Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Выборы в Польше: перевоплощение брата Качиньского

© REUTERS/Peter AndrewsЯрослав Качиньский не доверяет российскому следствию
Ярослав Качиньский не доверяет российскому следствию
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Президентские выборы в Польше, которые должны состояться менее чем через три недели, сплошь и рядом напичканы планами «Б». Первый запасной сценарий был задействован еще тогда, когда премьер Туск решил не баллотироваться в президенты, фактически уступив это право спикеру сейма Брониславу Коморовскому.

Президентские выборы в Польше, которые должны состояться менее чем через три недели, сплошь и рядом напичканы планами «Б». Первый запасной сценарий был задействован еще тогда, когда премьер Туск решил не баллотироваться в президенты, фактически уступив это право спикеру сейма Брониславу Коморовскому.

После смоленской катастрофы планы «Б» пришлось выдавать на-гора один за другим. На месте Леха Качиньского в списках кандидатов появилось имя его брата Ярослава. Вместо воинственной риторики партии покойного президента пришлось избрать так называемую политику любви, на которой еще недавно специализировался их главный конкурент — «Гражданская платформа» Дональда Туска. Вместо критики президентства Леха Качиньского, на которой, вне сомнения, строилась бы нынешняя кампания, будь он жив, приходится осторожно бросать камни в огород возглавляемой Ярославом Качиньским партии «Право и справедливость» (ПиС). Вместо того чтобы быть одним из кандидатов в президенты (причем самым популярным), Брониславу Коморовскому еще до выборов пришлось взять на себя не совсем благородную миссию исполняющего обязанности главы государства. Ну и, наконец, вместо того чтобы с головой окунуться в предвыборную кампанию, правительству пришлось «окунуться» в большую воду, которая спровоцировала настоящее стихийное бедствие в южной части Польши. А заодно — и логичный вопрос о том, сможет ли Туск с Коморовским выудить из этой воды такие же политические дивиденды, как в свое время Герхард Шредер, выигравший выборы в Германии не в последнюю очередь благодаря адекватной реакции на наводнение, парализовавшее часть страны накануне общенационального праздника волеизъявления?

Пожалуй, главный сюрприз этих выборов — трансформация, произошедшая со вторым по популярности после Бронислава Коморовского кандидатом на президентский пост братом Леха Качиньского Ярославом. Это уже не «злой дух» президента, как его именовали многочисленные критики все эти годы. И не зачинщик нашумевшей в годы премьерства Ярослава «моральной революции». Даже не автор главных политических интриг последних пяти лет. Это совсем другой политик, который с интонацией мессии говорит о том, что Польша имеет право мечтать, и раз и навсегда призывает покончить с «польско-польской войной». Очевидно, той самой, которая разделила поляков после смоленской трагедии на хороших и плохих патриотов. Плохие патриоты, в понимании отдельных представителей ПиС, не оценили по достоинству наследие Леха Качиньского и явно не готовы продолжить его благородное дело в виде отданного на предстоящем празднике волеизъявления голоса за его родного брата-близнеца.

В команде Ярослава не устают всячески утверждать: трагедия сделала его другим человеком. И не только на удивление уравновешенным и лаконичным (первое его публичное выступление длилось ровно 52 секунды), но еще и с явным подозрением на частичную политическую амнезию: все самые одиозные проекты и заявления, сделанные стратегом ПиС до смерти Леха Качиньского, сегодня объявляются просроченными во времени. Даже внешний вид Ярослава — неизменно черный траурный костюм в сочетании с черным галстуком — ежедневно напоминает полякам о трагических изменениях в его жизни. Точно так же, как и постоянное информирование о том, сколько времени каждый день кандидат в президенты проводит у постели своей больной матери, которая до последнего времени не знала о смерти другого сына. Ярослав рассказывал ей, что Лех плывет на корабле из Латинской Америки, где пребывал с официальным визитом, но не смог вернуться на самолете из-за того вулканического дыма (после России покойный президент и вправду должен был отбыть с визитом в южноамериканский регион).

Даже привычные выпады в адрес России — внешнеполитическая визитная карточка братьев Качиньских — сегодня выброшена на свалку истории с помощью видеоролика с русскими субтитрами, в котором Ярослав не только благодарит «друзей-россиян» «за каждую слезу и каждую зажженную свечу», но и выступает едва ли не как главный провайдер будущего польско-российского примирения. Хотя на самом деле, как бы парадоксально это ни звучало, его брат, будучи известным «любителем» России при жизни, после смерти «сделал» немало для того, чтобы у Польши и России действительно начался новый период в отношениях. Другое дело, как подобные послания воспринимаются непосредственными сторонниками Ярослава Качиньского, до последнего отказывающимися поверить, что в авиакатастрофе их борта №1 обошлось без вмешательства российских доброжелателей. А тех польских политиков, которые вроде Дональда Туска пытались найти хотя бы минимальный общий язык с Москвой, именовали не иначе, как агентами Кремля. Теперь, получается, Ярослав Качиньский лично дал добро своим политическим соперникам на сближение с Россией.

С одной стороны, представ в столь неожиданном политическом амплуа, Ярослав заставил серьезно поднапрячься своих политических соперников на предмет того, что противопоставить брату покойного президента, делающему ставку на примирение, а не, как обычно, на войну. Полная растерянность в связи с подобной метаморфозой особенно чувствовалась в команде «Гражданской платформы» в первый месяц после трагедии. Именно тогда, когда Коморовскому, кроме прочего, еще нужно было приучить избирателя к мысли: он выполняет обязанности главы государства, а не Леха Качиньского.

С другой стороны, Ярослав Качиньский избрал довольно опасную тактику: уподобляясь тому же Коморовскому или Туску, он лишился той политической индивидуальности, которая как раз и заставляла избирателей голосовать за его партию на парламентских выборах и за его брата на президентских. Сегодня, как резонно отмечают некоторые польские эксперты, у многих из них может резонно возникнуть вопрос: зачем голосовать за Качиньского, если от настоящего Качиньского у него ничего не осталось? Если он сам отказался от того, во что пламенно призывал верить своих сторонников? Если его политический язык ничем особо не отличается от языка Коморовского или Туска?

О том, что такое перевоплощение вряд ли воспринимается на ура среди традиционного электората ПиС, свидетельствует и тот простой факт, что рейтинг самой партии выше президентского рейтинга Качиньского. Если Ярослав Качиньский как кандидат в президенты может рассчитывать, согласно последним данным IPSOS по заказу Gazeta Wyborcza, на 31% голосов, в то время как Бронислав Коморовский — на 50% (что дает «Платформе» робкую надежду на победу еще в первом туре выборов), то отставание ПиС от «Гражданской платформы» не столь значительно — 35% голосов у первых, 47% у вторых.

Хотя, в принципе, все должно было бы быть наоборот: именно Ярослав понес наибольшую потерю вследствие смоленской катастрофы, и вся сила соболезнования, переросшая в политическую поддержку, должна, по идее, была бы быть нацелена именно на него. Однако ошибка брата покойного президента состояла в том, что он решил дистанцироваться от своей политической силы. Он со своими красивыми, но лишенными смысла примирительными речами как бы отдельно, они — с футболками «Навеки вместе», изображающими Путина и Туска в обнимку — отдельно.

В то же время понятно, что даже те тридцать процентов голосов, которыми сегодня располагает в своем электоральном активе брат покойного президента, во многом стали реальны благодаря огромному человеческому сочувствию в его адрес. Как результат противники ПиС вынуждены смириться с тем фактом, что Ярославу для подобной электоральной поддержки не было необходимости демонстрировать даже предвыборную программу — достаточно было заявить, что он намерен продолжить дело трагически погибшего брата. И в этом нет ничего удивительного: оценка президентства Леха Качиньского после катастрофы возросла на 25(!) пунктов. К тому же некоторый ореол загадочности вокруг самой катастрофы и погребение рядом с польскими королями на краковском Вавеле автоматически сделали из Леха Качиньского польского Джона Кеннеди: тот случай, когда трагическая кончина затмевает реальные президентские заслуги главы государства. Наиболее точно эту ситуацию изобразил Бронислав Коморовский, заявивший недавно, что на этих выборах ему противостоит не Ярослав Качиньский, а миф о Лехе Качиньском.

Этот же миф усложнил задачу Брониславу Коморовскому еще и тем, что «предоставил» Ярославу Качиньскому специальный иммунитет. Иммунитет, который позволили себе грубо проигнорировать разве что два радиодиджея, выразившие свое отношение к использованию катастрофы в электоральных целях с помощью довольно циничной песенки, прозвучавшей на одном из польских радио с напевом вроде: «Ярек по трупам идет к цели, каждый хочет лежать на Вавеле». Самое интересное в этой истории то, что жертвы и трагедии всегда являлись традиционным электоральным коньком ПиС. Только если раньше главные лица этой партии в основном акцентировали внимание на жертвах времен Второй мировой войны (будь то Катынь или Варшавское восстание), то сегодня этот список пополнился еще и совсем свежей трагедией.

Впрочем, ради справедливости надо отметить, что не одно сочувствие является движущей силой Ярослава Качиньского на этих президентских выборах. Если сопоставить его с Брониславом Коморовским, то у брата-близнеца покойного президента есть и свои преимущества. Во —первых, он харизматичен, а харизма как раз то, в дефиците чего польские эксперты сотни раз обвиняли действующего и.о. президента. Во-вторых, он всегда воспринимался как самостоятельный игрок. Более того, еще и являлся неким идеологом своего брата-президента — бывали случаи, когда даже во время важных евросоюзовских саммитов звонил ему и давал важные инструкции. Что, очевидно, нельзя сказать о Коморовском, который в восприятии поляков остается политиком, зависящим от Дональда Туска и не способным принимать собственные решения.

Даже такой, казалось бы, неоднозначный момент, как тот, что Ярослав до сих пор не женат и живет с мамой, сегодня выглядит не так уж и трагично: многие поляки высказываются на тот счет, что человек, у которого нет собственной семьи, всю свою энергию просто вынужден направить на страну. К тому же убитый горем одинокий Ярослав опять-таки вызывает больше сочувствия…

Кроме того, Бронислав Коморовский — это, как метко охарактеризовал кто-то из польских публицистов, такой себе «дядя нации»: лишенный каких-либо эмоций и соучастия даже во время траурных мероприятий, состоявшихся после смоленской трагедии. И если сокращенное польское «Ярек» по отношению к Качиньскому звучит как что-то вполне естественное, то назвать Комороского просто по-дружески «Бронек» публично не повернется язык даже, наверное, у довольно близких ему людей.

В то же время у Коморовского есть свое скрытое электоральное оружие под названием «Дональд Туск». Социологические опросы подтверждают: как только популярный премьер начал активно ангажироваться в кампанию своего подопечного, рейтинг представителя «Гражданской платформы» пополз вверх. Любопытно, потому что еще несколько месяцев назад Дональд Туск «пожаловался» в одном из интервью: «Их двое — я один». Сегодня что-то подобное о Коморовском мог бы, очевидно, сказать и Ярослав Качиньский…

На руку Брониславу Коморовскому играет и то, что поляки, как и украинцы, за последние годы серьезно устали от перманентного противостояния между президентом и правительством. Многие из них понимают: если бы выборы выиграл Ярослав Качиньский, конфликт по линии президентского дворца и правительства вспыхнул бы с новой силой.

О том, что победа Качиньского осложнит ситуацию в стране, не устают твердить и в команде «Платформы». Полякам, практически безболезненно пережившим экономический кризис, подобные мессиджи ни к чему. Тем более что, если в прошлом году Польша была единственной страной в ЕС, где был зафиксирован экономический рост, то сегодня ее лидерские позиции по темпам экономического роста уже оттеснили другие государства. Та же Словакия со своими 4,6% роста. Стоит ли рисковать политической стабильностью в столь неясные времена?