В сегодняшнем выпуске Financial Times Иван Крыстев и Марк Леонард (Mark Leonard) из Европейского совета по международным отношениям выступают с требованием «новых правил для многополярной Европы».
Авторы сказали, что прошедший на этой неделе в Довиле франко-германо-российский саммит отличался «правильной повесткой дня и неправильным составом участников», и призвали провести прямые переговоры о политике безопасности с участием представителей трёх «полюсов», господствующих на континенте сейчас, то есть России, Турции и ЕС.
Проблема с подобными взглядами заключается в том, что с точки зрения баланса сил ЕС полюсом не является. Всей «жёсткой силы» у него — НАТО минус США, а ещё минус то, что США, есть подозрения, на самом деле стремятся предотвратить эмансипацию Европы.
ЕС неспособен отстаивать ничего, кроме «стабильности», то есть сохранения статус-кво. Именно такую линию сейчас занимают в отношении крупнейшего соседа ЕС — Украины, которая сейчас опасно балансирует между Россией и Западом.
20 октября европейский комиссар по вопросам расширения и политики добрососедства Штефан Фюле (Stefan Fule) выступил в Европейском парламенте (причём сначала планировалось выступление высокого представителя ЕС по иностранным делам Кэтрин Эштон, но у неё нашлись более срочные дела) и назвал восстановление «политической стабильности» главным достижением президента Виктора Януковича.
Другими словами, ЕС — это не полюс, а нечто вроде рога изобилия, переживающего трудные времена. Достижения у него пока ещё есть — свободная торговля, безвизовые перемещения, гуманитарная помощь, — но нет возможности превращать эти достижения в силу, то есть вызывать реальные перемены, будь то мягким или жёстким способом. ЕС — феномен качественно иного порядка, нежели полюс.
Сами Крыстев и Леонард перечисляют кризисы, которые не смог предотвратить Евросоюз: Косово, грузинская война, российско-украинские энергетические войны, Киргизия. Похоже, это говорит о том, что с ослаблением ЕС входящие в его состав страны начинают закрывать бреши собой. Возможно, они понимают, что выбор у них есть. Тогда довильский саммит можно считать симптомом, признаком эпохи, причём неизбежным, как коленный рефлекс.
Вопрос в том, как ЕС сможет воспользоваться расколом, созданным Германией и Францией, которые всё более и более склоняются к самостоятельности.
Крыстев и Леонард, безусловно, правы, когда предупреждают, что «европейские лидеры поддерживают иллюзорный порядок и тем самым создают неиллюзорный беспорядок». Но если заменить Кэтрин Эштон на Меркель и/или Саркози, как они предлагают, то может получиться, что лекарство будет хуже болезни. Ведь полюса суверенны по определению.
Крыстев и Леонард правы, не воспринимая всерьёз тех, кто «в девяностых ... полагали, что Европа превращается в “постсовременный” континент, где уже не имеет значения баланс сил». Но если считать ЕС самостоятельным игроком в условиях актуальности баланса сил, то авторы рискуют подтвердить те самые представления, против которых возражают.
Может быть, дело в том, что Марк Леонард сам написал в 2005 г. книгу под названием «Почему Европа будет главной в XXI веке?», в которой представил как свершившийся факт образование двухмиллиардной «евросферы» и наличие у ЕС «зоны влияния, постепенно трансформирующейся европейским проектом и перенимающая всё у Европы»? В этой книге лишь десяток, если не меньше, одиночных упоминаний России, а о Турции говорится лишь как о примере действия преобразовательного потенциала Европы.