«Я профессиональный политик и всегда готов при помощи вашей газеты зафиксировать свою радикальную или либеральную позицию», - заявил председатель монархистской партии Темур Жоржолиани, который отвечал на вопросы Georgian Times из тюрьмы.
- Батоно Темур, что реально было мотивом вашего задержания? Как вы оцениваете гонения представителей старой власти со стороны нынешних властей?
- Я являюсь одним из лидеров национального и антиоккупационного движения, которое на протяжении многих лет противостояло советской империи. Я понял то, что не существует вечных врагов или вечных союзников, а существуют вечные политические и стратегические интересы. Несмотря на то, что сегодняшнее правительство приклеило нам ярлыки пророссийских политиков, я со всей ответственностью заявляю, что мы не хотим объединяться с Россией, а мы хотим дружбы независимой Грузии с независимой Россией. Мы хотели установить с Россией дружеские, партнерские отношения, и мы имели на это право. Подобная позиция не должна называться уголовным преступлением. Россия заинтересована в том, чтобы иметь на Южном Кавказе дружественное, а не враждебное государство, которое расположит на своей территории нежелательные для России базы НАТО. У Грузии есть ресурс, использовать этот порыв России в свою пользу, но взамен этого она должна отказаться быть вассалом США, что, в свою очередь, не дает столько дивидендов, чтобы нам стоило выражать такую враждебную позицию по отношению к России.
- Почему вы против вхождения Грузии в НАТО?
- Что дает нам конфронтация с Россией и «стратегическое партнерство» с США? Ведь мы вассалы. Чего мы хотим: гарантии защиты? Америка сама боится России, как она может защитить нас? Не думаю, чтобы Грузию приняли в НАТО, после августовской войны, кто–то думает, что Америка гарант нашей безопасности? Нам нужен американский образ жизни и мировоззрение? Американцы считают нас третьесортной развивающейся страной. Может ли народ, насчитывающий четыреста лет истории, предложить нам что–то новое? Нам нужен экономический подъем? Что Америка может купить у нас, мы, вообще, производим что–нибудь? Америке здесь нужен не народ, имеющий экономически развитое производство, а обслуживающий персонал для газопроводов и военных баз. Нам нужны заключенные Гуантанамо? Нам не хватает своих? Какая нам польза от перемещения в Грузию американских заключенных? Наоборот, мы станем мишенью для многих террористических группировок. Нам нужны военные базы? Неужели национальное движение боролось за то, чтобы после русской оккупационной армии Грузию заняли турецкие войска? Чем лучше русского сапога турецкий или американский сапог? Мы хотим восстановить территориальную целостность? Зачем мы обманываем себя? Разве мы не потеряли больше территорий с тех пор, как стали вассалом Америки? Нам нужны гранты, подарки и займы? Знает ли кто–нибудь, в чьих карманах оседают эти гранты и подарки? До каких пор мы можем жить в положении нищего, с протянутой рукой? Что мы можем получить от России? И гарантию безопасности, и территориальную целостность, гарантии беспрепятственного получения энергоресурсов, российский рынок и безвизовое передвижение, и сохранность православной веры и национального самосознания. Из–за этого самосознания нас окрестили сторонниками Георгадзе.
- В какой сейчас вы находитесь ситуации, как живете? Не чувствуете ли вы какое–либо давление?
- Проходят однообразные дни, недели, месяцы. Я, председатель старейшей партии, член парламента, организатор перезахоронения из Турции в Грузию праха царя Соломона, отец девяти детей сижу в тюрьме, потому что мое пребывание на воле создает дискомфорт нынешнему правительству. Каково это, сидишь в тюрьме и знаешь, что срок заключения зависит от настроения власть имущих. Это очень большое давление.
- Что планируют власти по отношению к вам? Почему у вас нет реального статуса политзаключенного и к чему столько споров по поводу присвоения этого статуса?
- Власти не любят людей, мыслящих не так, как они, тем более, если эти люди критикуют их политический курс. Когда меня задержали при Звиаде Гамсахурдии, меня в скором времени признали политзаключенным. Тогда, наверное, им было очень нужно начать против Гамсахурдии черный пиар. В 1995 году, при Шеварднадзе, мое признание политзаключенным растянулось почти на год. Наверное, тогда Шеварднадзе был более ценен для международных организаций, чем Гамсахурдия. А теперь им понадобилось целых три года, чтобы прийти к выводу - политзаключенный я или нет. Как видно, правительство ввело в международные организации в недоумение. Это правительство настолько ненавидит людей, что я сомневаюсь, что оно додумается над нашим освобождением не по своей воле.
- Какую же вы опасность представляли для властей?
- У правительства нет устойчивого политического курса, оно видит, что его аргументы по отношению к проамериканской политике весьма слабы. А ведь, и менять позицию поздновато. Трудно убедить народ в том, во что сам не веришь. Освобождение из тюрьмы нескольких политзаключенных не очень облегчит обстановку. А что касается опасности, правительство не очень–то хочет, чтобы освобождение оппозиционеров из тюрьмы повлекло за собой ускорение политических процессов.
- Вы собираетесь продолжить политическую борьбу, если выйдете из тюрьмы?
- С тех пор, как погибли Звиад Гамсахурдия, Мераб Костава и Гия Чантурия, в грузинскую политику прокрался прагматизм, рационализм, пиар-эффективность и идея личного благополучия. Я начал свою политическую деятельность солдатом во имя великой идеи, и я останусь таковым. Я не собираюсь бежать с политического поля боя.
- Как вы думаете, постоянный черный пиар правительства насчет того, что оппозиция финансируется российскими деньгами, это реально?
- Разговор о связях оппозиции с Россией это пиар-компания правительства, и она имеет цель убедить американцев, что Россия борется против сегодняшнего правительства и оппозиционеры являются ее агентами.
Я думаю, что Грузия должна максимально использовать всех, рассеянных по миру, своих граждан. Тем более, возможности политика и политэммигранта, учесть их взгляды и дойти до полезного стране консенсуса.
- Как вы думаете, у Игоря Георгадзе есть реальные политические интересы по отношению к Грузии или это тоже игра правительства?
- Я сижу в тюрьме, и уже четвертый год у меня нет никаких отношений с Игорем Георгадзе. Я не знаю, участвует ли он на сегодняшний день в политической жизни и, вообще, делает ли что–нибудь для нашей страны. Я уверен, что в очень скором времени все станет ясным.
