Почти за пять веков до этого человек, сам обвинявшийся в причастности к одному из заговоров, Никколо Макиавелли в своем труде "Рассуждения о первой декаде Тита Ливия" суммировал многовековой опыт и особенности этой формы перехода власти из одних рук в другие.
11 лет назад в одном из выпусков "Разницы во времени" я попытался сопоставить выводы итальянского мыслителя с советской реальностью. Отрывки из Макиавелли зачитывал в эфир мой итальянский коллега Марио Корти, зачисливший великого флорентийца на своем сайте во "френды". А про заговор рассказывали его участники и очевидцы, еще не успевшие растиражировать свои воспоминания в российских масс-медиа и отредактировать их в соответствии с "текущим моментом". Ныне некоторых из участников той давней передачи, - а среди них были и заговорщики 1964-го, - уже нет в живых. И рассуждения их, как и давние рассуждения Макиавелли выглядят сегодня как исторический памятник своему времени. Каждое - своему.
Нынешнее общественное восприятие в России антихрущевского заговора 45-летней давности существенно разнится с тем, что можно было наблюдать в середине 1960-х гг. да и позднее. И дело не только в том, что лет 20 с лишним после кремлевского переворота 1964 г. про Хрущева в СССР публично почти и не вспоминали. А когда все же в официальный речах и текстах без упоминания хрущевского десятилетия обойтись было невозможно, говорили о нем вскользь и безлико, чаще всего именуя эти годы "временами волюнтаризма". При этом нельзя сказать, что Хрущев был предан общественному забвению. Вспоминали о нем часто, но в разговорах неофициальных и доверительных. А то и в анекдотах.
Одни оставались ему благодарными за дозированный антисталинизм секретной речи на ХХ съезде, амнистии, реабилитации и "оттепели". Другие продолжали костерить его за кукурузу, Будапешт, Новочеркасск и Карибский кризис. Третьи пытались примирить первых и вторых, синтезировать их доводы и мнения, найти общий знаменатель.
В какой-то степени это удалось следующему поколению родившихся уже после свержения Хрущева. В пору горбачевской гласности они узнали про Хрущева не только от родителей и из анекдотов, но и из многочисленных публикаций "прорабов перестройки", заново поднявших реформатора Хрущева на щит. Потом были и материалы о Новочеркасске, и фильм с Роланом Быковом о заговоре, автоапологетика заговорщиков и многое другое. Но это обретенное историческое знание о правлении и низвержении Хрущева для поколения родившихся после 1964-го было уже, в отличие от их родителей, не личным переживанием, а "просто историей" – чем-то вроде одного из жизнеописаний 12-ти цезарей Светония с их добродетелями и пороками, достижениями и неудачами:
Ложку - ласки, миску - таски,
Каплю воли - для невежд...
Он, что мог - предал огласке...
Он сорвал с кумиров маски,
Он стрелял в Новочеркасске
Танки гнал на Будапешт.
Вслед ему не скажешь плохо..
Пышной славы не огрёб...
Сколько сил зазря угрохал...
Не исчадье и не бог он,
Просто треснутый эпохой,
Как ботинком, прямо в лоб.
Плохое забудем по-девичьи,
Хорошее вспомним еще...
Дорогой наш Никита Сергеевич,
Незабвенный товарищ Хрущев...
(Нателла Болтянская)
В этом снисходительно сбалансированном историческом знании нового поколения куда меньше страстности. Но и деталей прошлого тоже. Кто теперь помнит об одной из ключевых фигур антихрущевского заговора Николае Игнатове, к примеру? Многие ли читают разрешенные мемуары одного из важных заговорщиков 1964-го – тогдашнего главы КГБ Владимира Семичастного? А вот запрещенного в России еще в царствование Анны Иоанновны Макиавелли по-прежнему читают. В чем тут дело?..
