В этом году мы отмечаем 65-ю годовщину резни поляков, евреев, чехов и украинцев, совершенной на Волыни украинскими националистами. Строго говоря, это годовщина пика насилия, достигнутого в летние месяцы 1943 года. Ведь систематическое уничтожение населения Волыни началось еще в 1942 году и продолжалось вплоть до занятия этих территорий Красной Армией в 1944 году. Из волынских поляков жертвами этой огромной и исключительно злодейской "этнической чистки" пало не менее 60 тысяч человек. Однако, скорее всего, гораздо больше - главным образом женщин, детей и стариков. Убийцы не только вырезали целые семьи, но и уничтожали материальные следы присутствия поляков: разрушали дома, церкви и даже вырубали сады.
По сей день на месте многих довоенных польских поселений - пугающие пустыри. Порой можно найти скромный крест: чтобы иметь возможность поставить его, потомки выживших были вынуждены подвергнуть цензуре надписи в память о погибших. Они говорят о "жертвах трагедии", "происшествий" или "событий": называть здесь происходившее убийством по-прежнему немыслимо...
Бывало по-разному. Из многочисленных преступлений, совершенных против поляков в ХХ веке, ставшим веком геноцида, судьба этого преступления особенна в том смысле, что оно, пожалуй, единственное, которое поляки добровольно стирают из памяти. Мы возмущаемся, когда русские отказываются признавать катынский расстрел актом геноцида и пытаются затереть память о нем сфабрикованным обвинением Польши в убийстве нескольких десятков тысяч военнопленных в 1920 году. Мы возмущаемся, когда свою вину в отношении поляков релятивизируют немцы. Пытаются путем целого ряда ухищрений представить себя, по крайней мере, такой же жертвой Второй мировой войны.
И правильно. Но вместе с тем польские власти и значительная часть интеллектуальной элиты усердно способствуют извращению памяти о волынской трагедии, затушевыванию вины идеологии, стоявшей за ней, и релятивизации ее масштабов. Резолюция, которой Сенат Польши 5 лет назад отважился почтить память жертв, - это вершина политкорректного лепета, из которого можно сделать только тот вывод, что сколько-то - точно неизвестно сколько - людей погибло в результате таинственного стихийного бедствия. В подобном тоне выдержаны немногочисленные выступления польских лидеров, не исключая президента Леха Качиньского. Вместе с тем наши круги, формирующие общественное мнение, с большим усердием подхватывают пропагандистский тезис украинских националистов о том, что преступления имели взаимный, симметричный характер, и нет смысла измерять вину каждой из сторон.
Этот тезис противоречит фактам, и так же чудовищен, как если бы некий немецкий политик обращался сегодня к евреям с такими словами: в отношениях между нашими народами бывало по-разному, вы нанесли нашей армии удар в спину во время войны и обворовывали нас в период большого кризиса, мы потом за это мстили, ну, может, чуток перебрали. Но теперь, мол, уже пора забыть старые споры, пожать друг другу руки и больше к этому не возвращаться. И как если бы одновременно с этим одну из улиц в Берлине назвали именем Героев СС, аргументируя это тем, что, несмотря на противоречия, связанные с этой организацией, ее солдаты сражались за Германию очень смело.
К таким же аргументам прибегали члены городского совета Львова, в котором доминируют националисты. Именно в 65-ю годовщину волынской резни он переименовал улицу Тургенева в улицу Героев УПА. Соглашаясь на фальсификацию истории и предавая память забвению, поляки совершают поступок, дважды достойный самого сурового порицания. Позорный, потому что преступление требует истины, а примирение ничего не стоит, если основано на лжи. Но также глупый, потому что возрождение традиции украинского национализма в духе ОУН и рост его значения на украинской политической сцене - это очень невыгодный сценарий и для нас, и для всего мира. Так что, прикладывая руку к его реабилитации, мы действуем вопреки жизненно важным интересам нашего государства.
Нет симметрии. Нет никакой симметрии, что бы ни говорили в некоторых кругах, между действиями украинских отрядов и польской "Самообороны" и Армии Крайовой. На Волыни не было никакой гражданской войны, не было и этнических столкновений между жителями, наподобие того, что произошло на территории бывшей Югославии. На Волыни имел место плановый геноцид, реализованный организацией, исповедовавшей преступную идеологию, которую в первом приближении можно определить как украинский вариант фашизма и нацизма (участие в убийстве местного населения, часто имевшее место, носило, однако, вспомогательный характер и вдохновлялось регулярными частями).
Впрочем, законотворец и идеолог украинского национализма Дмитрий Донцов был горячим поклонником Муссолини и Гитлера. Он переводил их труды на украинский язык и вдохновлялся ими при создании программы основанной в 1929 году Организации украинских националистов (ОУН), вооруженным крылом которой была возникшая позже "повстанческая армия" (УПА). Его opus magnum (самая известная, главная работа) "Национализм" вместе с распространявшимся Донцовым "Декалогом украинского националиста", а также вдохновленная Донцовым книга Мыколы Сциборского "Нациократия" стали библией идеологии, которая совершенно открыто призывала к "очищению" Украины от иноземцев, а также от "антинационального элемента" среди этнических украинцев. Санкционируя как необходимость массовое уничтожение и рекомендуя "наследникам славы Владимирова Тризуба" коварство, ненависть и готовность идти на любое преступление, которого потребует "польза дела". Здесь надо подчеркнуть, что "польза дела" (то есть создание Великой Украины "на границе двух миров", не являющейся ни Западом, ни Востоком) требовала, согласно Донцову и Сциборскому, не только полного устранения инородцев, но также как провозглашали и другие идеологии этого типа, ликвидации "плохих" украинцев. Тех, которые, пользуясь языком вышеупомянутых произведений, "опростились", скрепили семейные узы с поляками или евреями, подверглись действию миазмов демократии, либерализма и других идеологий разложения. С хронологической точки зрения, первыми жертвами ОУН-УПА были именно такие плохие украинцы, стоявшие у националистов на пути к властвованию над душами и созданию "национального" государства. Убийства начались с тех, кто был обвинен в сотрудничестве с Советами до июня 1941 года, причем категория коллаборационизма понималась очень широко, и ее, в частности, распространяли на солдат Красной Армии (которые, впрочем, вступали в нее недобровольно).
Многих украинцев, оказавшихся в плену, в первый период войны с Советами отпускали домой, где при отказе вступать в ряды УПА их часто убивали. Из беседы с одним из последних доживших до наших дней членов польской "Самообороны" на Волыни я знаю, что некоторые пленные, отпущенные немцами, прятались от УПА в рядах польских партизанских отрядов...
Сегодня трудно оценивать, какой реальной поддержкой пользовалась сформулированная Донцовым идеология, особенно в своем самом четком виде (неслучайно "Декалог" рекомендовал "говорить о деле не с кем можно, а с кем нужно"). Наиболее эффективно она увлекала за собой молодых. В рассказах переживших резню повторяется один и тот же сюжет: теми, кто пытался их защитить, кто спасал польских детей от резунов, обычно были украинцы в зрелом возрасте. Многие из них поплатились за это жизнью...
Судя по донесениям польского подполья, украинских жертв ОУН-УПА, которые погибли вместе с поляками на Волыни, было от 10 до 15 тысяч, а, может быть, и значительно больше. Не все давали увлечь себя инспирированной УПА оргии убийств, не все проходили применявшиеся подчиненными Бандеры "воспитательные" процедуры, которые заключались в том, чтобы доказать на глазах резунов свою лояльность "самостийной", собственноручно расправившись с соседями-поляками. Особенно следили за тем, чтобы такую лояльность доказывали члены смешанных семей. В равнодушных "примирительных" упоминаниях о судьбе Волыни сегодня повторяется: "погибло около 100 тысяч поляков, а с украинской стороны жертв было около 30 тысяч". У тех, кто не разбирается в проблеме (а для того, чтобы эта история была мало кому известна, сделано много), создается впечатление, будто эти 30 тысяч убитых украинцев были жертвами неких польских "акций возмездия".
Между тем, большинство из них - это также жертвы украинского национализма. Тем, что отличает резню на Волыни от всех известных этнических преступлений, является невероятная жестокость преступников. Ни сталинский НКВД, ни гитлеровские Einsatzgtruppen не отличались личной жестокостью исполнителей. А резуны ОУН-УПА и других националистических объединений словно питали к ней особое пристрастие...
Официальных курьеров лондонского правительства и командования АК, делегированных в 1942 году на переговоры с руководством УПА о совместной борьбе с Германией, резуны не просто расстреляли, а разорвали живьем лошадьми. Так же издевались и над простыми жертвами. Даже человеку с сильными нервами тяжело читать воспоминания, в которых постоянно упоминается вырывание языков, выкалывание глаз, забивание гвоздей в голову, выпарывание плодов беременным женщинам, четвертование, трудоемкое и кошмарное надругательство над трупами и причинение всевозможных утонченно садистских мук. Трудно решить, насколько это было проявлением одичания убийц, а насколько - результатом холодного расчета. Впрочем, тех, кого уничтожить не получилось бы, нужно было запугать так, чтобы они покинули земли Великой Украины как можно скорее...
Понятно, что в людях, потерявших всех своих родных, которые погибли мучительной смертью, порой просыпалась безумная жажда мести (хотя это их и не оправдывает). Немало поляков из-за этого вступало в ряды немецких формирований, чтобы принять участие в уничтожении украинского населения. Убийства украинцев совершали и отряды подпольной Польши. Однако масштаб таких событий был несравнимо меньшим, чем хладнокровно запланированный и систематически проводившийся геноцид ОУН-УПА (в июле 1943 года, когда интенсивность террора достигла пика, ее истребительные отряды появились более чем в 500 населенных пунктах). Вспоминать о них сегодня для того, чтобы post factum оправдать кровопролитие, - значит, фальсифицировать историю.
Какую традицию выберет Украина? А основополагающий факт, не подлежащий сомнению, таков: при всех ошибках и кознях политики санации в отношении национальных меньшинств поляки никогда не планировали уничтожения украинского населения, никогда не создавали идеологии, оправдывающей массовые преступления, никогда к ним не призывали и не воспитывали в таком духе свою молодежь. С самого начала волынской резни на разных уровнях АК издавались приказы, строго запрещавшие месть, убийство мирных украинцев, женщин и детей. За их нарушение грозил военно-полевой суд. В то же время от командования УПА в ее отряды шли приказы совершенно противоположного содержания, требовавшие воспользоваться благоприятным моментом для ликвидации польского населения "с корнем".
Можно понять, почему современные украинцы не торопятся открывать для себя эти события. Народ, испытавший в новейшей истории не меньше страданий, чем поляки, а независимости добившийся лишь в последние годы, отчаянно нуждается в мифе, на котором ему можно было бы строить свою идентичность. Поэтому создается миф УПА как партизан-героев, сражавшихся и с немецкими, и с советскими оккупантами. Достоверности мифу придает тот факт, что позже украинские националисты были действительно истреблены Советами (хотя в разные периоды, используя, по совету Донцова, хитрость, они получали тыловую поддержку как от НКВД, так и от гитлеровцев).
В условиях войны ни одно партизанское движение не может иметь однородный характер, и, безусловно, не вся УПА вырастала из националистической идеологии. И не всех ее солдат можно считать виновными в преступлениях. Но оценка как этой идеологии, так и геноцида, к которому она привела, должна быть однозначной. Как бы болезненно это ни было для украинцев, разобраться в этом никому не нужно так, как им самим. Важно, кого они считают своими героями: резунов или тех украинцев, которых за "опрощение" и отсутствие национального духа они вырезали так же, как поляков.
Мы не имеем влияния на украинские проблемы с идентичностью, однако сложно оправдать позорную уступчивость, с которой Польша отказывается напоминать правду, а часть элиты, формирующей общественное мнение, с истерией реагирует на любое упоминание об ОУН или употребление естественного в данной ситуации слова "геноцид". Память о волынской резне культивирует сегодня лишь группка постепенно вымирающих кресовяков (жителей "крессов" - бывших восточных окраин Польши, ныне Западной Украины, Беларуси и Литвы), загнанных СМИ в гетто национал-радикальных "фанатиков". Вместо напоминания о правде мы уже не первое десятилетие имеем возмутительный спектакль затыкания рта тем, кто помнит слишком хорошо, во имя превратно понимаемой геополитики и "примирения".
Низость и глупость. Это со стороны Польши не только низко - я живу на свете достаточно долго, чтобы знать, что справедливость, пролитая кровь и тому подобные вещи значат в политике не больше, чем пресловутый прошлогодний снег. Но именно по политическим причинам то, что мы делаем, является крайней наивностью и глупостью. Поддерживая историческую ложь о "взаимных обидах" и УПА, мы вовсе не помогаем дружественным нам украинским демократам формировать современное национальное сознание Украины. Думать так наивно. Напротив, как показывают последние годы, в лагере "оранжевых" роль националистов, в более или менее завуалированной манере поднимающих знамена ОУН, постоянно возрастает. Каждый памятник, поставленный УПА, каждая фальсифицирующая историю публикация, на которую Польша не реагирует, укрепляет их позицию и придает им убедительности. Кроме того, небессмысленно заметить, что это подрывает нашу историческую политику: сложно верить полякам, когда они заявляют, что в вопросе Катыни их интересует только правда, а не политика, если в то же время в отношениях с Украиной они отказываются от правды как раз во имя политики.
Однако принципиальная ошибка нашего поведения в том, что националисты, распространяющие миф о героической УПА, не построят хороших отношений ни с Польшей, ни со всей Европой. Мир мало волнуют исторические обиды поляков, но иначе - с памятью о Холокосте, в котором есть и страшная украинская страница. Присутствие в политической жизни Украины последышей Бандеры - это такой аргумент, о котором Россия могла бы только мечтать. И достаточная причина для того, чтобы перед Украиной были закрыты двери Европейского Союза и НАТО, чего мы вроде как хотим не допустить. Трусливо прячась за бессмысленными фразами о взаимной вине и "трагических событиях", мы ничего не добьемся. Их единственным следствием является то, что, зажигая сегодня, в свободной уже Польше, лампады в память о жертвах Волыни, мы должны испытывать не только скорбь, но и жгучий стыд за измену памяти их мученичества.
Граждане Украины! Вы своим молчанием способствуете выращиванию нового поколения резунов-ОУН-УПА. Думайте, что вы делаете своим бездействием!
* * * * * * *
Алексей Венедиктов: Ты возвращаешься, а здесь ОМОН и все опечатано (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Как москали у русских имя украли... (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Крах России или Мечта грузинского народа (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Дмитрий Донской сражался не против, а за Орду? (Тайное братство читателей ИноСМИ)
Советско-фашистская дружба (Тайное братство читателей ИноСМИ)
_________________________________
Русофобская идеология украинского национализма сформировалась под контролем нацистского рейха ("Le Figaro", Франция)
Рафал Земкевич: Заговор молчания о волынской резне ("Rzeczpospolita", Польша)
Рафал Земкевич: Сложно верить полякам, когда они заявляют, что в вопросе Катыни их интересует только правда ("Rzeczpospolita", Польша)
Резня на Волыни, или может ли такое повториться? ("Salon24", Польша)
Истории от Олеся Бузины: Кого замучили украинцы? ("Сегодня", Украина)
