В рубрике 'Разговор напрямую' нам предстоит встреча с геологом по образованию, прозаиком по призванию, участником самиздатовского движения в бывшем СССР, одним из основателей русского центра ПЕН-клуба, секретарем Союза московских писателей Евгением Поповым. В Праге были представлены его роман-комментарий 'Подлинная история 'Зеленых музыкантов', проза 'Плешивый мальчик', сборники рассказов. Писательство, по его словам, есть ремесло плюс тайна,... а объяснение тайны - сродни бесплодным попыткам коммунистических лекторов общества 'Знания' растолковать недоверчивому населению смысл главного российского нонсенса 20-го века. Так ли это на самом деле?
- Евгений Анатольевич, для какой степени современная русская литература могла бы быть интересной чешскому читателю и почему?
'Русская литература, значит, она, во-первых, высококачественна, обычно. И потом, прочитав русские книги, можно понять людей, которые тебя окружают в этой стране. Так что она очень полезна, может быть. Она специфична, эта литература. В какой-то степени отличается от западной литературы и, может быть, даже ближе чешской литературе с такими разнополярными писателями, как, допустим, Кафка, Гашек или Грабал.
- Вашим излюбленным жанром является рассказ, почти анекдот с неожиданным финалом. Почему вы выбрали именно этот жанр?
- Вы знаете, я думаю, что не я выбрал жанр, а он меня. Все зависит от писательского склада, очевидно. У меня ведь есть и крупные вещи, и романы, но романы ведь тоже построены в какой-то степени на рассказах. Потому что меня это интересует, меня интересует живая реакция людей, их слова, их поступки. Я - не традиционный писатель в плане: фабула, первая глава, вторая, третья, последняя... У меня есть такой роман 'Накануне. Накануне'. Но он весь насквозь пародийный, на Тургенева.
- Ваши произведения являются настоящим кладезем фольклора. Возвращения к каким-то истокам, а также городского фольклора. Чем вам интересно это направление?
- Мне это, действительно, очень интересно. Потому что мы часто забываем, что фольклор - это часть русской культуры, и очень большая ее часть. Литература существует лет 300 в России, именно такая, которую мы называем классической. Нам говорят 'целомудренная русская литература'. Достаточно почитать заветные 'Сказки' Афанасьева, которые народом сочинялись, там есть и черный юмор, и эротика, и нецензурные слова. Кроме того, фольклор помог остаться русским русскими посреди советской власти. Я довольно много ездил и работал среди простых людей, понимаете... Фольклор, в основном, был антисоветский. Все все прекрасно понимали, но страшно - было. В какой-то степени фольклор, частушки, песни - это неподцензурная зона, ее нельзя цензурировать. За анекдоты при Сталине сажали, при Брежневе уже не сажали. Это - очень важная часть культуры и, я надеюсь, вечно свежая кровь, которая может обогатить и современную русскую литературу, что и случается порой'.
- Путевку в литературу вам дал Шукшин. Считаете себя его преемником?
- Вы знаете, в чем дело. Это трудно мне сказать и нескромно. Я никогда не мог назвать себя преемником кого-то. Это все равно, что интеллигентом себя называть или хорошим человеком. Я раньше, когда, значит, меня спрашивали учителя, я туману напускал, говорил, что учусь у всей литературы. Сейчас уже годы прошли, и я могу сказать. У меня два учителя. Оба Василия. Василий Аксенов и Василий Шукшин. С Аксеновым мы многолетние друзья, он даже является крестным отцом моего сына. Шукшин - другой мой учитель. Я мало его видел, потому что мы жили в разных городах. Он жил в Москве, я в - Сибири. Я его очень уважаю как писателя и как мастера. Но ни тому, ни другому нельзя подражать, можно только учиться. Как и у всякого крупного писателя, ему нельзя подражать. Станешь эпигоном и пропадешь. Учиться надо. У того и другого я учился как ставить слово, как важно точно выбрать слово, как важно не быть моралистом, проповедником, не относиться к себе, как Аксенов говорил, со 'звериной серьезностью'. Take it easy, - сказал бы Аксенов. 'Попроще, попроще', - добавил бы Шукшин по-русски.
- А что сказали бы вы?
- Про себя невозможно говорить. Это неправильно. Потому что все это будет или глупо, или напыщенно. Разумеется, я о себе что-то думаю. Я вам открою страшный секрет: 'Каждый писатель считает себя лучшим в мире. Каждый'. Он может клясться и божиться, что это не так, но будет обманывать. Это, опять же, не хорошо и не плохо. Без ощущения, что ты занимаешься делом своей жизни, писать невозможно. Ведь не для того я только живу, чтобы пить пиво и любоваться облаками. Так что я про себя ничего не могу сказать, я знаю, что я пишу, имею читателей, что меня интересует весь мир, очень интересует моя страна, простые люди. Но я писал, что у нас все люди - простые, печать такая интеллектуала.
- Современный мир становится все более сложным, появляются новые реалии. Что нужно читателю?
- Как писатель я не могу ответить на этот вопрос, а как читатель - могу, потому что я же и читатель тоже. Я не думаю, что изменения, которые произошли в мире, коснулись кардинально человеческой натуры. У меня вышел трехтомник рассказов и повестей. Мысль там варьируется такая примерно: люди не изменились от того, что они слетали в Космос, что они сейчас ездят в Турцию и купили автомобили, которых не было в советское время. Я специально назвал предисловие к первому тому тривиальными словами 'Солнце входит и заходит', к второму не менее тривиально: 'Волга впадает в Каспийское море', а к третьему: 'Люди остаются людьми'. Так вот и читатели остаются читателями. Я не говорю о потребителях массовой литературы, а о читателях, которые понимают книги и ценят в них толк. Мне кажется, устали уже от жестокости, от абсурда. Немного доброты требуется людям. Но это не значит, что надо разводить патоку и слюнявые поцелуи. Но жизнь, надо понимать, она - не черно-белая. В ней, действительно, существует гуманизм, вопреки всем этим ужасам.
______________________
'Гласность' или ловкость рук? ("The New York Times", США)
Василий Аксенов: как люди жили, любили и предавали ("ИноСМИ", Россия)
