В большинстве стран мира глобальный кризис носит чисто экономический характер. Россия же переживает два кризиса одновременно — экономический и политический.
Любой экономический спад — и нынешний в том числе — явление преходящее, но политический кризис в России носит перманентный характер. Это связано с тем, что российская политическая модель всегда глубоко укоренена в монистический миф: одно монолитное государство, одна партия, одна идеология, один национальный лидер и один народ. Те, кто застал советские времена, помнят вездесущие высокопарные лозунги о 'единстве народов СССР' и 'новой исторической общности — советском народе'.
Россия под руководством Владимира Путина в силу исторической инерции и традиции обречена на преемственность с советской монистической моделью. 'Единая Россия' — современный путинский вариант 'единой руководящей ми направляющей силы советского общества', т.е. коммунистической партии. Тем не менее, 'Единая Россия' не настолько монолитна, как хотелось бы Путину. В этой партии есть фракция, лояльная спикеру Думы Борису Грызлову, и фракция московского мэра Юрия Лужкова. Лужков жестко контролирует московские структуры партии и не позволит ни одному федеральному функционеру 'Единой России' и на версту приблизиться к своей 'вотчине'.
Конечно, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять всю реальную пустопорожность концепции 'единого народа'. Значительный процент населения России не скрывает нежелания 'приводиться к единообразию' или оказаться на равных с кавказцами. Для страны это оборачивается социальной шизофренией. С одной стороны россияне страстно поддержали войну с Грузией для защиты 'сограждан' в Южной Осетии — в полном соответствии с мифологией единой, монолитной сверхдержавы. С другой же стороны, встретившись с согражданами-мигрантами на любом московском рынке, они тут же начинают сетовать, что город наводнили 'черные' с Кавказа.
В условиях зрелой демократии, если президентский срок подходит к концу, а глава государства проявил себя негодным руководителем, происходит мирная передача власти новой администрации. Новый президент получает от народа мандат на исправление ошибок своего предшественника. Путинская властная вертикаль, однако, сохраняет 'священный' ореол в глазах 80% населения — даже несмотря на небольшие трещинки в фундаменте, появляющиеся по мере разрастания кризиса. Созданная им политическая система считается настолько священной, что простая мысль о ее демонтаже представлялась бы катастрофой. Какая модель способна заменить его 'вертикаль власти'? Кто встанет во главе новой системы? В рамках путинской вертикали все решения принимаются одним человеком и зависят только от него. Убери его — и вся политическая постройка рухнет. Монистическая система по определению монопольна — альтернатив она не предусматривает.
Конечно, Путин не бессмертен. В какой-то момент — возможно, после еще двух президентских сроков, когда ему исполнится 72 — смена власти произойдет. Подобно тому, как Ельцин 'помазал на царство' Путина, а тот, в свою очередь, 'помазал' Медведева, семидесятилетний Путин может подобрать себе преемника. Все, однако, не так просто. По всей вероятности, последнее слово относительно кандидатуры этого преемника будет принадлежать не самому Путину, а самой могущественной из клик в рядах элиты — той, что контролирует наибольшую долю ресурсов страны. А поскольку Путин к тому времени постареет и станет слабее, этот процесс может приобрести хаотичный характер — враждующие кланы внутри элиты начнут сражаться друг с другом за право заполнить грядущий вакуум. Эта закулисная борьба за власть — освященная временем традиция, перешедшая к нынешней власти по наследству от ЦК КПСС. В этом смысле российский политический процесс останется столь же тайным и непрозрачным, каким он был всегда. Несмотря на внешние атрибуты демократии и всенародного голосования, люди не смогут, или почти не смогут повлиять на передачу власти.
Путин мог бы поддерживать свою 'потемкинскую' вертикаль власти еще много лет — если бы в страну продолжали потоком литься нефтедоллары. Эти деньги были главным инструментом, позволявших кормить досыта и обеспечивать послушание путинских 'дрессированных львов' — различных элитных группировок в его окружении. Но сейчас денег становится все меньше, и о последствиях страшно даже задуматься. Хорошо известно, что в цирке даже самые вышколенные львы неожиданно нападают на дрессировщиков — даже если их кормят до отвала. Только представьте, что может случиться, если эти львы голодны — и разъярены. Мы уже слышим угрожающее рычание путинских львов. Они щелкают зубами и истекают слюной. Уверен, что Путин тоже все это видит и слышит.
Путинская 'потемкинская деревня' скоро начнет рушиться, но радоваться здесь нечему. Единственный плюрализм, который станет результатом ее крушения — это 'плюрализм с оружием в руках': массовые акции протеста и уличное насилие. Власть ответит на это дальнейшим ужесточением авторитарного режима.
Существует небольшой шанс на то, что крах путинской модели закончится 'слабым вздохом', но скорее всего нас ждет мощный взрыв — когда с перегретого автоклава слетит крышка.
Дмитрий Орешкин — московский политолог