О чем думает Россия?

Если мы хотим иметь с Россией дело, нам нужно понимать ее. Но с момента окончания 'холодной войны', господствующий дискурс на Западе был посвящен, в основном, тому, чего не хватает России - шла ли речь о западной демократии, диктатуре закона или правах собственности.

Всего это и правда может не хватать, но у России есть способы оправдать это отсутствие или утверждать, что все эти характеристики присутствуют, но в уникально российской форме. Возможно, что все это просто прикрытие, но нам следует повнимательнее взглянуть на российскую полемику, чтобы все узнать.

Одно совершенно ясно. С момента окончания периода 1990-х, когда все, что хоть как-то отдавало идеологией, подвергалось немедленной анафеме, Россия Владимира Путина постепенно повторно открывает для себя силу и влияние различных идей. В сегодняшней России идет живая интеллектуальная полемика, в рамках которой ссылаются на таких несхожих мыслителей как Славой Жижек (Slavoj Žižek) и Карл Шмит (Carl Schmitt), и результатом которой становится ряд внутренних идей, касающихся национального самосознания, российской политической системы, модернизации, глобализации и международной политики.

'О чем думает Россия?' - это коллекция эссе, написанная ведущими российскими политическими наблюдателями, и опубликованная в этом месяце Европейским советом по международным отношениям. Эти эссе стали продуктом конференции, прошедшей под таким же названием в Москве накануне визита президента США Барака Обамы в июле этого года. Они являются полезным путеводителем по интеллектуальным дебатам, проходящим сегодня в России.

В западных СМИ российская полемика обычно представляется как спор между апологетами режима и его либеральными критиками. Но под этим кроется гораздо более сложная реальность. Общность взглядов, разделяемая поколением Путина, это не либеральный прозелитизм и не ностальгия по сталинизму, а совокупный опыт 'двадцатилетнего кризиса', продолжавшегося с последних лет перестройки, и экзистенциального кризиса, проявившегося в результате неожиданной независимости, полученной Российской Федерацией в 1991 году.

Их мировоззрение сформировано тем, что они считают двойным провалом - провалом и советского авторитаризма и анархической версии демократии времен Бориса Ельцина.

Путинский консенсус

Издатель Вячеслав Глазычев, являющийся членом Общественной палаты РФ, утверждает в своем эссе, что 'страх пустоты' является основной причиной, по которой люди поддерживают Путина. Глава НКО 'Свободная Россия' Модест Колеров раскрывает секрет путинского успеха, обращая внимание на тот факт, что он является первым российским лидером, воплощающим в себе и безопасность и общественный консенсус - он не только восстановил власть государства после его фактического коллапса в 1990-х, но и, предположительно, приструнил олигархов.

Оба автора утверждают, что неверно рассматривать этот консенсус как временную аберрацию, которой вскоре на смену придет возродившаяся либеральная элита. 'Путинский консенсус' - это не только деловые отношения, основанные на высоких ценах на нефть.

В то время как ельцинская Россия была склонна имитировать западные модели, Россия Путина и Дмитрия Медведева пытается создать свою собственную модель. Как показывает эссе политолога Леонида Полякова, для большинства россиян доминирующим стремлением является не попытка присоединиться к Западу, но желание освободиться от него. В долгосрочной перспективе 'перед нами лежит задача превратить Россию из имитатора других цивилизаций в модель, которую будут имитировать другие'.

Тем не менее, по крайней мере, на сегодняшний момент, 'путинский консенсус' - это, в основном, отрицательный феномен. Интеллектуальные сторонники режима могут соглашаться по поводу того, чего они не хотят, но расходятся в своих взглядах на то, как должны выглядеть российская экономика и общество через 10-20 лет.

Директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев утверждает, что 'не существует консенсуса в пользу модернизации. В большинстве стран, успешно прошедших модернизацию в недавние годы, существовало широко распространенное мнение о том, что страна отстает не только от великих держав, но и от своих региональных партнеров. Однако, политические элиты утверждают, что Россия уже и так успешна, в то время как большая часть предпринимательского класса и руководящей бюрократии получает свое богатство от производства нефти и газа и других ресурсных компаний, и поэтому не заинтересована в модернизации промышленности'.

Иноземцев продолжает: 'Мало кто понимает, что на самом деле требуется для модернизации. Модернизацию часто путают с развитием высокотехнологичной экономики, забывая о том, что она означает улучшения в обрабатывающей промышленности'.

Таким образом, на ранних стадиях мирового экономического кризиса многие на Западе предсказывали, что по мере падения нефтяных цен, российские сторонники модернизации, такие как министр финансов Алексей Кудрин, будут стремиться помириться с Западом. Однако редактор журнала 'Эксперт' Валерий Фадеев утверждает, что кризис на самом деле усилил государственнические элементы путинского консенсуса, что позволило Кремлю консолидировать контроль над экономикой и подрезать крылья разным олигархам. Более того, фатализм эссе Иноземцева показывает в каком тяжелом положении находятся экономисты-реформаторы сегодня, когда цена на нефть уже вернулась к отметке в 70 долларов за баррель.

Многополярность или однополярность?

Однако российская внешняя политика менее стабильна. Одним из важнейших источников напряжения и неопределенности является тот факт, что на мировом уровне Россия выступает за сохранение статуса кво, но в Европе она является ревизионистским государством. Эссе Тимофея Бордачева, редактора Интернет-издания 'Русский журнал', показывает, что глобальная стратегия России направляется ее одержимостью различными моделями полярности.

После того, как старый двухполярный мир 'холодной войны' развалился в 1991 году, всеподчиняющей одержимостью России стала оппозиция однополярности США с помощью эффективной многополярности, в которой у всех полюсов есть достаточно ресурсов, чтобы сдерживать друг друга. Таким образом, Москва заинтересована в своем статусе только в том, как он соотносится с другими державами, в особенности с Соединенными Штатами. Поэтому дипломатия 'перезагрузки' может столкнуться с реальными проблемами. Если основной целью России является предотвращение однополярности, она на самом деле заинтересована в сильном Иране.

Однако на европейском уровне амбиции России являются ревизионистскими. В первую очередь речь идет о традиционном страхе российских элит по поводу уязвимости существующих границ - и вытекающем из этого стремлении окружить себя сателлитами или буферными государствами. Во-вторых, существует психологическая неуверенность, развившаяся у путинской элиты в 1990-х. В-третьих, чувство обиды на европейские организации, которые, как им представляется, с предубеждением относятся к России. К числу этих организаций относятся ОБСЕ, Совет Европы и Европейский суд по правам человека. С точки зрения России, возвращение к Вестфальской системе, центром которой являются отдельные государства, а не наднациональные организации, является единственным способом вернуть Европе стабильность.

С точки зрения Москвы, мировой экономический кризис дает возможность реализовать некоторые из этих целей. Он повернет вспять процесс глобализации и усилит тенденцию к регионализации - отсюда и потеря российского интереса ко Всемирной торговой организации и борьба Москвы за признание постсоветского пространства как сферы ее 'привилегированных интересов'. Россия также ожидает, что кризис ускорит ослабление влияния Вашингтона и мировой важности ЕС.

Евросоюзу удастся разработать эффективный подход к Москве только в том случае, если его стратеги вновь откроют для себя интерес ко внутренней российской полемике, которая привлекала к себе столько внимания в годы 'холодной войны'. Как говорил историк Войтех Мастны (Vojtech Mastny): 'Если ход холодной войны и ее окончание что-то и показали обществу, то в первую очередь это тот факт, что убеждения могут решать не меньше, чем реальные события, а иллюзии могут быть более убедительными, чем интересы".

Эндрю Уилсон является старшим специалистом по стратегии Европейского совета по международным отношениям и со-издателем сборника "О чем думает Россия?"