несколько десятилетий, вдруг встает с места и говорит, что у него есть собственные интересы и точка зрения, которые он намерен изложить. В прошлом от польских министров иностранных дел я слышала, главным образом, объяснения и оправдания. Разумеется, 'всяк сверчок знай свой шесток', и в прошлом польские министры во многих случаях были правы. Но, если ты состоишь в ЕС, то нужно сделать шаг вперед и сказать, что Польша существует, и нее есть такие-то интересы. Это сделала министр Фотыга. И за это на нее напали польские СМИ и политики!
Политика - это, как известно, искусство возможного, а не необходимого. Последнее часто бывает просто невозможно сделать. Сумеют ли польские избиратели извлечь из подсознания понимание статуса независимого государства, каким Польша была много веков назад? И противопоставить это понимание идеологиям, созданным в Европе и Америке в те времена, когда Польши не было на карте, или когда она была независимой только с виду? Ведь нужно сделать выводы из того факта, что почти все теории государственности, возникшие в XIX веке в Европе - и демократические и недемократические - признавали разделы Польши чем-то само собою разумеющимся и необходимым для правильного функционирования европейского континента.
Пока противники Качиньских встают в очередь на Одобрение - то в страсбургском суде, то в Брюсселе, то в Риме, то в западной прессе - Качиньские стараются вести себя так, как следует политикам постколониального государства, которое, наконец, обрело относительную самостоятельность и начинает формулировать свою идентичность. Естественно, что этот процесс лишен элегантности и изящества. В существовании независимой Польши не заинтересован никто (за исключением самих поляков), а раздробление Польши или ее формальная независимость уже веками соответствует интересам соседних государств. Убеждать эти государств в обратном будет сложно и неприятно. В отличие от Франции или Германии, которые вносят неотъемлемый вклад в европейскую идентичность, Польша - это страна, которая, на первый взгляд, такого вклада не вносит. Но только на первый взгляд, потому что, видимо, прав был Г. К. Честертон, писавший, что Польша - это тонкая перегородка между 'большевистской ненавистью к христианству и прусской ненавистью к рыцарству'. Величайшим достижением братьев Качиньских является то, что они создали работоспособную христианско-демократическую партию в стране, которая является самой католической в мире, и где существование такой партии - фундаментальный элемент нормального функционирования государства. Они сделали это в условиях идеологического хаоса и политической дезориентации общества. Они понимают, что, как говорит английская пословица, 'лучшее решение' - это враг 'единственно возможного решения'. Впервые в посткоммунистической действительности кто-то в Польше отличился политическим разумом и построил партию без людей, связанных с польскими и международными 'попутчиками' коммунизма.
Вторым (и связанным с первым) достижением Качиньских является то, что они нарушили гармонию и равновесие в ЕС, столь милые европейским политическим воротилам. Как утверждают (в частном порядке) некоторые из последних, приводить в ЕС такие недомытые страны из Восточной Европы, как Польша, было ошибкой. Один из них признался журналисту Би-би-си, что было бы лучше, если бы новички вышли из ЕС, потому что у них нет общей истории со 'старой' Европой. Марк Марделл (Mark Mardell) - так зовут этого журналиста - в конце концов, вытянул из дипломата признание, что он имел в виду Польшу (см. www.bbc.co.uk/blogs/thereporters/markmardell/2007/07/polish_spirit_1.html).
Мы должны, наконец, понять, что мировоззрение Запада по-прежнему строится на 'балансе сил' XIX века, в котором Польши не было. Напоминания о том, что к востоку от Одера в настоящий момент существует независимое государство, имеющее собственные интересы, еще долго будут вызывать диссонанс на европейских форумах. То, что правительство Качиньских отважилось вызвать подобный диссонанс, немного напоминает покупку акций на бирже. Трусливость гарантирует теплое местечко на несколько лет (то есть, хорошую дипломатическую должность), но в долгосрочной перспективе вредит государству, которое такой дипломат представляет.
Что, самой собой, не означает, что Качиньские все делают хорошо. Из-за того, что они выступили даже против минимальной платы за медицинские услуги, польское здравоохранение будет болеть еще много лет. Грядет и топливная катастрофа, на которую польское правительство и разведка не обращают особого внимания. Характерна беззаботность, с которой политики подходят к этой проблеме (особо заметна она была при Квасьневском и Миллере): ведь кто-то когда-то этим займется, это не мое дело, проблему решат большие государства. Консолидация локального энергетического рынка в Центральной Европе - это ключевой вопрос для будущего Польши.
Население Польши поколениями воспитывалось в убежденности, что о действительно важных вещах обеспокоятся дяди из-за границы. Отсюда поразительное непонимание долгосрочных польских интересов среди польских элит. Я наблюдаю за польской политикой из Америки, и она мне напоминает ссоры детсадовцев, споры о малозначительных, детских вещах: кто о ком что сказал (и когда), кто кого обидел, кто крал, а кто - нет. Именно так охарактеризовал польскую политику в начале 90-х Чеслав Милош.
Над Польшей по-прежнему витает призрак - не коммунизма, а перманентной колонизации. Все силы, которые хотели бы удержать Польшу на уровне вассального государства, уже заключили если не священный союз, то, по крайней мере, перемирие: они в один голос осуждают братьев Качиньских. А если такое происходит, то это означает, что правительство Качиньских старается что-то делать для Польши. Это первое правительство, пытающееся вытянуть Польшу из постколониализма. Что не означает, что оно не совершает ошибок, и что все инициативы, за которые оно выступает, имеют смысл. В этой статье я попыталась показать, что критика в адрес братьев Качиньских выходит далеко за рамки нормальной критики правительства, и что форма, которую она принимает, отражает колониальные привычки самых просвещенных слоев польского общества.
За правами человека стоит сила национальных сообществ
Права человека, как выражение универсальных ценностей, сегодня часто противопоставляются всей сфере национальных интересов и идентичности. Между тем, отмечает Томпсон, на самом деле, только национальные сообщества гарантируют своим членам соблюдение их прав. 'Без национальной гордости и национального эгоизма просвещенческие гарантии прав не стоили бы бумаги, на которой они были написаны'. Прежде всего, по мнению Томпсон, это касается, таких стран, как Польша, которые совсем недавно обрели независимость после долгих лет неволи. Поэтому только сильная национальная идентичность позволит полякам чувствовать себя полноправными европейцами.
Эва Томпсон (род. в 1937 г.) - литературовед, славист. Профессор Университета им. Райса в Хьюстоне. Занимается т.н. постколониальными исследованиями, предполагающими интерпретацию литературы и других произведений культуры с точки зрения содержащихся в них следов колонизации и покорения империями. Среди опубликованных работ - 'Трубадуры империи' (пол. изд. 2000) и 'Витольд Гомбрович' (2002). Неоднократно гостила на страницах 'Европы' - в номере 165 от 2 июня с.г. был опубликован ее текст 'Национальность и политика'.
* Учитель Пимко - персонаж романа В. Гомбровича 'Фердидурка' (Вернуться к тексту статьи)
_________________________________________
Поляки и русские ("Racjonalista", Польша)
Польский гонор и российская гордость ("Rzeczpospolita", Польша)
Осторожное балансирование Польши между риском и вознаграждением ("The Times", Великобритания)
