Май 1986 года, первое или второе число. Это вполне могло быть и на Первомай, я уже точно не помню. Я стою во дворе молочного завода в пражском районе Кийе (Kyje) и в отчаянии пытаюсь выяснить, куда мне обратиться за образцом молока, который мне поручено привезти. Круг из водителей и грузчиков вокруг меня сужается, подходят и другие сотрудники завода. «Так ты тоже из этих холуев, которые оставляют нас здесь подыхать из-за облучения и никому ничего не говорят?». Я с энтузиазмом и наивностью, свойственной тем, кому всего 25, пытаюсь объяснить, что я из тех, кто измеряет и оценивает, что происходит на самом деле, какая здесь радиоактивность после Чернобыльской аварии и что это значит для нас. «А нам ты об этом скажешь? Не скажешь, тебе все равно запрещено говорить. Но мы придем и спросим прямо в ваше учреждение». Они действительно пришли, образцы молока для выявления количества йода и цезия они уже привозили нам сами. Иногда вместе с тортом. За то, что мы говорили с ними нормально и говорили им то же, что и всем, кто спрашивал. «Да, Чернобыль повлиял и на нас. У нас выпало столько-то того-то и столько-то того-то. Но, к счастью, мы вне опасности». Через 48 часов я засыпаю стоя, опираясь на стену лаборатории. Людей не хватало, сменщиков не было. Образцы всего подряд, того, что надо и что не надо изучать, исследовали во время пятнадцатиминутных перерывов. Я не упаду, наша начальница Ирэна будит меня, и мы едем дальше. Идут дни, недели… Есть работа, которую надо сделать.
Кобальт и малиновая настойка
Сентябрь 1989 года. Мы делаем измерения в окрестностях строящейся польской ядерной электростанции «Жарновец» (Zarnowiec). Отправляемся в Гданьск, бастион «Солидарности». Возле собора я покупаю значок, кажется, что это запретный плод, если бы я знала, что произойдет через два месяца... А «Жарновец» так и не запустили. Полякам настолько опротивела русская технология, что они в 1990 году остановили строительство. Теперь они ищут другое место, где где-то в 2020 году во второй раз попробуют присоединить к сети ядерный блок. Будут ли они рассматривать и российских производителей? Времена меняются…
17 ноября 1989 года. Я гуляю в Вене, уличный музыкант играет «Let’s twist again». Впервые за «железным» занавесом, впервые на действительно значимой международной конференции. Научное сообщество заинтересовалось нашими измерениями после катастрофы в Чернобыле. И начальники дали шанс и нам, молодым.
Я никогда не забуду и эту песню, и атмосферу, которая тогда царила в Вене. Мне тогда и во сне не могло присниться, что скоро я буду очень часто сюда возвращаться.
27 ноября 1999 года. Правительство подавляющим большинством голосов (14:1) решает, что именно я – самый подходящий человек для того, чтобы возглавить государственный надзор за безопасным строительством и запуском ядерной электростанции «Темелин» (Temelín). Когда я сажусь в машину и думаю о том, что хорошо бы сейчас выпить, чтобы побороть страх и набраться смелости, звонит телефон. Ночь и государственный праздник мы проводим в городке Розвадов (Rozvadov), пытаясь понять, что, к черту, может так светиться в венгерской фуре с металлоломом. А потом мы пытаемся объяснить водителю, который, конечно же, говорит по-венгерски (как еще?), что с кобальтом в кузове он дальше ехать не может. В итоге груз в сопровождении полиции возвращается к себе на родину, а я – к приготовлениям к новой работе. Я думала, что больше года не выдержу…
12 декабря 2000 года. В замке в австрийском Мельке в пол четвертого утра председатели правительств Шуссель (Schuessel) и Земан (Zeman) и я пробуем малиновую настойку местных монахов, «Melker Geist». Мы пьем за первые несмелые шаги на пути восстановления отношений между нашими странами, отношения испортились после запуска «Темелина». Это действительно было только начало, обеим странам пришлось еще долго учиться терпеливости и эмпатии.
13 декабря 2002 года, около часа ночи. Копенгаген, выставочный центр «Bella Center». Заканчивается ключевой для нас саммит ЕС. Решение принято, мы в клубе, мы там, где мы и должны быть. И там мы вместе с АЭС «Темелин», хотя наши австрийские соседи действительно боролись до последней минуты. Вся чешская делегация абсолютно без сил. Как иначе, ведь этот марафон гораздо более важных переговоров, чем переговоры с Австрией об одной электростанции, казался бесконечным. Что теперь? Ясное дело, мы идем пить пиво…
25 июня 2009 года. Постепенно подходит к концу председательство Чехии в ЕС. Оценки противоречивы. По праву. Частичный успех, о котором, как и о других, не говорят, - это директива о ядерной безопасности. Первые после Евратома обязательные для выполнения правила в этой области. Вот они эти чехи, но…
Мы видели, что и катастрофы приносят пользу. Чернобыль стал концом и началом. Это был конец культуры, когда скрывали, отсеивали и изолировали знания, которые в странах нашего бывшего «большого брата» были на невероятно высоком уровне. Людям пытались не дать видеть происходящее в контексте, не дать знать, почему все так, как есть… Это был конец этапа, когда ядерная энергетика развивалась изолированно в отдельных регионах. Это было начало пути к обмену опытом между исследователями и странами. Чернобыль показал, что вопросы ядерной безопасности выходят за границы государств. Чернобыль, без сомнения, способствовал падению коммунистических режимов.
Реакция на аварию стала примером того, как мировое сообщество может сотрудничать, решая медицинские, экономические и социальные проблемы людей, пострадавших в катастрофе такого масштаба.
Чернобыль, таким образом, стал единственным «пробирным камнем» международной солидарности и сотрудничества. Объединились врачи, ученые, власти, международные организации и простые люди.
В начале нового тысячелетия наш мир очень сильно меняется. Мы живем в эпоху невероятного и порой пугающего технического прогресса, который не всегда понятен. Экономики отдельных стран все теснее переплетаются друг с другом, усиливается глобализация. Все больше людей приходят к выводу, что человечеству придется столкнуться с огромным количеством опасностей, или, если хотите, вызовов, это звучит более оптимистично. Если ничего не изменится, то развитие цивилизации с трудом можно будет считать контролируемым. Так какие должны быть перемены?
Мы хотим, чтобы международная торговля развивалась или слабела? Мы хотим больше регулирования или меньше? Как мы будем обеспечивать свои потребности в энергетике? Какие технологии мы должны поддерживать, а какие ограничивать? Каких технологий нам лучше вообще избежать? Мы можем достойно противостоять терроризму и распространению оружия массового поражения, сохраняя при этом основы демократии? Ответы на эти вопросы можно со временем получить в открытых дискуссиях, свободных от идеологии.
Что с ядерной энергией?
Споры идут вокруг двух противоположных точек зрения на те опасности, которые неизбежно несет в себе ядерная энергетика. Кто-то оценивает опасность, исходя из нашей способности контролировать процесс. А кто-то – исходя из цены, которую мы заплатим, если этот процесс выйдет из-под контроля. Сторонники ядерной энергетики верят, что она еще долго будет играть важную роль в глобальном сценарии развития энергетики. Противники верят, что дни ядерной энергетики сочтены, так как она возникла как политический фиговый лист для программ ядерных вооружений.
Обе стороны в лучшем случае называют друг друга необъективными и пристрастными, в худшем – слепыми и ограниченными. Идут яростные споры о том, что делать с радиоактивными отходами, сравниваются экономическая выгода и безопасность ядерных электростанций и других источников энергии, обсуждаются возможная связь с военными программами и отношение общественности к этой отрасли промышленности. В таких спорах часто побеждает и в итоге влияет на политические решения тот, кто кричит громче.
***
Здесь нужно смирение и уважение
Если бы не было тех роковых минут в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года, когда в 1.23 два взрыва вмиг разрушили реактор четвертого блока ядерной электростанции в Чернобыле, возможно, мои воспоминания о двадцати годах свободы в нашей стране были бы другими. Двадцать лет мы можем выбирать, что нам делать и кем быть. Достаточно желать чего-то и что-то для этого делать. У меня обстоятельства сложились так, что я с самого начала поняла, что в том, что я делаю, есть смысл и что от этого можно получать удовольствие. Это бремя я несу до сих пор.
Я думаю, что за двадцать лет мы сделали огромный шаг к свободе. Не надо быть нетерпеливыми и хотеть все сразу. Путь к свободе – это долгий и трудный процесс. Он требует сознания и понимания того, что любое право компенсируется обязанностями и ответственностью. Мы должны привыкать к переменам и новым чаяниям. Мы должны обращать внимание на наше окружение, в чем-то подражать ему, в чем-то превосходить его. Лишним не будет умеренное количество смирения и осторожности, а также не помешает уважение к знаниям и способностям человека. Тогда и нас будут уважать. Так и должно быть.
Дана Драбова (Dana Drábová) - ядерный физик, с 1999 года председатель Государственного управления по ядерной безопасности Чехии, с 2006 года – председатель Западноевропейской ассоциации ядерных регулирующих органов (WERNA).
