Возможно, в суде над Ходорковским и Лебедевым происходят качественные сдвиги. В роли свидетелей начали выступать важные персоны российского правительства. Вчера давал показания как свидетель защиты бывший министр экономического развития Герман Греф, сегодня – нынешний министр промышленности и торговли Виктор Христенко.
К 10 часам утра половину пустующего зала судебного заседания заняли фотографы и операторы с видеокамерами, которым разрешили поснимать подсудимых с условием, что затем они удалятся вон. Завели и самих подсудимых – Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, которые заняли свои обычные места в застекленном боксе, который похож то ли на стеклянный шкаф, то ли на аквариум. Вслед за подсудимыми зал заполнила публика: журналисты с компьютерами, блокнотами и диктофонами, друзья и родственники подсудимых, отец и мать Ходорковского. В зал суда, рассчитанный на 30 мест для публики, втиснулось человек пятьдесят, но все желающие все равно не поместились, и остальные ушли этажом ниже смотреть процесс по видеомониторам.
Затем явился главный свидетель сегодняшнего дня, а, возможно, и всего процесса. Он вошел в зал уверенной министерской походкой в сопровождении двух личных охранников упитанного телосложения и группы судебных приставов. Выслушав от судьи все про свои права и обязанности, Виктор Борисович Христенко страшно удивился, что ему необходимо предъявить секретарю свой паспорт. Он даже повернулся лицом к залу, чтобы показать публике, насколько он удивлен. Вероятно, это было для него так же неприятно, как россиянину из провинции показывать свой паспорт милиционеру в московском метро.
Судья Виктор Данилкин был заметно доволен. Лицо его светилось счастьем, но иногда он немного смущался: все-таки участие в процессе действующего министра - событие для России редкостное.
Вначале Виктора Христенко допрашивал Ходорковский, который называл свидетеля по имени отчеству, и последний отвечал ему тем же. Ходорковский сосредоточился на двух основных темах – ценообразовании и возможности незаметно похитить 350 млн. тонн нефти, в чем его обвиняет прокуратура. По поводу возможности хищения Христенко объяснил, что в «Транснефти», председателем совета директоров которой он являлся, не было случая, чтобы конечный получатель не получил хотя бы литр нефти, закачанный в транспортную систему производителем или промежуточным трейдером. Хотя, согласился Христенко, случаи воровства, конечно, бывают из-за нелегальных врезок в нефтепроводы, но то уже - ответственность «Транснефти». Про то, что кто-то когда-то похищал по 60 млн. тонн нефти ежегодно и похитил, в общей сложности, 350 млн., министр никогда ничего не слышал.
Что касается заниженных цен, по которым продавалась нефть ЮКОСа внутри страны (а именно в этом, напомню, обвиняет подсудимых прокуратура), то тут Христенко пояснил, что иначе и быть не может – нефть, например, в Роттердаме обязательно будет стоить дороже, по крайней мере, на сумму экспортной пошлины, а также транспортных и других логистических расходов. Платон Лебедев напомнил суду, что ЮКОС продавал нефть по заниженным ценам также по межправительственным соглашениям и по госзаказам – армии, МЧС и другим госструктурам. Никто не посчитал это преступным. (От себя добавлю, что и сейчас ГАЗПРОМ, например, продает по заниженным ценам газ Украине, но никого за это в суд не тянут).
Христенко подтвердил суду, что ЮКОС был обычной для того времени компанией, с обычной отчетностью и управлением.
Обвинение настаивает на том, что Ходорковский и Лебедев как физические лица похитили, практически, всю добытую ЮКОСом нефть. Так и представляю себе подсудимых, которые 12 лет назад под покровом ночи присосались к трубе и откачали из нее за несколько лет непонятно куда всю нефть. Но, в таком случае, либо ЮКОС, либо перекупившая ее «Роснефть» должны были бы обнаружить пропажу. Ходорковский спросил министра Христенко, знает ли он что-нибудь об инвентаризациях в этих кампаниях и их результатах. Христенко сказал, что ему о выявленных хищениях ничего неизвестно. При этих словах прокурор Лахтин взвился и потребовал снять вопрос, поскольку подсудимый "дезориентирует свидетеля". Судья вопрос оставил, а прокурор тут же демонстративно покинул зал суда, чем заронил в души многих надежду, что еще пара таких случаев - и все прокуроры покинут процесс навсегда, отказавшись от обвинения. Увы, Лахтин скоро одумался и вернулся в зал суда, притащив с собой несколько томов уголовного дела.
Со стороны обвинения сидело пять работников прокуратуры, из которых только двое реально участвовали в процессе. Прокурор Лахтин был самым инициативным и самым забавным. По ходу процесса он часто жаловался на Ходорковского, который то не дает ему сказать слова, то обвиняет его, Лахтина, во лжи (что правда, такие обвинения были), то неправильно «ориентирует» свидетеля. Было заметно, что Лахтин раздражает судью и смешит зал. Правда, как только зал начинал смеяться над какой-нибудь очередной выходкой бедного прокурора, пристав грозно призывал всех к порядку. Одну женщину, не удержавшуюся от ехидных аплодисментов прокурору, пристав вывел из зала суда.
Прокурор Лахтин, действительно, производил удручающее впечатление. В отличие от подсудимых, вид у него был слегка затравленный, речь сбивчивая и голос временами дрожал от обиды. Он забывал ссылаться на тома и страницы дела, чего требовал от защиты, или сокращал до одного слова названия иностранных компаний, отчего становилось непонятно, о чем идет речь. Тогда судья Данилкин ему говорил: «Валерий Алексеевич, вы назовите компанию полностью». В зале засмеялись, и кто-то тихо заметил: «Да он полностью не выговорит», а Лахтин на это возразил: «Я называю… как называю».
Пытаясь компенсировать свои личностные недостатки, Лахтин зачитывал длинные документы из дела, но, не зная, что спросить у свидетеля, в основном, просил его эти документы прокомментировать. Христенко добросовестно пересказывал ему своими словами услышанный документ, и прокурор, казалось, был доволен. Таким странным образом прокуратура поддерживала значительность и обоснованность предъявленных подсудимым обвинений.
Собственно говоря, так же устроен и весь этот процесс. Характерно, что силовые атрибуты правосудия играют в этом суде важную роль. Ходорковского и Лебедева приводят в зал суда автоматчики, будто подсудимые, действительно, вот-вот собираются сбежать или их будет отбивать отряд приморских партизан. Их не сажают на обычную скамью подсудимых рядом с адвокатами, а заставляют говорить через микрофоны из стеклянной клетки. Все это совершенно лишнее, это очевидно, как очевидно и то, что суд пытается таким образом нагнетать напряженность и придать процессу ту серьезность, которой не хватает материалам уголовного дела.
Возможно, отчасти поэтому, суд согласился выслушать столь высокопоставленных свидетелей. Это придает процессу еще больший вес. Вряд ли здание этого суда посещали в качестве свидетелей министры. Хотя, надо сказать, здания помнят многое. В здании Хамовнического суда, например, до революции 1917 года помещалась частная женская гимназия Алферовой, которую, среди прочих, посещала Марина Цветаева. Возможно, 14-летняя будущая поэтесса бегала по той комнате, в которой теперь судят Ходорковского и Лебедева. У старых московских домов богатая история. Ходорковский и Лебедев впишут свою страницу и в историю этого дома, и в историю нашей страны. Возможно, даже прокурора Лахтина наши потомки вспомнят когда-нибудь недобрым словом.
Александр Подрабинек,
для русской службы RFI,
Москва
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Явился главный свидетель сегодняшнего дня, а, возможно, и всего процесса. Он вошел в зал уверенной министерской походкой в сопровождении двух личных охранников упитанного телосложения и группы судебных приставов. Выслушав от судьи все про свои права и обязанности, Виктор Борисович Христенко страшно удивился, что ему необходимо предъявить секретарю свой паспорт.
