Когда война входит в интересы потенциальных противников, она раньше или позже разразится. На протяжении шести дней, в то время как враждебность нарастает, русские и грузины соревнуются в умении показать себя удивленными происходящими событиями и в приписывании любой вины противоположной стороне. Но их мошенничество трагично. Еще несколько месяцев назад отношения Москвы и Тбилиси дошли до состояния белого каления. На протяжении месяцев практиковались взаимные провокации. Потому что на протяжении месяцев Грузия и Россия вырабатывали, не делая из этого большого секрета, свои противоположные стратегии.
Михаил Саакашвили хотел продемонстрировать, что маленькой и демократичной Грузии необходимо войти в НАТО для того, чтобы не быть отданной на произвол большому соседу, одновременно надеясь восстановить контроль над Южной Осетией. Россия тандема Путин-Медведев преследовала противоположные цели, она намеревалась подчеркнуть, что Грузия горячих голов не может стать частью альянса и тем временем была готова дать понять всем язык ее танков.
В ночь олимпийских торжеств, когда Саакашвили сделал свою безрассудную военную ставку против осетинской столицы, Москве была подарена возможность, которой она ждала. И она отреагировала так, как реагируют все время российские генералы - непропорциональным применением силы. Она выгнала грузинов, которые уже взывали к Западу о помощи, ее наступательные действия вышли за пределы Осетии, она подготовила к войне также сепаратистов Абхазии. И, главным образом, Кремль молчаливо обратился к Белому Дому и НАТО: вы действительно хотите, чтобы эта Грузия вошла в ваш альянс? Вы действительно хотите пригласить в свой дом государство постоянных войн и напряженности? Знайте, что здесь пользуемся влиянием мы, и что Грузия не получит ни Южной Осетии, ни Абхазии.
Бумеранг Саакашвили, поощряемый и ожидаемый, таким образом, позволяет России вплести грузинский вопрос в ткань конфликта с Америкой, который тут же обострился: Киев и Тбилиси получили обещание однажды войти в НАТО, не изменилось намерение установить противоракетную систему в Польше и Чехии, соперничество на Кавказе было очень серьезным и до того, как дело дошло до пушек, а очень скоро геополитическая борьба США и России распространится на вопрос о контроле над Антарктидой и ее месторождениями энергоресурсов.
'Вы нас окружаете', жалуются в Москве, и в отрыве от этого длящегося на протяжении столетия психоза (так же как и в отрыве от желания восстановить контроль над каспийской нефтью), не возможно было бы понять жесткость и масштабность российской реакции.
Как отреагирует Запад на такой просчитанный вызов? Маловероятно, что у него есть желание 'умереть за Тбилиси'. Вполне понятно, что правильно осуждать российские излишества, так же как священным являются и призывы к уважению суверенитета и территориальной целостности Грузии. Но взывание к принципам было бы более эффективным, если бы у Запада не было своего свеженького скелета в шкафу - одностороннего провозглашения независимости Косово. К тому же, США нуждаются хотя бы в минимальном диалоге с Россией по другим важным международным кризисам, начиная с Ирана. В то время как Европа, сразу же включившаяся в попытку посредничать, находится в еще более худшем положении: она ведет всесторонние переговоры с Москвой, от которой зависит большая часть ее поставок энергоресурсов, и смотрит косо на ускоренное вступление Грузии и Украины в НАТО (на саммите в Бухаресте Саркози и Меркель остановили Буша). Но она знает, что рано или поздно коса найдет на камень, и, главным образом, внутри себя она разделилась по вопросу о том, какой политики необходимо следовать в отношениях с Кремлем. Бывшие сателлиты СССР подталкивают к ведению жесткой линии.
Короче, решимости Москвы противостоит слабый Запад, у которого есть по крайней мере три различных концепции об отношениях с Россией: американская концепция roll-back (в ожидании нового президента), опасливая концепция 'старых' европейцев и концепция памяти европейцев, входивших в Варшавский договор. Барбара Спинелли права, когда пишет, что Европейский Союз не смог экспортировать свою культуру туда, где раньше царил советский коммунизм, и прав Дарио Ди Вико, опасаясь подверженности европейцев слабости. Но западный кризис после окончания 'Холодной войны' заключается именно в этой идеальной афазии (полной или частичной утрате речи - прим. перев.), которая возвращает на алтарь баланс силы ушедших времен, содействуя животному прагматизму вновь возникающих держав, таких как Россия, не в меньшей степени, чем американский унилатерализм.
У Европы, представленной Саркози, хотя бы есть заслуга в том, что она не спасовала. Прекращение огня было бы отличным результатом ее дипломатических усилий. Но решение о том, что произойдет в более длительной перспективе, по крайней мере, в Южной Осетии и Абхазии, будет принимать напуганная и агрессивная Россия.
* * * * * * *
Проклятие Саакашвили и его присных (Сообщество читателей ИноСМИ в ЖЖ)
Саакашвили испугался и бежит (Сообщество читателей ИноСМИ в ЖЖ)
_______________________________
Россия сама отказывается от своей репутации в мире ("The Financial Times", Великобритания)
Президенту Грузии не стоит ждать сочувствия от Запада ("The Guardian", Великобритания)
Не переусердствовала ли Грузия в Осетии? ("Time", США)
Сойдет ли это с рук России? ("The New York Times", США)
Война Путина против Грузии является частью масштабной стратегии ("The Washington Post", США)
