Ушел, совсем немного не дожив до Дня Победы, который был так ему дорог, ушел, не успев дожить до своего 90-летия, которое все мы, хорошо и не очень хорошо знавшие его, готовились отметить. Потому что он был совершенно особенным человеком. Впрочем, кто бы мог предположить, что через три месяца ему исполнится 90. Такой ясный ум, такая твердая позиция, такая широта кругозора, такое бесконечное обаяние, сверкающее остроумие - все это притягивало к нему людей, брало в плен навсегда.
Утрата эта тяжела, она невосполнима. С ней невозможно примириться ни разумом, ни сердцем. Эта зияющая, болезненная рана останется навсегда. Это огромное горе для близких, но это и всеобщее наше горе.
Вспоминается, как в 2007 году, в тот первый после переноса Бронзового солдата День Победы, когда тысячи и тысячи людей шли на Военное кладбище, он появился на этой площадке, до предела заполненной народом, появился в своей зеленой военной форме со звездой Героя Советского Союза на груди, в полковничьей форме Эстонского стрелкового корпуса, и люди расступались перед ним, образуя широкий коридор. Ему жали руки, его целовали, до него старались дотронуться, ему говорили 'спасибо', и он шел по этому живому коридору, мимо тысяч рук, не скрывая своих слез. Его трогала, не могла не тронуть эта безграничная людская любовь к нему. Не знаю, понимал ли он, что был нашей совестью, воплощением чести и достоинства для многих из нас. Наверное, понимал. Потому и держался так до самого конца, как мог держаться, наверное, только он один, с невероятным его человеческим достоинством, несмотря ни на что, несмотря на бесчеловечные судебные преследования.
Вспоминается, как он вернулся из-под Пскова, куда его пригласили, чтобы опознать найденные в засыпанных десятки лет назад окопах останки погибших солдат. Он рассказывал потом, что английские винтовки, истлевшие остатки мундиров - не советских, не, тем более, немецких, а также ботинки, в которые были обуты бойцы 22-го Эстонского территориального корпуса, - все это говорило о том, что это именно эстонцы, сражавшиеся здесь в 41-м с гитлеровскими частями и стоявшие здесь насмерть, до самого конца.
Потом мы в редакции получили снимок из Пскова, на нем памятник из белого мрамора, поставленный на этом военном захоронении погибших эстонцев, и Мери с протянутой к этому памятному мрамору рукой, словно он хотел дотянуться, дотронуться до погибших своих товарищей. Для него было важно, чтобы в те горькие апрельские и майские дни 2007-го, да и потом тоже, в Эстонии знали: многие эстонцы сражались в годы войны с фашистами, не жалея собственной жизни, сражались до конца. Он говорил об этом с горечью и гордостью, гордостью за тех до конца выстоявших эстонских солдат.
Сам он в 41-м воевал в том же 22-м Эстонском территориальном корпусе, только не под Порховом, где теперь стоит памятник, а ближе к станции Дно. И наша газета публиковала его рассказ о том, как он со своей командой уходил из Таллинна в самые последние дни, когда гитлеровские части уже фактически входили в город. Команда была большой и очень пестрой - эстонцы из бывшей армии довоенной Эстонии, которую в прежние времена называли буржуазной, новобранцы, бывшие колхозники, рабочие, бойцы Красной Армии, отставшие от своих подразделений.
Путь до линии фронта, до воинских частей Красной Армии был тяжелым. По дороге команда вступала в бои с фашистами, помогала, например, в Кивиыли рабочему батальону отстоять Народный дом. А когда наконец Мери и его бойцы добрались до своей части, до того самого батальона, который они искали так долго, комиссар долго не мог поверить, что они живы. Но они стояли перед ним, вся команда, усталые, похудевшие от долгих скитаний. Их стало даже больше, потому что по дороге к ним прибивались все новые и новые люди. Эстонцы и русские.
И уже на третий день начался тот жесточайший бой, который принес им славу, а их командиру Арнольду Мери - Звезду Героя.
Он знал, что будет война, жестокая война с фашизмом. В 26-м году семья Мери эмигрировала из Эстонии в Югославию. Отцу не очень нравилось то, что происходило в независимой Эстонии. Да и жить было трудно. Вот там, в Югославии, он и учился. Сначала в Скопле, потом в Белградской русской гимназии. Так уж сложилось, что семья оказалась в белоэмигрантской среде. В гимназии у него были прекрасные учителя. Конечно, из тех, кто бежал в 20-е годы из революционной, вздыбленной России. Ох, как припомнили потом Арнольду Константиновичу эту 'белоэмигрантскую компанию', когда началось партийное 'дело'. Небезызвестный Шкирятов, председатель Комитета партийного контроля СССР - старшее поколение хорошо помнит эту фамилию - кричал, как это человек, впервые попавший в СССР в 1940 году, выросший в белоэмигрантской среде и впитавший, казалось бы, ее настроения, ухитрился стать Героем советской страны? Да еще в первые же месяцы страшной войны, когда шло отступление, когда все как будто рушилось. Что за этим стоит?
А сам Мери рассказывал, что в последние перед войной годы в Югославии иностранцам не разрешался наемный труд. Жить стало совсем трудно. Но даже не это было главным. Все вокруг были уверены, что скоро начнется война, что она охватит Европу и, конечно, не минует Эстонию.
Ни отец, ни мать Мери не были коммунистами. Ни явными, ни скрытыми, как вспоминал сам Мери. Но мать, провожая сына в эстонскую армию (ее в советские времена принято было называть буржуазной), негромко, но твердо сказала ему: 'Одно не забывай, сын: Если случится то, чего мы все так боимся, если начнется большая война, никогда не воюй против России...'
Многие, если 'не считать последних дураков', с усмешкой говорил потом Мери, понимали, что угроза фашизма идет с Запада, что судьбы мира будут решаться именно здесь, что жесточайшее сражение пойдет между фашистской Германией и Советским Союзом и что Эстония в этой войне должна быть либо на стороне фашизма против СССР, либо вместе с Россией против фашистской Германии. Остаться в стороне не удастся. И значит, придется либо превратиться в пособников фашистов, либо присоединиться к силам, стремящимся сокрушить фашизм. Тогда, перед войной, говорил Мери, это понимали, и очень многие совсем не хотели быть на стороне фашизма. Именно с этой точки зрения и Мери, и многие его друзья, и многие другие люди воспринимали июньские события в Эстонии 40-го года, хотя, добавлял Мери, немало было и других.
Теперь, вспоминая рассказы Мери, многие публикации о нем, его воспоминания о том или ином периоде его жизни, особенно ясно, до боли в сердце, до спазм в горле понимаешь, насколько она была сложна, его жизнь. Эта история его жизни, гордая и горькая, противоречивая и трагическая, просто потрясает.
Тринадцать лет - подумать только! - тринадцать лет он находился под следствием. Никто из нас не думал, что дело дойдет до суда. Но вот дошло. И даже было сооружено обвинительное заключение на многих страницах.
Мы знали, Арнольд Мери - человек редкого мужества. Но ведь есть же где-то предел человеческим силам. А его подвергали исследованиям, требовали медицинские справки, хотя страшный его диагноз был уже известен. Да и судебное заседание не получилось. Во всяком случае таким, каким его хотели видеть политики, пребывающие у власти, прокуратура. Обычные, рядовые эстонцы, нормальные люди, отказывались говорить то, что от них ожидали. Человеческая поддержка, искренняя, горячая, много значила для него в те дни. Но это бездушное следствие, эта политическая игра с человеческой жизнью, эти попытки очернить не только его, как он сам считал, конечно, подорвали его здоровье.
В том трагическом 49-м году, году сталинской депортации, когда он, Мери, если следовать логике обвинения, совершал 'геноцид эстонского народа', 'преступление против человечности', которые ему инкриминировались, сам он как раз и был под партийныим следствием, считался неблагонадежным по отношению к советской власти. Как легко все-таки судить человека, явление или событие с позиций сегодняшнего дня, не зная и не желая знать, что происходило в те трудные времена. Старшее поколение, конечно, помнит знаменитое 'ленинградское дело', в результате которого погибли руководители Ленинграда, много сделавшие для него в жестокие блокадные дни. А потом раскрутилось 'эстонское дело', как считают исследователи, жертвой которого и стал Арнольд Мери. Многие ли знают, что несколько лет он провел в Сибири, что был реабилитирован только после знаменитого ХХ съезда КПСС, когда его восстановили в партии, откуда он был исключен, вернули Золотую Звезду Героя, как и другие награды, отнятые у него в начале 50-х?
Не хочется сейчас вспоминать все эти горькие дни, когда Арнольда Константиновича уже нет с нами. Хочется только сказать, что это был замечательный человек, каких не часто рождает земля. Он любил эту землю, любил Эстонию, любил свой народ до последнего дыхания. Он был истинным патриотом своей страны в самом высоком смысле этого слова. Даже смертью своей он спас Эстонию от позора суда над антифашистом.
И 9 Мая, когда мы все пойдем на Военное кладбище поклониться Бронзовому солдату, поклониться всем погибшим в той войне, в жесточайшей битве с фашизмом, он, Мери, будет незримо присутствовать среди нас. Он будет с нами...
***
Похороны Героя Советского Союза Арнольда Константиновича Мери состоятся в среду, 1 апреля, на кладбище Лийва.
Прощание с покойным состоится в часовне кладбища Лийва в 13.00. В 14.00 - гражданская панихида.
Похороны состоятся в 15.00.
Венки и цветы на могилу все желающие могут возложить и после похорон. Место будет указано.
