Предельно резкое интервью, которое Михаил Ходорковский дал московской газете 'Собеседник', можно объяснять по-разному. Уверенностью в себе. Отчаянием, которое диктует безнадежный взгляд в будущее. Просто желанием внятно ответить на поставленные вопросы.
В кратких ответах на вопросы, переданные через адвокатов, Михаил Борисович поделился мнением о разных событиях, происходящих в стране и мире, и о людях, причастных к этим событиям. Например, о своих 'взаимных' отношениях с Путиным, которого он сегодня старается 'воспринимать уже не как былого собеседника, а как историческую фигуру', что, пожалуй, выглядит несколько преждевременным.
О Медведеве, чьи политические взгляды Ходорковскому не вполне ясны, зато ясно главное: 'ЮКОС он точно не грабил и нас с Платоном Лебедевым опасаться не может'. В целом Ходорковский уважает 'Дмитрия Медведева как легитимного президента России'. О людях, которые упекли его в тюрьму: 'куче мелкой нечисти', к рукам которой 'прилипли крупные суммы'. Сегодня 'эта нечисть пытается убедить власть, что опасность грозит не самой нечисти, а российскому государству. Пока пыталась успешно, дальше - посмотрим'.
Столь же лаконично он отвечает на вопрос о своей жизни после тюрьмы. Деньги сами по себе экс-олигарха больше не интересуют. Интересует альтернативная энергетика, чем он и планирует заняться после освобождения, о сроках которого ныне не ведает никто.
Как можно понять, годы, проведенные за решеткой, не отвратили Михаила Борисовича и от политики. 'Левый поворот', о котором он писал, огорчая российских либералов, еще в 2005 г., 'свершился в глобальном масштабе'. 'Видимо, не все мои мысли ошибочны', - едко замечает Ходорковский, имея в виду мировой экономический кризис и связанные с ним тотальные разочарования в том, что невидимая сила рынка гарантирует социальный мир. 'Наконец, без ложной скромности, - добавляет он, - я хороший антикризисный менеджер. Думаю, буду востребован и в этом качестве'.
До суда Ходорковский воздерживался от чрезмерно резких заявлений. По характеру человек ироничный и не склонный обнаруживать на публике свои подлинные чувства, он улыбался в зале, разглядывая журналистов и переговориваясь о чем-то со своим подельником Платоном Лебедевым.
Также через своих адвокатов накануне первого заседания Михаил Ходорковский 'гарантировал' зрителям 'небезынтересное зрелище'. Обещая, что 'хитрить, прятаться за процессуальные увертки' не станет, поскольку готов 'отвечать на любые вопросы по предъявленному обвинению'.
Насмешка над собой, над судьбой, над зрителями и в особенности над постановщиками этого спектакля заключалась в том, что слово 'зрелище' вроде бы меньше всего подходило для описания данного процесса. Беда для родных и близких, радость для Путина, символ беззакония для сторонников Ходорковского или торжество законности в глазах прокуроров - по-всякому можно было определить сей суд. Только не этим словом, напоминающим о гладиаторских боях или футбольных поединках.
Тем не менее - 'зрелище'. Ибо всерьез, по мнению Михаила Борисовича, к этому Хамовническому суду относиться невозможно. Что ж остается?
Сделать все для того, чтобы публика не скучала.
