Карачаево-Черкесия: искусство играть в карту

Радио Свобода продолжает свой репортаж-путешествие по Северному Кавказу. Тема новой главы - Карачаево-Черкесия: почему в межнациональном конфликте победа неотличима от поражения

В любом национальном конфликте есть та счастливая фаза, когда его еще можно изучать по анекдотам. Карачаево-Черкесия, как и соседняя Кабардино-Балкария - республики, в которых одна титульная нация, как считается, ущемлена другой титульной нацией. Кабардинцы доминируют в Кабардино-Балкарии, их родственники черкесы - обиженное на карачаевцев меньшинство в Карачаево-Черкесии. Один из лидеров черкесского движения "Адыгэ Хасэ" Мухаммед Черкесов рассказал о тысячелетнем черкесском этикете и истории этих бескрайних земель, в которой еще шестьсот лет назад признаки существования карачаевцев не прослеживались. О мире и дружбе, которые все равно царили между народами, и, в частности, о том, как любая карачаевская свекровь мечтала заполучить черкешенку-невестку. Почему? "Не скажу", – вдруг создал Мухаммед Черкесов интригу. И только с оговоркой "не для прессы" рассказал анекдот про карачаевцев. Не бог весть какой смешной и новый. Как выяснилось уже через час, точно такой же рассказывают про черкесов карачаевцы. Вполне беззлобно. "Если черкесы у нас историю украли, что им стоит украсть у нас анекдот?"

"Из республики уезжают все. Кроме карачаевцев. Подумайте сами – о чем это говорит?" - спрашивает Черкесов. "Они очень много требуют, – парирует лидер карачаевского национального движения Мухаммед Абайханов. – Их же меньшинство? А у нас демократия, значит, меньшинство должно подчиняться. И у кого в руках крупный бизнес? У черкесов". "Да, а что нам остается?" – все так же заочно отвечают черкесы и загибают пальцы: "Министр сельского хозяйства – их, министр финансов – их".

И тогда я спросил Мухаммеда Черкесова без обиняков: "То есть, все у черкесов настолько плохо, что они отстранены даже от коррупционных потоков?" – "Ну, конечно!"

"Вся межнациональная рознь в том, что две  группировки бьются за близость  к финансовым потокам?" – так же прямо спросил я у Мухаммеда Абайханова, и он посмотрел на меня с любопытством, как на человека, который, наконец, догадался, что творог делают из молока.

Проект "Каждому по Ингушетии"

В общем, июньский съезд черкесского народа потребовал разделения республики и создания Черкесской автономии. Сенсацией требование не стало.

Хроника совместного существования черкесов и карачаевцев так же захватывающа, как и вообще история перекройки местных административных рубежей. Латая карту после ликвидации Горской республики, так и не ставшей воплощением большевистской мечты о всеобщем кавказском умиротворении, карачаевцев и черкесов в 22-м году объединили – чтобы спустя четыре года снова разъединить. Как уверяют и карачаевцы, и черкесы, в связи с невозможностью совместного проживания. Потом, в 43-м, карачаевцев депортировали – и границы снова меняли, как пришлось менять их снова, когда они вернулись и совместное их проживание с черкесами было признано не только возможным, но и необходимым. Словом, черкесы, привыкшие быть отдельной автономией, оказались меньшинством в странном образовании внутри Ставропольского края. Когда в 91-м году вехи снова сменились и Карачаево-Черкесия обнаружила себя полноправным субъектом федерации, все пять ее государствообразующих народов – карачаевцы, русские, черкесы, абазины и ногайцы – предложили и вовсе счесть республику анахронизмом и разделить ее на пять же отдельных территорий. С учетом размеров республики местные остряки назвали эту систему проектом "Каждому по Ингушетии".

Теперь о своих тогдашних ошибках говорят и карачаевцы – дескать, погорячились, не стоило поддаваться на черкесские провокации, и черкесы: "Мы дали слабину. Чиновнику же лучше руководить большим колхозом, чем маленьким, и наши чиновники нас уговорили".

А статистика смешанных браков еще оставалась жизнеутверждающей, и, как вспоминают 40-50-летние, национальность тех, с кем они учились в одной школе, они узнают только сегодня. Идиллии, может быть, и не было, но все знали, что при любом раскладе все разрулится, до крайностей дело не дойдет, и сотня черкесов врукопашную против сотни карачаевцев - это из истории какого-то другого города. Оказалось, того самого. Станицы Баталпашинской, потом Ежово-Черкесска и, наконец, просто Черкесска. Межнациональная полемика перешла в обыденность поножовщины. В центре города и на его окраинах. Где-то раз в месяц и уже несколько лет.

В Карачаево-Черкесии даже точно знают если не день, то неделю, в которую все началось: в мае 99-го, на президентских выборах. Вечный начальник республики Владимир Хубиев уходил в историю вместе, как могло показаться, с принципом, согласно которому первый человек в республике должен быть карачаевцем. Мобилизация могла быть только национальной. И, как оно бывает в таких случаях, беспощадной. Мобилизация удалась на славу – с обеих сторон.

Оказалось, что в межнациональном конфликте действительно не бывает победителей и проигравших. И вовсе не по той причине, по которой, как принято считать, не бывает таковых в ядерной войне.

Победа – не цель, и поражение – не провал. Победа и поражение – это  просто разные технологии и разные амплуа. В той обычной северокавказской игре, которую мы уже успели изучить на долгом пути из Дербента в Черкесск. 

Национальный откат

В карачаевских аулах пейзажи ничуть не менее лунные, чем в черкесских. Как бы ни распределялись посты в правительстве. Свой диагноз Карачаево-Черкесии и, может быть, всему Северному Кавказу публицист Мурад Гукемухов облекает в форму сочувствия местному чиновнику: живется ведь ему намного труднее, чем, скажем, красноярскому коллеге. "У того – Енисей. У нашего – жалкая Кубань. Тому, чтобы построить дом в Сочи, нужно из дотаций на укрепление береговой линии украсть процент-другой. Наш должен украсть все…"

Как утверждается, в Карачаево-Черкесии поголовье овец – около миллиона. "Но даже в самые счастливые советские годы в Карачаево-Черкесии оно едва достигало 400 тысяч", – говорит Гукемухов. Говорят про 10 тысяч лошадей, и осведомленные люди готовы пойти на самоубийство, если их наберется хотя бы тысячи две. "Когда-то прямо с гор по трубам сюда текло молоко, – словами из детской сказки вспоминает минувшее казачка Татьяна Козырева из станицы Исправная. – Там были пастбища, а здесь – сырзавод". Оказалось, именно сырзаводом когда-то были эти руины, наводящие на подозрение, что бомбардировщики, летевшие утюжить Грозный, по дороге случайно уронили пару бомб здесь, в предгорьях Архыза. И в самом деле, зачем нужен сырзавод, если рентабельность скота, существующего исключительно в отчетах, в разы выше каких-то дурацких технологических цепочек, о которых мы, смеясь, рассуждаем с экономистами, и зачем строить дороги, если деньги исправно идут на те, что давным-давно и построены, и уже разбиты.

А бюджет великой страны ведь и вправду выглядит настолько бездонным, что коммерческие схемы издевательски просты. Скажем, сорок тысяч рублей выделяется на душу населения ветхого жилья. Чего-то приличного на эти деньги в Черкесске не купишь, зато можно прописать в лачуге десяток человек, которые немедленно, всего за половинный откат получают четыреста тысяч произведенных из воздуха рублей. Надо ли кому-то объяснять, что источник неиссякаем и лачуга ждет следующих счастливых обитателей?

А в связи с тем, что сырзавод никому не нужен, дотаций требуется все больше. Чем больше дотаций, тем острее борьба. Поэтому местная политика  – это искусство повышать ставки. По всем законам финансовой пирамиды, потому что пирамида, переставая расти, немедленно рушится. У каждой республики технология своя, в Карачаево-Черкесии она незамысловата, как схема получения компенсации за ветхое жилье, и называется "межнациональный конфликт". Поэтому, допустим, откат, который везде откат, в ситуации межнационального противостояния ко всем своим преимуществам еще и монополизируется, потому что и откатывать надо по национальной вертикали. Может быть, кстати, и по этой причине в Черкесске, который даже самые большие его патриоты не решаются назвать лучшим городом на земле, стоимость квадратного мера приближается к московской.

В Карачаево-Черкесии все без обиняков. Все по-честному - в том смысле, что никто ничего не скрывает. И даже межнациональный конфликт разыгрывается с какой-то пародийной нарочитостью. Будто просто из приличий: надо - значит надо.

Бюджет для Великой Черкесии

Естественно, самые бюджетные министерства вроде минсельхоза отдаются карачаевцам. "Но ведь что такое национальная вертикаль? – задается вопросом Гукемухов. – Ты же не просто складываешь деньги в чемодан или раздаешь тем, кто под тобой. Деньги – это ресурс, они должны быть готовы к работе, и ты, сидя наверху, должен в любую минуту знать: в нужный момент твои люди скинутся и мобилизуются". Так было всегда, в нужный момент по своим вертикалям скидывались и мобилизовывались и карачаевцы, и черкесы. Вопрос только в том, кого считать своими людьми.

Карачаевцами были все три президента – и Владимир Семенов, и Мустафа Батдыев, и нынешний глава республики Борис Эбзеев. Но Мухаммед Абайханов, один из лидеров одной из карачаевских национальных организаций, хитро улыбается: "Чего черкесы жалуются – у них же был свой президент". – "Кто это?" – "Батдыев". Обида карачаевцев на своего соплеменника непреходящая, но и не запальчивая. Все понятно, и обижаться не на что – бизнес. Батдыев, получивший власть, быстро обнаружил, что присягать ему на верность карачаевские элиты не торопятся. Пришлось ставить на черкесов. Впрочем, Абайханов не совсем точен, и "черкесским президентом" Батдыев тоже был недолго. Карачаевцы, осознав ошибку, изъявили готовность к сотрудничеству. Все стало на свои места, вертикаль восстановилась, и Мустафа Батдыев остался в новейшей истории российского федерализма сильным президентом.

Его сменщик Борис Эбзеев судьбу искушать не стал. Какие карачаевские элиты у него были, на те он и положился, не дожидаясь присяги. В связи с чем уверенности в том, что в случае необходимости карачаевская вертикаль скинется и мобилизуется, как и вообще в существовании такой вертикали, никакой нет. Поэтому в Москве Борис Эбзеев считается слабым президентом. И тем острее борьба. И, как считается, межнациональный конфликт.

С одной стороны, на площадях пока никто не собирается. А с другой стороны, Мурад Гукемухов убежден, что сегодня ситуация даже хуже, чем она была в горячие майские дни 99-го. "Тогда каждый из национальных лидеров контролировал свою толпу. И отвечал за нее перед Москвой – таковы были правила игры. Сегодня если толпу кто-то и контролирует, то никакой ответственности ни перед кем он уже не несет". Вертикаль пожирает саму себя к радости тех, кто должен ее крепить. Карачаевские группировки, побеждая в борьбе с черкесами, бьются между собой, а черкесы время от времени спорят, кто именно из их сильных людей, борясь за право быть опорой Москвы, организовал свое самоутверждение на историческом и никем не замеченном съезде. В его требованиях ничего, кстати, не было про Великую Черкесию, которая охватывает и Кабарду, и Адыгею, которая вообще в Ставрополье, и изрядную часть олимпийского Краснодарского края. Но в приватных разговорах поверившие в идею черкесы подтверждают: да, Кабардино-Балкария должна войти в состав Черкесии. "А как же балкарцы?" – "Пусть задумаются…" И все понимают: с таким же успехом можно присоединить Турцию или Иорданию по факту нахождения там большой черкесской диаспоры. Но ничего не остается и нельзя останавливаться. Политика в этих краях только и может быть искусством повышения ставок.