Спустя почти шесть месяцев после инаугурации Барака Обамы на пост президента США, двадцать два политика и интеллектуала из девяти стран Восточной и Центральной Европы обратились к нему и его администрации с открытым письмом, которое было опубликовано в польской газете Gazeta Wyborcza и на сайте openDemocracy.
Подписанты высказывают свое беспокойство по поводу тенденций 'прагматизма' и 'реализма', все более проявляющихся во внешней политике Вашингтона. Они с легким сожалением замечают, что 'страны Восточной и Центральной Европы более не лежат в основе американской внешней политики'; сокрушаются, что 'не все хорошо ни в нашем регионе, ни в трансатлантических отношениях'; чувствуют, что НАТО 'воспринимается как нечто все менее и менее значимое'; и осознают, что 'популярность и влияние Америки снизились во многих из наших стран' и что 'потребуется время и усилия с обеих сторон, чтобы восполнить наши потери'.
Этот меланхоличный портрет потрепанных отношений, которым требуется восстановление, дополняется шестью рекомендациями: от 'возрождения НАТО' и 'улучшенных и более стратегических отношений США-ЕС' до превращения энергетической безопасности в 'трансатлантический приоритет' и заботы о 'множестве образовательных, профессиональных и других сообществ и дружеских отношений, которые являются основой нашей дружбы и союзничества'.
Документ передает очень ясное ощущение того, что Боб Дилан определил в свое время как 'мир, сбившийся с пути'. Но насколько утверждения, сделанные в этом письме, верны и значимы, и насколько высказанная обеспокоенность соответствует текущей европейской и мировой реальности и проявляющимся интересам? В этой статье предлагаются некоторые мысли по этому поводу.
Новое и старое
Открытое письмо можно рассматривать как прямой ответ на визит президента Обамы в Москву, прошедший 6-7 июля 2009 года, и на мелкие и осторожные шаги в сторону того, что нынче модно называть 'перезагрузкой' отношений между Вашингтоном и Москвой (хотя на самом деле требуется 'модернизация' и 'улучшение').
Авторы открытого письма хотят 'принять необходимые меры для того, чтобы слишком узкое толкование западных интересов не привело к неверным уступкам России'. Они, похоже, даже не задумываются о том, что их собственное толкование западных интересов (а также интересов их собственных народов) может быть расценено как ограниченное и местечковое.
Они также беспокоятся о том, что в их собственных странах может появиться новое поколение лидеров, которые не помнят старые времена и могут проводить в жизнь более 'реалистичную' политику. Но разве нам не нужно именно это? В конце концов, новые лидеры в России или в Восточной Европе, свободные от груза и стереотипов старых времен, лучше смогут решать проблемы 21-го века.
Революционеры 1980-х, такие как Михаил Горбачев, Лех Валенса или Вацлав Гавел (последние двое подписали открытое письмо) не могут - несмотря на свой великий вклад в продвижение свободы - быть лидерами в мире 21-го века. Лишь в странах с военной диктатурой и авторитарных государствах те, кто смещает правительство в результате переворота, затем долго-долго управляют страной; возможно, до того момента как сами не будут смещены в результате нового переворота, когда революция поедает своих собственных детей (даже если это не происходит так грубо и примитивно как во Франции после 1789 года и России после 1917).
Хотя эти 'голоса 'атлантицизма' в НАТО и Европейском союзе' звучат из стран, которые бывший министр обороны США Дональд Рамсфельд описал в январе 2003 года как часть 'новой' (восточной и центральной) Европы, некоторым образом они больше говорят от имени 'старой' (западной). Но те заявления, которые могли показаться Джорджу У. Бушу, Дику Чейни или Рамсфельду освежающими и достойными похвалы, не обязательно были верны даже в их время. Сегодня мы видим, что во многих случаях именно 'старая' Европа обладала даром предвидения (например, в отношении оружия массового уничтожения и вообще войны в Ираке), в отличие от 'новой', которая преданно, но слепо следовала за Вашингтоном.
Запад и восток
Еще одна заметная тенденция состоит в том, что по мере того, как мир становится все более и более глобализованным, именно жители Восточной, а не Западной Европы смотрят на мир с евроцентричной (или, даже, с атланто-центричной) точки зрения. Возможно, это связано с тем фактом, что во время советского господства в этой части Европы, народы востока считали запад - и, в особенности, Соединенные Штаты - единственной силой, способной помочь им стать частью процветающего и свободного мира (в Эстонии, например, мы мечтали о 'белом корабле', который приплывет, чтобы спасти нас).
Но даже если эту точку зрения можно объяснить, это не значит, что она является правильной или уместной в новой реальности. Спустя двадцать лет после падения Берлинской стены, видение мира, которое фактически делит его на 'нас' (евро-атлантистов) и 'их' (все остальные - включая Китай, мусульманские страны и ближайшего соседа Восточной Европы, бывшего гегемона Россию), является образом времен 20-го века, испорченным своим идеологическим и создающим конфронтацию подтекстом.
За эти два десятилетия, прошедшие с 1989 года, нации Восточной и Центральной Европы присоединились к своим западным кузенам в то время, когда все больше и больше людей на Западе начинают понимать, что Европа или Атлантика более не являются центром мира. Похоже, что текущая американская администрация разделяет эту точку зрения и отходит от примитивного видения мира, практиковавшегося администрацией Джорджа У. Буша ('те, кто не с нами, против нас', что находится в опасной близости от утверждения 'те, кто не похож на нас - потенциально - против нас'). Текущее американское руководство, похоже, понимает, что мир гораздо сложнее.
В то же время, многие из недавно присоединившихся к Евросоюзу и НАТО остаются гораздо более идеологизированными, чем их коллеги на Западе и даже чем бывшие идеологические государства Россия и Китай. В этом смысле они больше похожи на неоконсерваторов эпохи Буша. Симптоматично, что подписанты открытого письма не раз высказываются против 'реализма' и 'прагматизма' внешней политики Запада, и что подобного беспокойства не было слышно, когда в Белом доме заседал Джордж У. Буш, а престиж Америки по всему миру резко падал.
Это отношение может способствовать опасной тенденции, которая особенно очевидна, а то и ограничена пределами некоторым бывших стран советского блока. Эта тенденция состоит в том, чтобы поддерживать любое образование или действие или одобрять любое заявление, которое направлено против России. Ярким примером этого является реакция на войну между Грузией и Россией, которая некоторым образом продолжается до сих пор. Чтобы лучше понять это отношение стоит сравнить его с реакцией на другой конфликт, в другой части света, случившийся поколением раньше.
Россия и другие
В начале 1980-х в Москве жил человек по имени Марлен Иванович Лазарев, который работал профессором международного права и заместителем директорам Института стран Латинской Америки. Когда в марте 1982 года между Аргентиной и Великобританией началась война за Фолклендские острова, он написал комментарий, который был опубликован в одной из ведущих советских газет. Было очевидно, что Аргентина первой воспользовалась военной силой, написал он, но каждый человек доброй воли должен быть уверен в том, кто на самом деле является агрессором: 'вероломный Альбион', 'империалистический союзник господствующих Соединенных Штатов'.
Это - прекрасный пример отношения, зависящего от идеологии, которое было широко распространено во всех коммунистических странах. Это отношение характеризуется тем, что представления и действия человека управляются не фактами, а исключительно предвзятыми идеями, концепциями и стереотипами - т.е. идеологией. В случае Марлена Ивановича Лазарева речь шла о коммунистической идеологии, которая была инстинктивно антиамериканской и антизападной. В случае реакции политических элит некоторых восточноевропейских государств на грузинско-российскую войну, страх и ненависть к России стали искривляющим стеклом, через которое они рассматривали события на Кавказе.
Подобная реакция отражает то, что я бы назвал комбинацией неприязни, опасения и (для некоторых) разочарования. Неприязни, потому что в прошлом Россия (включая свое прежнее воплощение в виде Советского Союза) действительно слишком часто вела себя, как большой хулиган (хотя она была не единственной, и даже не самой плохой в этой категории); опасения, потому что, похоже, эта бывшая 'Верхняя Вольта с ракетами' возрождается; и разочарования, так как Россия, после всех надежд 1990-х, по-прежнему отказывается стать 'нормальной' страной (и, как можно догадаться, ходить по указке из Вашингтона).
Страх и ненависть, которые формируют эту комбинацию, являются самыми ненадежными из всех политических ориентиров, так как подчиняют факты предвзятым идеям. Это было замечено Бараком Обамой, который еще в свою бытность сенатором написал, что хотя 'ценности неизменно применяются к фактам, с которыми мы сталкиваемся, идеология перевешивает любые факты, которые подвергают теорию сомнению'. Редакционная статья, появившаяся в газете Washington Post в ноябре 2008 года, продемонстрировала такую идеологическую предвзятость, заявив: 'Когда Владимир Путин хочет расширить влияние России, он не просто хочет, чтобы больше людей смотрели российские фильмы или покупали российские МиГи. Он хочет создать в соседних странах тот тип однопартийного правления, который он установил в своей собственной стране.'
Уклонение от фактов и доказательств приводит к неправильному суждению по поводу реальных интересов и мотивов. Сегодня Россия (или Китай) не пытается превратить страны с либеральной демократией в страны с системой авторитарного капитализма, не говоря уже о превращении их в коммунистические государство. На самом деле, внешняя политика Москвы достаточно прагматична. В отличие от Советского Союза (и Китая времен Мао Цзедуна), современные Россия и Китай не пытаются экспортировать в другие страны свои ценности, даже тогда, когда поддерживают там пророссийские или прокитайские режимы. Для Москвы важна не идеология этих режимов, а их отношение к России - что они делают, а не кем являются. Среди грехов, которые можно приписать Кремлю, нет попыток распространить российские ценности на другие страны (и, в любом случае, даже большинство россиян не знает, что это за ценности, и насколько они отличаются от западных ценностей). Подобные ошибочные восприятия России не принимают во внимание меняющуюся реальность.
В этом отношении слова Дэниэла Дудни (Daniel Deudney) и Джи Джона Айкенберри (G. John Ikenberry) являются мудрыми и уместными: 'Демократические государства должны стараться прагматически решать реальные и общие проблемы, а не концентрироваться на идеологических различиях. Поиск согласованности, основанной на интересах, а не на типе политического режима, тем самым предрешит существование маловероятного объединения антилиберального авторитарного блока' (см. статью 'Миф о возрождении автократии: почему победит либеральная демократия', журнал Foreign Affairs, январь-февраль 2009 года).
Дело не только в том, что все государства не могут, по крайней мере, сразу, превратиться в либеральные демократии, но и в том, что существуют общие проблемы, которые могут быть решены только в том случае, когда государства разных типов - признающие и принимающие свои взаимные различия - тесно сотрудничают. С этой точки зрения, разделение государств на категории - 'мы' против 'них', 'лига демократий' против 'неприкасаемых' или 'государств-изгоев' -- непродуктивно. С этой точки зрения, скромное соглашение по Афганистану, подписанное в Москве США и Россией, является важным шагом в правильном направлении.
Большие и маленькие
Открытое письмо, адресованное президенту Обаме, обладает некоторыми качествами идеологического мышления, которое игнорирует факты и деформирует мышление.
Например, подписанты просят, чтобы 'НАТО подтвердило свою основную функцию коллективной обороны, в то время как мы адаптируемся к новым угрозам 21-го века'. По существу, это является попыткой затянуть НАТО назад в эпоху 'холодной войны', в то время как настоящей необходимостью является трансформация альянса в подлинный орган коллективной безопасности, который может более успешно справляться с теми новыми угрозами безопасности, решить которые он не сможет, если принять во внимание совет подписантов письма. НАТО в 21-м веке должно иметь возможность создавать стратегические партнерства со странами, которые не обязательно являются членами альянса, включая те государства, которые не разделяют его ценности.
Мир изменился со времен ялтинской конференции, прошедшей в феврале 1945 года. Разделение сфер влияния между 'великими державами' и последующее соперничество 'холодной войны' между идеологическими блоками государств являются делом прошлого. Не считая нескольких исключений, мировые государства не представляют угрозы безопасности и развитию друг друга. (Говоря это, я не являюсь идеалистом, который верит в гармоничный мир, свободный от конфликтов; однако, сегодняшние конфликты чаше всего являются результатом расхождений в реальных интересах, а не идеологических разногласий.) И в самом деле, покончить с самыми критическими угрозами, стоящими перед современным миром - распространением оружия массового уничтожения, терроризмом, экономическим и финансовым кризисом и незаконным оборотом наркотиков - можно лишь через сотрудничество всех стран, в особенности, самых сильных государств.
Но сотрудничество между великими державами, и даже стратегические партнерства между странами, не могут стать результатом разделения мира на соответствующие области влияния и за счет интересов небольших стран. Верно, у всех государство есть сферы, в которых у них есть особые интересы, и чем крупнее и сильнее государство, тем дальше распространяется подобная сфера. Соединенные Штаты считают жизненно важными Карибы, Центральную и Южную Америку, а также Ближний Восток и Восточную Азию. Точно так же Россия считает жизненно важным для себя Кавказ. Однако, признание того, что подобные интересы и расчеты являются неизбежными, не означает, что их нужно рассматривать как легитимные. Это также не означает, что у великих держав или других государств должно быть право на специальные зоны влияния.
Роберт Легвольд (Robert Legvold), пишущий об американских инициативах в Восточной Европе, делает важное замечание. Он говорит, что 'в национальных интересах США -не в последнюю очередь потому, что это отвечает интересам мировой стабильности - иметь в регионе как можно государств, которые будут мирными, стабильными, процветающими и уверенными в себе демократическими сообществами. Но в долгосрочных интересах США следует избегать достижения этой цели способами, которые намеренно или непреднамеренно поощряют эти государства балансировать против России. . .' (см. Статью 'Российское досье: Как начать стратегическое партнерство', журнал Foreign Affairs, июль-август 2009).
Поощрение подобной 'балансировки' среди маленьких соседей России, некоторые из которых только что не соревновались в антироссийской риторике в эпоху Буша, и в самом деле наносит ущерб. Соперничество и взаимное недоверие между Россией и Соединенными Штатами поспособствовали нестабильности и непрекращающимся кризисам в Грузии и на Украине.
Прошлое и будущее
Ностальгия по ясности времен 'холодной войны' нашла свое отражение в том, как подписанты открытого письма обращаются с 'самым щекотливым вопросом': запланированным Вашингтоном разворачиванием противоракетного щита в Чехии и Польше. Они предупреждают, что 'отказ от программы или включение России в этот процесс' могут ослабить доверие к Соединенным Штатам. Подобная точка зрения не принимает во внимание близость противоракетного 'щита' к России, несмотря на тот факт, что его мнимой целью является защита Запада от государств, находящихся за пределами региона (в первую очередь, Ирана).
Поразительно, что письмо, в основном посвященное беспокойству по поводу 'перезагрузки' отношений между Вашингтоном и Москвой за счет соседей России - и которое практически не упоминает никакие другие угрозы безопасности, стоящие перед государствами в 21-м веке - показывает, что, по крайней мере, в умах этих бывших лидеров и интеллектуалов противоракетный щит, и в самом деле, 'направлен против России'. Но даже если бы такой щит и не мог эффективно защитить Запад от российских ракет, он все равно бы помешал развитию сотруднических отношений между Америкой (и Западом в целом) и Россией.
В заключение, хотя я и хотел бы увидеть, как Лех Валенса и другие поляки приезжают в Соединенные Штаты без необходимости отстаивать очередь за визой (я сам периодически оказываюсь в этом досадном положении), и хотя я не одобряю многие из взглядов и методов французского активиста Жозе Бове, совершенно ясно, почему польскому гражданину нужна виза, чтобы въехать в США, а французскому - нет. Визовый режим отменяется для стран, а не для отдельных личностей. Возможно, что подписанты открытого письма считают, что визовый режим должен зависеть от политических взглядов отдельных личностей. Или же они предпочитают, чтобы визовый режим для 'старой Европы' следил за теми, кто 'слишком свободно' высказывает антиамериканские чувства?
Очень приятно, что перспективы администрации Барака Обамы означают, что подобные мнения находятся в упадке. Эта тенденция становится частью более крупного процесса изменений, который происходит по всему миру, и создает как новые вызовы, так и новые возможности для сотрудничества. В этом большом контексте открытое письмо президенту смотрит назад и мыслит мелко.
В мае 2009 Рейн Мюллерсон был избран ректором Таллинского университета (Tallinn University Nord). С 1994 по 2009 год он был профессором международного права в лондонском King's College, в 1988-1992 гг - членом Комитета ООН по правам человека, а в 1991-1992 гг - первым заместителем министра иностранных дел Эстонии.
_________________________________________________________
Открытое письмо администрации Обамы из Центральной и Восточной Европы ("Gazeta Wyborcza", Польша)
Почему восточноевропейские лидеры выступили с обращением к Обаме ("Gazeta Wyborcza", Польша)
