'Будьте как дети', - вторит Евангелию заглавие нового романа Владимира Шарова; но не увлекайтесь слишком простыми решениями, предостерегает автор всем последующим текстом. На Московской международной книжной ярмарке 2008 года роман получил премию 'Проза года', он вошел в шорт-листы 'Русского Букера' и 'Большой книги', а недавно принес автору премию имени Уильяма Хэтчера.
'Постмодернист', 'мастер литературной провокации', 'создатель альтернативной истории' - вот краткий список ярлыков, которыми критики долгое время награждали писателя. Однако теперь они все чаще называют Шарова 'живым классиком', отмечая, что его стиль и метод 'сюжетосложения' давно уже являются образцом для подражания.
- Владимир, ваши книги полны каскадов самой невероятной фантазии, которая 'играет' на фоне множества человеческих судеб. Какова степень автобиографичности, например, последнего романа 'Будьте как дети'?
- Она весьма и весьма велика. Роман пишешь наедине с самим собой много лет, и, конечно, все в нем - то, как именно ты видишь и понимаешь мир. В нем твои настроения и даже физиология. Так что когда ставится финальная точка, раздел и развод весьма болезненны. Что касается судеб людей, о которых пишу, то и в них много правды. Почти все, что кажется невероятным, невозможным, на самом деле было. Я очень редко превышаю и меру безумия, и меру гротеска.
- А как роман 'Будьте как дети' вообще родился? Что вас зацепило или подтолкнуло?
- У любой большой вещи много корней, но здесь первым, начальным было описание крестового похода детей. В начале XIII века десятки тысяч мальчиков и девочек по всей Европе поверили, что взрослые воины не могут освободить Иерусалим, потому что греховны, и только им, невинным и чистым детям, под силу это сделать. Они шли по дорогам и каждый замок, башни которого появлялись на горизонте, принимали за Святой Град. Они гибли от голода, холода и болезней; их похищали и продавали в рабство, просто убивали. Надо ли говорить, что до Святой земли не дошел ни один и не многим повезло вернуться домой.
- Вас часто называют автором альтернативной истории, хотя, по-моему, у вас как раз противоположный посыл: вы предлагаете альтернативные объяснения свершившихся фактов: чего стоит в 'Будьте как дети' описание по числам стадий болезни Ленина - абсолютно достоверное - и тут же его роли в организации крестового похода детей.
- Я с большим уважением отношусь к настоящей истории и, наоборот, совершенно равнодушен к истории альтернативной. Что касается альтернативных объяснений, то, конечно, они есть. Например, я убежден, что гражданская война - убийство своих своими - в России не завершилась в начале 20-х годов, а продолжалась до самой смерти Сталина. Иначе необъяснимы ни коллективизация, ни голодомор, ни переселение целых народов, ни миллионы расстрелянных и замученных в лагерях. Что же до жанра моих романов, то, думаю, это сплав метафоры, притчи и реальной истории.
- Почти во всех ваших романах в том или ином виде есть найденная (или пропавшая и чудом 'воскресшая') рукопись - не связано ли это с вашим историко-архивным прошлым? Вы же, если не ошибаюсь, по первой профессии медиевист?
- Наверное, вы правы. Кроме того, огромная часть нашей истории оказалась бесписьменной и канула в небытие - я очень сильно ощущаю эту неполноту.
- В одном из интервью вы выступаете против 'кентавров добра и зла', но ваши книги полны именно такими кентаврами. Герои то подлецы, то святые в одном лице - и непонятно, на чьей стороне автор. В 'Будьте как дети' есть абсолютно симпатичные или несимпатичные вам герои?
- Думаю, что после грехопадения Адама все мы, за редчайшим исключением, такие кентавры. Причем зло и добро в нас не переплелось, а одно проросло в другое. Поэтому так часто самые возвышенные надежды кончаются лишь чудовищной кровью. И в жизни, и на страницах рукописи, как любой нормальный человек, я, конечно, сочувствую всем, кто хочет другим хорошего, но в ужасе от того, как быстро и легко одно перерождается в другое. Это напрямую касается и 'Будьте как дети'.
- Вообще при обилии лиц и при неожиданности сюжетных поворотов я бы сказала, что главный герой ваших книг - это Октябрьская революция.
- Скорее не Октябрьская революция, а гражданская война: нет ничего страшнее самоистребления.
- Сквозная идейная линия, которая проходит через ваши романы - не исключение и 'Будьте как дети', - напряженное ожидание героями второго пришествия. Эта тема вынесена вами из русского XVII века, о котором вы писали и в одном из первых романов, 'Репетиции', и в своих исторических работах?
- Для меня, вне всяких сомнений, русская история XX века теснейшим образом связана с теми идеями и представлениями о мире и о себе, которые легли в самую основу русского государственного порядка. В частности, с убеждением, что с концом Руси придет и конец мира, наступит царство антихриста. Все это было развито и дополнено при патриархе Никоне расколом не только церкви, но и общества. Довольно долго светской императорской власти хватало сил, чтобы держать эту эсхатологию под спудом, временами даже не замечать ее. Но в семнадцатом году она вырвалась на волю и смела все.
- Вам не кажется странным, что почти никто из критиков не говорит о вас как о мастере абсурда? Все очень серьезно обсуждают виражи ваших текстов и как будто совсем не удивляются, что, к примеру, дети идут по воде в Иерусалим, чтобы отмолить грехи отцов-чекистов ('Будьте как дети'), воскресший Лазарь Каганович гоняет в открытом вагоне по вверенной ему советской железной дороге ('Воскрешение Лазаря'), а многотысячный хор возводит храмы пением ('Мне ли не пожалеть'), - список можно продолжить.
- Собственные вещи трудно увидеть со стороны, так что мое дело тут маленькое. Кроме того, на чужую - 'критическую' - территорию я вообще стараюсь не залезать.
- Вашим стилистическим ноу-хау стала абсолютная нераздельность иронии и серьеза: даже искушенный читатель и тот вынужден постоянно быть начеку - что же говорить о тех, у кого плохо с юмором?
- Хочется надеяться, что у меня все так, как в жизни: старое и всем известное - 'смех сквозь слезы'. Как их разделить и зачем, я не знаю.
- В ваших романах почти нет диалогов, но есть мастерски написанные пейзажи, причем самый любимый сюжет - болото. Почему?
- Каждый год - месяц или два - летом я жил в деревне, почти со всех сторон окруженной болотами, исходил по ним многие километры, собирал чернику и голубику, морошку, клюкву и бруснику. В общем, я люблю болота. Люблю открытые пространства, люблю, когда нет толкотни и далеко видно.
- Вас много переводят во Франции, вышли переводы в Италии, в Болгарии, даже в Китае - а вот для англоязычного читателя вы пока закрыты. Есть ли причина?
- Мне об этом трудно судить, но думаю, что в нашем деле все решают личные вкусы и пристрастия. Хорошие переводчики влюбляются в книгу, которую переводят. Влюбляются сами и умеют заразить этим издателей. Во Франции такой переводчик нашелся, а в Англии и в США пока нет.
- Кстати, интересно, что говорят ваши переводчики, как они справляются с эскападами вашей иронической фантазии?
- Я боюсь лишних разочарований и подобные вопросы стараюсь не задавать, но знаю, что им приходится нелегко.
- Из писателей-классиков, мне кажется, вам близок Салтыков-Щедрин, а из более молодых - Андрей Платонов. Кого бы вы сами еще назвали - независимо от языка и места обитания?
- Сервантеса, Свифта, Стерна, а из российских писателей - Лескова и Зощенко.
- Романы вы пишете подолгу - лет по пять. Почему в промежутках не появляются ваши рассказы? Мелкие жанры не для вас? Или не любите отвлекаться?
- У романа, в отличие от более компактных рассказа или повести, есть одно свойство. Его части, независимо от автора, сами по себе однажды начинают друг с другом разговаривать, друг друга комментировать и понимать. Это большой подарок, и я его очень ценю.
- А сейчас чем занимаетесь?
- Уже два месяца я только и делаю, что читаю. Так много я не читал с детства. Меня включили в жюри премии Ивана Петровича Белкина, и моя часть - тридцать больших повестей и маленьких романов. Картина на редкость разнообразная и уже этим очень интересная. Страна продолжает быть пишущей. Такое ощущение, что мы вообще не способны понять ни себя, ни окружающих, предварительно их не написав.
- Каковы ваши собственные литературные планы?
- Хочу написать нечто вроде цикла лекций по русской истории. Вообще же надеюсь, что 'Будьте как дети' не станет моим последним романом.
_________________________________
Пародия на сталинизм ("Европа-Экспресс", Германия)
Иосиф Сталин ("Salon24", Польша)
Есть ли еще белые русские? ("Rzeczpospolita", Польша)
Революция - дело серьезное, это вам не ваньку валять ("Le Monde", Франция)
* * * * * * * * * * *
Детский лепет о военных базах (Общественная палата читателей ИноСМИ)
"Майн Кампф" Владимира Ленина (Общественная палата читателей ИноСМИ)
"Превед от Медвед" или Кто виноват, тот и платит (Общественная палата читателей ИноСМИ)
Скатерть-самобранка по-украински (Общественная палата читателей ИноСМИ)
Нагнать страху! (Общественная палата читателей ИноСМИ)
