Журналист и писатель Анн Нива: Хуже того, что я видела в Чечне, я не видела нигде. Ни в Ираке, ни в Афганистане… Ее книга о Чечне вышла в российском издании под названием «Проклятая война».
Когда впервые видишь Анн Нива, с большим трудом верится, что эта хрупкая женщина побывала в самых опасных горячих точках мира. Но как только начинаешь с ней общаться, понимаешь, что по-другому и быть не может. Журналист, писатель и дочь известного французского слависта, профессора Женевского университета Жоржа Нива, Анн Нива работала московским корреспондентом для различных международных СМИ, побывав в Чечне, Ираке и Афганистане. Ее книга о Чечне вышла в российском издании под названием «Проклятая война». Мы встретились с Анн в Сен-Мало, после дискуссии с российскими писателями, посвященной Чечне.
- Как получилось, что вы стали репортером в горячих точках? Все-таки, для журналиста – это не самый очевидный выбор…
- Для меня, наоборот, это был самый очевидный выбор, потому что я тогда жила в России, в Москве (это было в 1998, потом в 1999 году), и вы прекрасно знаете, что тогда началась вторая война в Чечне. А раз я оказалась в Москве, мне было очень трудно туда не поехать. Я тогда начала свою карьеру корреспондента, а раз такие важные события происходят на территории России, надо поехать посмотреть. Это то, что я начала делать и, в результате, до сих пор я этим и занимаюсь.
- Какое у вас было первое впечатление от Чечни, когда вы там оказались?
- Ужасно, конечно, потому что это был пик войны. Это было осенью 1999 года и зимой 1999-2000 годов - самое страшное время. Я осталась в Чечне на 9 месяцев и жила у простых людей, потому что просто негде было жить. Не было никаких гостиниц, ничего не было! Была война, ужасная война. Я не знала тогда, что такое война, это моя первая война. Я просто начала писать о том, что я видела. И поняла, что так и надо продолжать. Поэтому, после Чечни, когда произошли ужасные события 11-го сентября в Нью-Йорке, я колебалась, не знала ехать или не ехать в Афганистан и в Ирак, потому что я не знаю эти две страны. Россию и бывший Советский Союз я знаю лучше, чем Ирак и Афганистан, но я решила попробовать сделать и в Ираке и в Афганистане то, что я начала делать в Чечне, то есть заботиться о людях и писать про них. Просто про них. Но на самом деле, это не так уж просто. Это нелегко, потому что, чтобы писать о них, надо жить с ними. И жить на войне.
- Когда вы приехали в Чечню, с Вами случались ситуации, когда Вы подвергали опасности свою жизнь?
- Естественно! Я была под бомбежками не один раз – много раз. Я чуть не потеряла свою жизнь, естественно…. Но мне повезло. Со мной был один чеченец, молодой парень, который воевал во время первой кампании. Когда мы с ним встретились, ему было 25 лет, и он решил воевать другим путем: помогать мне. Ему казалась, что помогая мне, он воюет, выражает свое мнение. С ним мне было, конечно, гораздо легче. Он был простым чеченцем, который хорошо знал свою страну. С ним я побывала везде. Я оставалась о людей, мы с ними много общались обо всем: не только о войне, о жизни, о России. У многих осталась ностальгия по Советскому Союзу, по тому, как было раньше. Как раньше, именно с ними, с чеченцами, не было никаких проблем, когда они имели право гулять, путешествовать по всему Союзу. Никто не забыл это время.
Конечно, теперь другая ситуация, потому что у людей такое ощущение, что нет будущего, что ситуация тупиковая. Тем более, никто не верит, что вопрос решен. Вопрос не решен. Многие думают, что все может повториться. И это очень опасно и очень грустно.
- По вашему мнению, этот вопрос в принципе может быть решен?
- Я думаю, что да. Но я думаю, что политики по каким-то своим причинам не хотят решать этот вопрос. Естественно, решить этот вопрос нелегко. Чечня официально является частью Российской Федерации, хотят того чеченцы или не хотят. Сегодня очень много людей, уставших от войны, которым все безразлично. Больше никто не хочет воевать, лишь малая часть людей. Так всегда: Те, кто воюют сегодня в Афганистане и в Ираке – это меньшинство людей. А большинство граждан не хочет воевать, они просто являются заложниками этих войн. Так что я думаю, что этот вопрос может быть решен, но для этого нужно взаимопонимание. А взаимопонимание – это значит взаимоуважение. Я мало вижу уважения, и мне от этого очень больно. Потому что с уважением все могло бы быть решено.
- Вы ездите в Чечню на протяжении уже десяти лет, даже больше десяти лет. Как меняется ситуация? Как сегодня живут там люди? Есть ли хоть что-то, что становится лучше?
- Трудно сказать, что лучше в Чечне сегодня. Я была там недавно, осенью, и меня поразил уровень насилия. До сих пор, я не вижу хорошего будущего для молодых людей. Я не обвиняю Россию! Просто это так… И жалко, что так, ведь из-за этого будут проблемы в будущем.
Конечно, ситуация лучше, чем во время пика войны. Конечно, когда не бомбят – лучше. Конечно, после всего, что было… Был ад! Ничего гуманного не осталось тогда, когда была война. Так что конечно, по сравнению с той ситуацией – все лучше! Я согласна, и все согласны. Но это не значит, что в Чечне нормальная жизнь. Никакой нормальной жизни нет.
Но это, может быть, и в других местах в России. Трудно иметь, так называемую, нормальную жизнь в России. То, что меня раздражает - это факт, что ничего не решено! Я не вижу со стороны Кремля, чтобы были дебаты об этом, что бы в СМИ говорили об этом, чтобы интеллигенция тоже начала говорить о Чечне и просто обсуждать этот вопрос.… Этого до сих пор нет. Чечня – это до сих пор больная тема.
- А соседние республики?
- Теперь в Ингушетии – хуже, чем в Чечне. Война была в Чечне, и солдаты в Чечне, а где их нет, как сейчас в Ингушетии, начинается полный беспредел! И это не только в Ингушетии, это уже давным-давно происходит в Дагестане, в Карачаево-Черкесии, В Кабардино-Балкарии – везде на Кавказе. И опять я не вижу, я не слышу ничего со стороны властей, со стороны Москвы, не слышу, чтобы об этом говорили напрямую, не стесняясь. Просто показывая всем, что есть возможность и воля изменить эту ситуацию! В результате, все ухудшается.
- В любом случае, если мы говорим об отношении русских к этой проблеме, даже в сегодняшних дебатах русских писателей, которые уверены в том, что Кавказ будет русским, то есть, есть эта уверенность, потому что это русская территория…
- Я знаю это мнение, и оно меня совершенно не удивило. Я тысячу раз слышала: «нет, это наша территория, Кавказ - часть России!» Я знаю, что главная причина – это патриотизм. Вы знаете, если вы захотите узнать что-нибудь о войне в Ираке у американцев – вы получите то же самое! Из-за патриотизма, они готовы объяснить вам, что война в Ираке - это справедливая война! Мне интересно то, что сегодня есть молодые литераторы, которые пишут безумно интересные романы, писатели, которые пишут, писали, и будут писать о Чечне. Это лучше, чем ничего. Политковскую убили – кто, я не знаю, - но убили. Ее больше нет, чтобы нам рассказать, что происходит в Чечне. Есть другие, есть они. Я не вижу других журналистов, других корреспондентов, которые бы делали, ту работу, которую делала Анна Политковская, но я вижу, что есть новое поколение писателей, которое пишет о Чечне. Их романы очень мощные, это, несомненно, интересная проза.
Я также заметила, что Россию мало понимают здесь, на Западе. Нам, западным людям, которые любят Россию, которые долго жили там и живут, нам тоже трудно объяснить это нашей публике, очень трудно! Потому что здесь очень много антирусских стереотипов, которых не должно быть! Но они есть, и очень трудно идти против них.
- С Анной Политковской Вы познакомились в Чечне?
- Я познакомилась с ней из-за Чечни в Москве и во Франции, потому, что ее первая книга была опубликована во Франции, когда моя книга (десять лет назад) тоже была опубликована.