Практически до самого конца они не знали, что зашли на посадку неверным курсом, слишком низко и слишком рано. Практически до самого конца они не отдавали себе отчет в том, что им угрожает. А когда они это поняли, они только успели прокричать последние слова, полные ужаса: боже, боже!
Эту шокирующую информацию сообщил нашей газете российский прокурор, который входит в комиссию по расследованию причин катастрофы президентского самолета под Смоленском. Наш собеседник является одним из ближайших сотрудников первого заместителя генерального прокурора, главы Следственного комитета при прокуратуре Александр Бастрыкина. Он слышал запись последних 30 минут полета, содержащуюся в "черном ящике", регистрировавшем разговоры в кабине пилотов. Рассказанное им подтверждает предварительные выводы следствия о том, что у экипажа президентского самолета не было никаких технических проблем, и что они не знали, что летят слишком низко до того момента, пока не увидели из кабины лес и землю.
Информация о записях "черных ящиков" остается тайной следствия, поэтому наш собеседник согласился рассказать нам об этом только при условии, что мы не раскроем его имени.
Они не знали, что плохо летят
Запись разговоров из кабины польских пилотов наш собеседник прослушал уже довольно давно. Он не держал в руках протокол со стенограммой этих разговоров и не знает польский язык настолько хорошо, чтобы восстановить каждую деталь и повторить каждую фразу, произнесенную пилотами в драматические моменты. Последние секунды записи были настолько шокирующими, что, как он говорит, он запомнит их на всю жизнь.
– Это выглядит очень странно. Последние 30 минут записи бортового регистратора по большей части не указывают на то, что с самолетом происходило что-то плохое, – начинает он свой рассказ. – Большую часть времени пилоты ведут себя спокойно. У них нет сигналов о том, что что-то испортилось, не было так, чтобы им пришлось вмешиваться. Они просто разговаривают, говорят, как это обычно бывает в кабине, на личные темы, – рассказывает прокурор.
Он запомнил, что в какой-то момент, буквально минут за 15-20 до катастрофы пилоты начали шутить и даже смеяться. – Они говорят о какой-то встрече. Спрашивают: "Вы придете?", будет ли чья-то жена. Я помню, один из них спросил: "Вы придете с семьей?" Обычные разговоры, обычные команды.
Прокурор подчеркивает, что разговор ведется расслабленно, не слышно никакого напряжения, нервозности. – Это выглядит совершенно нормально, такие обычные разговоры, иногда обрывками слов, какие обычно ведут между собой члены экипажа. Это обычное дело, они вот так просто болтают, если полет идет нормально, – рассказывает россиянин. Он снова подчеркивает, что эта часть записи не предвещает ничего плохого.
В какой-то момент пилоты прерывают разговор и начинают отдавать друг другу команды. – Было слышно, как они говорят между собой о параметрах полета, о положении самолета, о его направлении и высоте. Все в порядке, – рассказывает наш собеседник. Он не помнит точно, какие это были команды, но он уверен, что это был рутинный разговор, касающийся подготовки к заходу на посадку.
Идет обмен сообщениями с контрольной вышкой, звучат типовые сообщения и нормальные ответы. И, как он добавляет, в этом разговоре совершенно точно ничто не указывало на то, что у экипажа есть какая-то проблема, или что они хотя бы чем-то обеспокоены.
Крики в кабине
И вдруг ситуация резко изменилась.
– Дай второй, второй… В другую! – слышится взволнованный голос пилота. Российский прокурор не уверен, что это означает. Он допускает, что это может быть приказ выполнить какой-то маневр на основании предыдущей, первой команды, например, со смоленской контрольной вышки. Польские специалисты, которым мы передали эти слова, также не исключают, что это может быть выкрикнутый приказ изменить положение какого-то переключателя. Это можно будет установить только после наложения записи переговоров в кабине на запись параметров полета, то есть точного времени включения каждого прибора в кокпите.
– Поворачивай! – следующий возглас. Здесь специалисты считают, что российский прокурор что-то неверно понял. Маловероятно, чтобы речь здесь шла просто про разворот самолета.
– Положение? – звучит вопрос. – Высота? – звучит через мгновение следующий. Эти слова уже выкрикиваются, они смешиваются с ответами, кто-то кричит какие-то цифры, слышится шум, много неразборчивых слов…
Наш российский собеседник рассказывает, что смятение достигло апогея. – Сложно было что-либо понять, были слышны только крики, – рассказывает он. – И тогда я услышал отчетливые, ужасные возгласы: "Боже, боже!" И все было кончено. Конец, все. Вот и все… – грустно произносит прокурор.
Изучение продолжается
Над выяснением причин трагедии все это время продолжают работать специалисты польской и российской комиссии по расследованию авиакатастроф и прокуратуры обеих стран. Наши представители не хотят комментировать информацию, которую сообщил нам российский прокурор – ни официально, ни даже неофициально. Они ссылаются на тайну следствия, а также на то, что записи "черных ящиков" все еще анализируются, хотя, как они говорят, эти работы уже скоро завершатся.
– Почти все готово. Сейчас нужно только считать и идентифицировать звуки устройств, которые включали пилоты. Немного этого есть, нужно совершенно точно знать, что это было, – объяснил нам Эдмунд Клих (Edmund Klich) – глава Государственной комиссии по расследованию авиакатастроф, аккредитованный при российских службах, занимающихся расследованием. Клих добавил, что это очень важно установить, чтобы изучить, как протекал полет, и причины аварии: в зависимости от того, что включали члены экипажа и какими устройствами они пользовались, следователи смогут точно восстановить последние секунды полета.
– Каждый механизм при включении и выключении издает соответствующий звук – свой "щелчок", каждый звучит иначе. Комиссия должна выяснить, какими приборами пользовался экипаж в последние минуты полета, – объяснил Клих.
Почему они были там, где не должны были быть
Бывший военный летчик, летавший на ТУ-154, которому мы передали рассказ российского прокурора, обратил наше внимание на одну вещь: пилоты – это твердые и непосредственные люди. В воздухе нет времени на болтовню и лишние раздумья. Поэтому то, что рассказал российский прокурор, по мнению летчика, доказывает уже имевшиеся предположения о том, что экипаж президентского самолета практически до конца был уверен, что они летят верным курсом и что все измерительные приборы машины работают исправно.
– Так всегда бывает: если полет спокойный, то ведутся разговоры на личные темы. Поскольку если бы что-то вышло из строя, какой-нибудь прибор, то записи выглядели бы иначе. Пилот кричал бы: "Черт побери, что-то отказало, в чем дело?" или "я не знаю, что происходит". Он мог бы даже назвать отказавшую часть или тех, кто виновен в том, что он ничего не видит, нецензурным словом, – объяснил нам один из летчиков, летавших на Туполеве.
– Раз они не говорили об этом, раз все было "ок" до самого конца, то почему они оказались там, где не должны были быть? – задается вопросом летчик. Ответ на этот вопрос все еще ищут следователи.
