В ту тревожную осень 90 лет назад, когда латвийская армия самоотверженно защищала наше созданное всего за неполный год до этого государство от бермонтовцев, латышские воины проливали кровь и к югу от Москвы, вдали от родины.
Осенью 1919 года там решалась судьба коммунистической советской власти, поскольку войска белых монархистов Антона Деникина, несмотря на существенный перевес красноармейцев и объявленную коммунистами мобилизацию, все больше приближались к «сердцу России». Коммунистическая элита во главе с Владимиром Лениным уже тайно готовилась эвакуироваться из Кремля в Пермь, одновременно лихорадочно пытаясь остановить деникинцев. Как не раз бывало в трудные моменты, в Кремле вспомнили о латышских стрелках и решили привлечь к боям Латышскую стрелковую дивизию Красной армии.
План Вациетиса
Вождь латышских коммунистов Петерис Стучка позже подтвердил, что Ленин потребовал карту, рассчитал, через сколько дней Латышская стрелковая дивизия может добраться до Орла, и следил за ее перемещениями с величайшим вниманием. Немного позже Ленин не забыл также напомнить о необходимости не медлить с пополнением личного состава резервного батальона этой дивизии.
Архивные документы подтверждают, что военный поход Деникина на Москву еще весной 1919 года предвидел тогдашний верховный главнокомандующий всеми советскими вооруженными силами Юкумс Вациетис. В мае-июне он даже подготовил стратегический план по разгрому деникинцев, который предусматривал главный удар через Донбасс в направлении Новочеркасска. Для разгрома отборных частей противника он думал создать ударную группу, включив в нее латышских стрелков. Но тогда Кремль еще более основательно был напуган прорывом войск адмирала Александра Колчака в восточной части России до Волги, а ход боев на юге не вызывал серьезных опасений большевиков. В 20-е и 30-е годы упомянутый стратегический план, который, как это ни кажется парадоксальным, через несколько месяцев был реализован в совершенно другой стратегической ситуации, низкопоклонники разных рангов приписывали политическому «вождю» Красной армии Льву Троцкому (Бронштейну), затем – Иосифу Сталину (Джугашвили), тоже неравнодушному к славе военачальника и почестям военного характера. Оклеветанный в связи с якобы выявленными в штабе несколькими нелояльными советской власти офицерами, в начале июля Вациетис был снят с поста верховного главнокомандующего, арестован и доставлен в печально известную «цитадель ЧК» на Лубянке. Когда была доказана необоснованность обвинений, в первой декаде октября его освободили. Новый верховный главнокомандующий Сергей Каменев пришел со своим планом, который, коротко говоря, оказался крайне неудачным, поскольку оставил незащищенным важное московское направление, что поспешил использовать Деникин.
«Латыши наступают»
Весьма плачевное состояние российских железных дорог не позволяло Латышской стрелковой дивизии перемещаться быстрее 25 километров в час, и дивизии многократно приходилось менять определенное место концентрации в связи с быстрым отступлением деморализованных частей Красной армии. Организованную в спешке ударную группу (в нее вместе с латышскими стрелками включили один пехотный батальон и красных казаков) сразу же направили против деникинцев, хотя еще не было обеспечено должное снабжение патронами, не хватало продовольствия, даже хлеба. Стрелки шутили: «На жидкой ушице большим воином не будешь». Можно понять их радость, даже восторг, когда уже во время боев одному из стрелковых полков удалось захватить полевую кухню деникинцев с предназначенным для их офицеров суповым котлом, мешком сахара и белым хлебом.
При перестрелках разведчиков с авангардом противника, ударная группа 11 октября вступила в бои в сложных условиях, когда получаемые приказы неоднократно оказывались не соответствующими оперативной ситуации. Последнее свидетельствовало о том, что советскому командованию трудно понять происходящее на фронте. Тем временем, деникинцы не медлили и на следующий день заняли Кромы, а еще через день – Орел. Ударной группе теперь самой приходилось заботиться о флангах, используя для этой цели латышский кавалерийский полк и казаков. Крайне неблагоприятными были и погодные условия: часто лил дождь, дул сильный ветер, постепенно понижалась температура. Застревали в грязи и скатывались в придорожные канавы пушки, от перенапряжения и нехватки корма умерло много лошадей, и вместо них артиллеристам самим нужно было толкать и тянуть пушки.
Развернувшись в Кромском районе, ударная группа с фланга и с тыла угрожала вошедшим в Орел силам противника, который не мог из-за этого развивать наступление далее на Тулу. 15 октября два подразделения латышских полков заняли Кромы. Осознав, что может провалиться весь успешно начатый военный поход на Москву, деникинцы отчаянно сопротивлялись. Не только Кромы, но и другие населенные пункты, как говорится, переходили из рук в руки. Ударная группа старалась использовать тактические ошибки Деникина и подчиненных ему генералов, ловко маневрируя на местности и осуществляя ночные атаки даже небольшими силами там, где противник меньше всего этого ожидал.
«Латыши идут, латыши наступают, и никто не способен удержаться против них», - были убеждены деникинские воины. Расстрел взятых в плен латышских стрелков свидетельствовал о бессильной злобе в условиях, когда на поле боя белые ничего не могли добиться. С приближением стрелков к Орлу противник уже покинул город без боя. Однако советскому командованию казалось, что можно действовать еще энергичнее, поэтому 20 октября уже пожилого командира Латышской стрелковой дивизии и ударной группы Антона Мартусевича (бывшему генерал-майору царской армии было 56 лет) сменил на должности командир 1-й латышской бригады Фридрихс Калниньш.
Перегруппировав силы, деникинцы еще на неполный день смогли занять Кромы, из которых изгнали стрелков 7-го полка. Бои за Орел и Кромский район длились до 27 октября. Затем силы противника иссякли, и на следующий день армия Деникина стала отступать по всему фронту. Перелом был достигнут, прежде всего, благодаря ударной группе большевиков, в данном случае - в первую очередь усилиями Латышской стрелковой дивизии, поскольку именно она образовала главные силы ударной группы. Дальнейшие отчаянные попытки деникинцев перехватить инициативу были обречены на неудачу.
И за Латвию
Несмотря на то, что после ожесточенных боев латышским стрелкам был необходим хотя бы небольшой отдых, они были лишены его, и дивизию по приказу верховного главнокомандующего Красной армии Каменева привлекли к преследованию отступавших деникинцев. Становилось холоднее, шел снег, но стрелки напрасно ждали выдачи новых шинелей, теплого белья и специальной обуви, а также улучшения снабжения продовольствием. Их физические силы истощались, росло число заболевших, к тому же вскоре в дивизии началась эпидемия тифа. Все это не могло не повлиять на настроение стрелков. Донесения из полков свидетельствовали о все большей обиде стрелков, а отношения беспартийных с коммунистами оценивались как «почти удовлетворительные». Рядовые стрелки все чаще стали требовать у начальства разъяснений о возможности возвращения в Латвию после победы над Деникиным. Это позволяет сделать вывод, что большая часть латышских стрелков стремилась завершить участие в российской Гражданской войне.
Конечно, в борьбе против деникинцев латыши проливали свою кровь за, как выяснилось позже, новую, централизованную тоталитарную империю, а не за латвийское государство. Однако можно сказать, что в 1919 году и красные стрелки, по меньшей мере, косвенно, способствовали юридическому признанию независимости Латвии, а также Литвы и Эстонии. Если бы Колчаку или Деникину удалось разгромить коммунистический режим в России, латышам, литовцам и эстонцам, возможно, пришлось бы возвращаться в «единую и неделимую» Россию не более чем с правами автономии. Это вытекало из позиции крупных государств Запада, конкретно из совместного письма президента США Вудро Уилсона, премьер-министров Великобритании, Франции и Италии Дэвида Ллойда-Джорджа, Жоржа Клемансо и Виторио Эммануэля Орландо Колчаку от 26 мая 1919 года из Парижа, где проходила мирная конференция, на которой решались вопросы переустройства мира после Первой мировой войны.
К сожалению, латышским стрелкам и после кровавых Орловско-Кромских боев пришлось продолжать участие в российской Гражданской войне и пережить много трагических моментов и глубоких разочарований. Большинство оставшихся в живых вернулись на родину только после заключенного 11 августа 1920 года мирного договора между Латвией и Советской Россией.
Перевод: Лариса Дереча
