Почему официальные источники не желают признавать тот факт, что Национальное собрание Беларуси вечером 30 июня ратифицировало Таможенный кодекс Таможенного союза с Россией и Казахстаном? Подпишет Александр Лукашенко 5 июля в Астане все документы о Таможенном союзе в формате «тройки»? Есть ли альтернатива для белорусской экономики за пределами российского рынка? На эти вопросы в передаче «Экспертиза Свободы» отвечают экономист Михаил Залесский из Минска и доцент Московского государственного института международных отношений Кирилл Коктыш из Москвы. Ведущий – Виталий Цыганков.
Цыганков: Вечером 30 июня появилась неподтвержденная информация, что Национальное собрание якобы ратифицировало Таможенный кодекс Таможенного союза Беларуси, России и Казахстана. Сами депутаты и официальные источники ратификацию пока не подтверждают. Для чего эта комбинация с тайным голосованием сделана и какие цели преследует?
Коктыш: Мне кажется, что с Таможенным союзом с самого начала была очень противоречивая ситуация. Была надежда, что Беларусь получит беспошлинную нефть. Альтернативы просто не разрабатывались. И выяснилось, что вместо того, чтобы получать дешевую нефть и получить прибыль в 5 миллиардов, подписали Таможенный союз на невыгодных для Беларуси условиях. Беларусь теряет по ряду пунктов, но могла не потерять, если бы была проведена работа по согласованию и гармонизации белорусских и российских интересов в рамках Таможенного союза. Но этого сделано не было. Далее был выбор между плохим и очень плохим. Не подписывать Таможенный союз - это самоубийство, потеря российского рынка, так как Россия не будет поддерживать два разных таможенных союза. Если Беларусь не подписывает этого соглашения, возникает Таможенный союз с Казахстаном, а Таможенный союз с Беларусью просто ликвидируется, и тогда Беларусь теряет российский рынок, чего она себе позволить не
может.
Цыганков: А почему бы не подписать открыто, торжественно? Зачем эта тайна?
Коктыш: Это означает, что ничего выторговать не удалось. Говорили, что будет торг, что Беларусь подпишет только на выгодных условиях, что только в обмен на дешевую нефть и никак иначе, а выяснилось, что этого достичь не удалось, а подписывать все равно пришлось. Это понятное положение, которого можно было избежать, если бы была усердная ежедневная работа тех ведомств, которые должны это делать, а не забрасывать шапками Россию. Теперь пришлось подписать, не зная, как представить это в качестве победы белорусскому обществу.
Цыганков: Господин Залесский, как вы оцените довольно фантастическую даже для авторитарной страны ситуацию, когда 110 человек, которые называются депутатами, подписали судьбоносный документ - и, будто «цвёрда трымаЎся юнак на дапросе» не сообщают об этом факте? О чем это говорит?
Залесский: Неизвестно, состоялся ли очередной оргазм белорусской демократии. Мой представитель в парламенте никаких официальных заявлений не делал по этому поводу в Национальном собрании. Но на самом деле все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Якобы есть представительный орган, есть представители. Кто там представляет интересы бизнеса - мы их не знаем, кто представляет интересы рабочих - мы их тоже не знаем. Это свидетельство того, что это фиктивный орган, фиктивные представители. Они никого не представляют, кроме самих себя. А в качестве самих себя они очень сильно боятся того, кто является реальной властью - Лукашенко. Как он им приказал, так они и сделали. Приказал бы ночью голосовать, они бы ночью голосовали, приказал бы назавтра веревку с мылом принести - принесли бы. Такой парламент.
Цыганков: По вашему мнению, это сделано, чтобы 4-5 июля в Астане ситуация была более-менее свободна для различных действий? Если повернется так - скажут: мы же ратифицировали, давно уже. Если повернется другим образом - скажут: не было никакой ратификации.
Залесский: Я ничего не могу сказать, поскольку не было никаких официальных заявлений. Если на самом деле так оно и было сделано, то это еще одна возможность помахать неким козырем вокруг Таможенного союза. Но проблема в том, что этот козырь достаточно фальшивый. Есть товарная номенклатура внешней экономической деятельности, многотысячный перечень различных товарных позиций, которыми обмениваются соседние страны. По каждой позиции специалисты должны согласовывать условия: по цене, по транзиту, по тарифу и т.д. Это сделано не было. Надежда была на то, что нам будут открыты российские закрома, и мы запустим туда руки. Не удалось. Ну и что дальше? Такое голосование и такие результаты отношений с крупнейшим торговым партнером - беда, национальная катастрофа.
Цыганков: Можно ли, с вашей точки зрения, спрогнозировать, что же произойдет 4-5 июля в Астане, где встретятся главы Казахстана, России и Беларуси и где якобы должна быть поставлена точка в вопросе Таможенного союза?
Коктыш: Точка так или иначе будет поставлена - с участием Беларуси или без нее, так как вице-премьер России Шувалов уже дважды заявлял, что Таможенный союз может существовать в российско-казахской компании на двоих и что союз любой ценой будет запущен. Поэтому мне кажется, что 5-го это все будет подписано, Таможенный союз начнет работать, поскольку Беларусь не может себе позволить сейчас потерять российский рынок. Разумеется, будет сделано еще раз попыток поторговаться, но они вряд ли будут подготовлены лучше, чем предыдущие, вряд ли они будут плодотворнее. Тот же Таможенный союз мог бы существовать совсем на других условиях для Беларуси, но эти возможности прошли мимо. Не подписать Таможенный союз - экономическое самоубийство, поэтому этот вариант исключен.
Цыганков: Кирилл, у вас рефреном все время звучит, что Беларусь не может себе позволить не подписать Таможенный союз, поскольку это будет означать потерю важнейшего экономического партнера - России. Но насколько это безальтернативно? Вот Украина не в Таможенном союзе с Россией, но имеет нормальные экономические отношения с ней.
Коктыш: Во-первых, я бы не сказал, что украинская экономика процветает. Во-вторых, Украина - член Всемирной торговой организации, она уже не может вступать в Таможенный союз, она немного обогнала остальные страны. Но говорить, что в Украине работает производство, крупные предприятия - не приходится. Что-то из сельского хозяйства осталось, металодобыча и металобработка, но это не те предприятия, которые ранее составляли костяк украинской промышленности. И не те, что составляют сейчас костяк белорусской промышленности.
Цыганков: Мы можем не зацикливаться на Украине. Моя идея такая: кроме Беларуси и Казахстана, сотни стран, не входящих с Россией в Таможенный союз, как-то поддерживают с ней экономические отношения. Почему такая безальтернативность в ваших словах?
Коктыш: А кому еще нужны белорусские МАЗы, БелАЗы, тракторы, тягачи? Вся белорусская промышленность имеет единственного потребителя - Россию. Она почему-то не нужна Евросоюзу, США и остальным покупателям. Тут либо сохранение того покупателя, который сегодня еще есть, либо он будет потерян и неизвестно, найдется ли другой. Можно походить по рынку, поискать, но искали и пока не нашли. Надо беречь имеющегося.
Цыганков: Кажется, не так и искали этого покупателя. Беларусь всегда рассчитывала только на одного покупателя, а можно было поискать и в других странах. Это только в последние год-два начинает осуществляться.
Коктыш: Если говорить о белорусской промышленной продукции, грузовиках, тракторах, то они нигде больше не продаются. А в советское время география их продаж была довольно широкой, но и этого не сохранили.
Цыганков: Кирилл Коктыш вспомнил, что нынешняя ситуация хуже, чем в советское время, то есть Беларусь потеряла свои позиции, ориентируясь только на один рынок. Что можно сделать в перспективе, существует ли альтернатива для белорусской экономики?
Залесский: Россия и Казахстан вместе составляют 1/7 часть планеты. Там людей живет миллионов под 200, и надо понимать, что это огромный рынок, который традиционно был наш. Безусловно, можно бросить все: и Родину, и жену, и детей, потерять ногу и глаз, но все равно продолжать жить. Так и здесь. Выйдем мы живыми из этой ситуации, холера не возьмет, но выйдем ли мы целыми - нет. Большие проблемы будут, если мы этот рынок потеряем. Я не отношусь фатально к разрыву с Россией и Казахстаном, я не говорю, что это гибель, но это - катастрофа, потому что, если я хочу развернуть велосипед, я должен иметь площадку в пару метров. Если я готовлюсь развернуть машину, площадка должна быть большая. Если я готовлюсь развернуть целую державу, то здесь площадка должна быть в десятилетие. Эстония имела 85 процентов экспорта на Россию, сейчас имеет 15, но она разворачивалась 20 лет. А у нас 20 лет потеряны на различные интеграционные игры и разбивание бокалов в Кремле. Теперь никто не ждет разбития бокалов, а ждет денег. А денег нет, потому что мы назанимали уже 25 миллиардов. Вот в чем ситуация. Все можно продать, но вначале надо реструктуризировать производство тех товаров, которые имеют спрос на мировом рынке.
Перевод: Светлана Тиванова