Политолог Дмитрий Орешкин – о социальной политике власти

С апреля пенсии в России повышены на 6,3 процента – об этом еще в марте заявил Владимир Путин. Эта инициатива правительства, как и многие другие, вызывает определенные вопросы. Означает ли это реальные изменения в социальной политике властей? Является ли частью заявленной программы модернизации страны? Или речь идет о достижении локальных успехов, например, на федеральных выборах? Обо всем этом в интервью РС размышляет политолог Дмитрий Орешкин.

– Мне кажется, с точки зрения приближения федеральных выборов Путин все делает правильно. Потому что без поддержки социальной политики надеяться на электоральную поддержку партии власти не приходится. Другой вопрос, что ресурсы ограничены и если ты платишь больше пенсий из бюджета, значит меньше платишь инвестиций в развитие экономики, создаешь меньше рабочих мест и так далее. В общем-то, это политика латания дыр.

Но, с другой стороны, очевидно, что поведение избирателей и в 2011, и в 2012 году будет определяться не только размерами пенсий. И это самая серьезная проблема, потому что помимо пенсий и зарплат людей волнуют еще и другие вещи, в том числе эмоциональная и информационная усталость. Все это деньгами не заливается. Напротив, многое вызывает раздражение: мигалки, машины, на которых ездит начальство, ухудшение коммунальных услуг при одновременном повышении их стоимости и пр. И даже правильными шагами по повышению пенсий вот этот тлеющий огонь, я боюсь, залить не удастся. Поэтому на выборах, скорее всего, его будут заливать с помощью отработанной технологии – приписки голосов за счет глухой провинции. Но ведь страна не вся состоит из глухой провинции. Поэтому в 2011 году легко предвидеть серьезные электоральные трудности для того курса и для той системы ценностей, которые как раз нынешняя власть и исповедует.

– Но если на сцене останутся те же самые политические игроки, то какие же это трудности? Все четыре парламентские партии вполне прикормлены; это означает небольшую коррекцию курса, не более того.

– Четыре партии, естественно, сохраняются, но логика, насколько я понимаю, в том, чтобы поменять правую ногу на левую ногу или левую ногу на правую ногу, сохраняя при этом в неприкосновенности то место, из которого ноги растут. Но ведь это хорошо только в теории, а на практике это означает, что кто-то теряет персональную машину, место в Думе, влиятельность и хорошие доходы, а кто-то их приобретает. Соответственно, даже при таком раскладе все равно произойдет внутриэлитный раскол.

При этом самый плохой вариант – это когда все четыре партии вызывают одинаковое раздражение вместе с парламентом и системой выборов. К такому, самому негативному из всех возможных, результату мы постепенно идем. Потому что трудно уважать ту избирательную систему, которую мы наблюдаем, трудно уважать парламент, который не место для дискуссий, и очень трудно уважать эти четыре политические партии, которые ведут себя так, как надо кукловодам из Кремля.

– А какие-то другие сценарии, альтернативные кандидатуры есть?

– Нет - ни у страны, ни у власти, а мне крайне не хотелось бы видеть в качестве альтернативы киргизский сценарий. Если ты не можешь изменить политический курс через процедуру политических выборов, то или ложишься в спячку (что, собственно говоря, страна и делает), или выходишь на улицы. Оба сценария кажутся мне достаточно контпродуктивным.

– А как насчет появления новых политических игроков? Собираются ведь обновить "Правое дело" в который раз?

– В том ограниченном наборе возможностей, который власть имеет, это, пожалуй, один из лучших вариантов. Но при резком снижении доверия к системе выборов это все равно не будет радикальным решением проблемы. Возможно, кто-то проголосует за эту новую партию. Но самое неприятное по-прежнему - это то, что мы как страна теряем уважение ко всем политическим институтам в целом. Дискредитация всей политической системы – это вещь, которая так не лечится, ее надо менять. А менять ее без смены тех людей, которые эту структуру выстроили, технически невозможно. Мы промотали то, что политологи называют "капиталом доверия", а это самое важное. Деньги очень существенная вещь, но еще есть такая вещь, как уважение к власти, доверие к власти, доверие к институтам власти.

– Но рейтинги Владимира Путина и Дмитрия Медведева остаются неизменными. О чем это говорит?

– Мне кажется, что на фоне всех прочих институтов снижается и доверие к институтам, которые вычисляют эти самые рейтинги. Нет уверенности, что эти цифры отражают реальную ситуацию. Они отражают ее лишь в той степени, в которой она управляется. Поскольку другой альтернативы все равно нет, ты решаешь вопрос, что тебе больше нравится – правая нога или левая нога. Но не учитывается такая ситуация: мне больше нравится левая или правая, но в целом обе они мне слишком сильно не нравятся. Именно поэтому из избирательных бюллетеней убрана строка "против всех". Мне кажется, растет протестное настроение общества, и это отражается и в голосовании. И понятно, почему пункт "против всех" отсутствует – никто не хочет получать по шапке лишний раз. А негативизм – такой подкожный, неявный – накапливается, и рано или поздно он выйдет на поверхность. Хотелось бы, чтобы в мирной, легитимной форме.

– Если негативизм, о котором вы говорите, будет обращен против пункта "против всех", то это точно выльется в киргизский сценарий, только через какой-то временной промежуток.

– Я надеюсь, что Россия все-таки не Киргизия.

– Нищих маловато?

– Маловато нищих, маловато откровенно безответственных политических деятелей, которые опираются на клановую позицию. Понятно, в Киргизии есть южные, есть северные, есть узбеки, есть киргизы, есть разные роды и так далее. У нас этого нет. Поэтому такая иррациональная волна негативизма мне представляется маловероятной. Все будет несколько спокойнее и печальнее. То есть активные люди будут уезжать, неактивные люди будут спиваться, не будет такой вспышки, как кризис, а будет медленное умирание в болоте. И, как сказал один поэт, кончается это все не вскриком, а всхлипом.

– То есть деградация вместо модернизации?

– В некотором смысле так. Власть это понимает, поэтому она и напирает на лозунг о модернизации. Но трудно модернизировать снулую рыбу. Нужно, прежде всего, влить свежую кровь в те самые структуры, которые эту модернизацию тормозят. А тормозят ее люди из бюрократического бизнеса, которым хорошо живется, оседлав нефтяные и газовые трубы. Зачем им нужна какая-то модернизация, которая подразумевает определенный рост конкурентности? Им не нужна конкурентность, им нравится эта ситуация. Это подразумевает некоторый рост беспокойства, им не нужно лишнее беспокойство. Им нужна стабильность. Вот как совместить эту стабильность с модернизацией, я себе представляю плохо. И думаю, что это возможно совместить только на уровне благонамеренных разговоров.