Полковник Буданов вновь объявлен подследственным. Ахмед Закаев не спешит возвращаться в Грозный. По его мнению, российско-чеченский конфликт далек от завершения. Недавнее интервью с Рамзаном Кадыровым, опубликованное в 'Российской газете', более всего примечательно своей сдержанностью. Ни малейших резкостей, столь привычных в устах чеченского лидера, он себе не позволяет. Мирное строительство, инвестиционные проекты, успешная борьба с кризисом - перед нами топ-менеджер, а не политик.
Исключений немного. Например, в последней фразе, где Рамзан, подобно многим великим вождям, высшей целью своей жизни провозглашает счастье народа. Или чуть выше, когда рассуждает о личной 'долгосрочной стратегической программе - вернуть в республику всех, кто не запятнал себя кровью'. А это тема в высшей степени политическая.
Прошло чуть больше двух недель с тех пор, как прогремел скандал, связанный с 'программой' Кадырова. Разборки шли на довольно высоком уровне: официальная власть в Грозном полемизировала с ФСБ РФ. Поводом для дискуссии стала судьба Ахмеда Закаева. Самого известного из чеченских эмигрантов.
Причиной раздора в отношениях между Москвой и Грозным он стал уже давно. Только раньше было наоборот. Переговоры генерала Казанцева с 'бандитом' Закаевым, проходившие восемь лет назад в аэропорту Шереметьево-2, весьма болезненно воспринимались обновленным чеченским руководством. Теракт на грозненском стадионе 'Динамо', в результате которого погиб Ахмат Кадыров, стал основанием для новых обвинений в адрес Закаева. Сын погибшего называл эмигранта одним из тех, кто якобы финансировал теракт. Два года назад Рамзан Кадыров стал отзываться о нем иначе. Образ Закаева заиграл новыми красками: оказалось, что он - 'хороший артист', который 'отдавал много сил чеченской культуре'. В речах Рамзана зрительская симпатия соединялась с насмешкой: мол, Ахмед 'не воин', зато роли свои знает назубок. Вспоминался Гамлет, которого Закаев играл в советские времена, а также его политические речи в изгнании. Гамлет вызывал одобрение. С политикой Закаеву предлагалось покончить.
Объяснялось это просто: политикой в Чечне теперь занимался исключительно Рамзан. Подружившись с Путиным и освоив огромные бюджетные средства, он ощутил себя в роли объединителя всех чеченцев. Кадыров воспринимал и воспринимает это как миссию, чему способствует и реальная обстановка в республике. По сути, он получил власть и свободу распоряжаться этой властью в таких масштабах, о каких могли лишь мечтать Дудаев и Масхадов.
Закаеву оставалось только с горечью наблюдать за происходящим. Впрочем, ревность в его нечастых интервью соединялась с надеждой. Свобода Чечни оставалась для него главной идеей.
Теперь уже вмешиваться в дела Чечни метропольной и эмигрантской пришлось Кремлю. Так, в конце января, когда в Дагестане в ходе спецоперации был убит некий Иса Хадиев, Лубянка это событие прокомментировала специально для Кадырова. Из пресс-релиза ФСБ следовало, что убитый являлся 'религиозным и военным авторитетом ичкерийского подполья'. Организатором этого подполья, по версии чекистов, был Закаев.
Кадыров молчать не стал. Устами одного из своих подчиненных Лемы Гудаева он нашел для Закаева такие слова, каких тот в жизни не слышал от новой чеченской власти. Оказалось, например, что эмигрант вовсе никакой не террорист, но 'один из немногих и наиболее адекватных представителей так называемого правительства Ичкерии'.
Иными словами, Кадыров предложил новые правила игры в треугольнике Москва-Чечня-Ичкерия. Отныне он сам взялся определять, кто бандит, а кто артист. Еще раньше официальный Грозный твердо заявил свою позицию по делу Буданова и другим подобным делам. В частности, президент Чечни требовал пожизненного наказания для бывшего полковника и предупреждал: 'Мы не стерпим оскорбления. Если решение не будет принято, то последствия будут плохими'.
В интервью 'Российской газете' о Буданове он не говорил ни слова, а по поводу Закаева высказывался осторожней. 'Не знаю, - с неожиданным добродушием заявил Кадыров, - может быть, какие-то группы он и планировал создать, ФСБ виднее'. А дальше повторил свои прежние речи - про 'никакого воина' Закаева и о том, как славно чеченскому Гамлету могло бы работаться в местном Министерстве культуры.
Это на публику. В политике же кулуарной он гнет свою линию куда упорней. С таким упорством, что у сотрудников Следственного комитета при Генпрокуратуре вдруг открылись глаза на преступления Юрия Буданова, совершенные в январе 2000 г. Разумеется, это пока лишь подозрения, но уже ясно, что условно-досрочно освобожденному новое следствие сулит новые хождения по мукам. Допросы, очные ставки, возможен и арест.
По сути, Кадыров, который страшней десяти будановых, воплощает в жизнь давнюю, отчаянную мечту чеченцев. Мечту о возмездии за две войны. Эта месть многообразна - от реабилитации Закаева, за которым Генпрокуратура РФ безуспешно гонялась по европейским столицам, до расплаты за военные преступления, совершенные в Чечне. Давление наращивается постепенно, но неумолимо, и уже не поймешь, кто кого победил. При этом в своих действиях и в Чечне, и в России Кадыров чувствует себя куда свободней, нежели большинство федеральных политиков. Границы этой свободы пока обозначены, но раздвигаются неуклонно.
А Закаев домой не спешит. В интервью русской службе Би-би-си он дал своему соотечественнику ответ строгий и подробный. Никаких, по его словам, разговоров, касающихся условий возвращения, он с президентом Чечни никогда не вел. 'Моим трудоустройством, - добавил Закаев, - озабочен не только Кадыров. Путин неоднократно присылал ко мне своих представителей и предлагал даже нынешнюю работу Рамзана Кадырова'. Похоже, тут он издевался над обоими - все же вряд ли Путин мог обещать ему пост президента Чечни, - но в остальном был очень серьезен.
Говоря о судьбе Рамзана, Закаев утверждал, что тот, наверное, до сих пор не понимает: 'прийти к власти на российских штыках можно, но удержаться практически невозможно'. Отвечая на прямой вопрос о репатриации, говорил, что, прежде всего, 'необходимо разрешить российско-чеченский конфликт'. По его мнению, политическое решение еще не найдено, и 'в этом положении ставить какие-то условия, договариваться о каких-то должностях в сегодняшней Чечне было бы очень неумно, скажем так'. Углубляясь в тему, Закаев выражал надежду, что 'рано или поздно найдутся силы в самой России, которые будут заинтересованы в разрешении конфликта'. Тогда и будут востребованы люди, подобные лондонскому эмигранту.
Напоследок журналист задал ему самый интригующий вопрос: не являются ли заявления Кадырова свидетельством разногласий между Грозным и Москвой? Охотно допустив такую возможность, Закаев заметил: 'На каких бы условиях я ни вернулся домой, это будет объявлено успешной операцией по задержанию международного террориста'. И посоветовал Кадырову не доверять чекистам, бросив в конце весьма таинственную фразу: 'Рамзан Кадыров прекрасно знает, кто стоит за убийством его отца'.
А должности, тем более в грозненском Министерстве культуры, Закаева не прельщают. Он еще чувствует себя политиком, хотя, наверное, догадывается о том, сколь круто для него переменилось время. Однако свобода превыше всего, и Чечня в изгнании пристально вглядывается в новую Ичкерию, узнавая в ней до боли знакомые черты.
