Заявление канцлера Ангелы Меркель («политика мультикультурализма провалилась») было воспринято всеми не только как констатация факта ошибочной немецкой иммиграционной политики в последние десятилетия, но также как и сигнал неизбежного ее изменения. В Германии, также как во всей остальной Европе, вопрос об иммиграции превратился в политическую проблему первой величины. Дать на него ответ, противоречащий общественным ожиданиям, означает возможный проигрыш на выборах. Это новый важный вопрос, который разделяет и будет долго разделять европейские демократии и который добавляется к более традиционным разногласиям в экономической области.
Партии, которые выступают против иммиграции, растут как грибы, и собирают огромное число голосов избирателей во многих европейских странах. Если в каких-то странах этого не наблюдается, то только потому, что традиционные партии, стоящие у руля, давно ужесточили свой подход к проблеме иммиграции. Два дня тому назад газета «Il Sole 24 Ore» опубликовала полезное исследование, посвященное европейской иммиграционной политике, которое выявило весьма разнообразную картину. Есть страны, которые и сегодня более гостеприимны, как например, Швеция и Голландия, но в которых в последнее время резко возросли антииммиграционные выступления, а есть более закрытые страны, такие как Греция. Но легко себе представить, что с течением времени различные европейские демократические страны, прислушивающиеся к требованиям общественного мнения, закончат тем, что начнут прибегать к политике отбора, к более жесткой фильтрации, чем та, которая использовалась в недавнем прошлом.
Несмотря на то, что правительства учитывают общественное мнение, существует и объективная неуверенность в том, как именно надо решать проблему. Кажется, ни первоначально французский путь ассимиляции (иммигранты должны отказаться от своих прошлых обычаев и воспринять культуру принимающей страны), ни изначально англосаксонский путь сосуществования различных культур не действуют. Второй путь, еще до того как это признала Меркель, казался более мечтой идеалистов, чем реалистической и эффективной политикой. Действительно, мультикультурализм предполагает, что различные культурные сообщества, присутствующие на данной территории, охраняются соответствующими законами и самоуправляются во всех отношениях, которые касаются защиты личности. Общество в целом оказывается разделенным на множество культурных сообществ, которые, как предполагается, не опасаясь наступления на собственные традиции, будут в состоянии мирно сосуществовать. Но такое общество вряд ли совместимо с демократией. За очень редким исключением такие общества могут сохраняться только в результате очень сильного и недемократического принуждения. Именно поэтому политика мультикультурализма не подходит для европейских стран. Великобритания, Голландия, Германия выбрали этот путь и убедились в его непригодности.
Но если французский путь (ассимиляция) очень труден, а путь мультикультурализма непригоден, что же делать тогда? Пассивно наблюдать за нарастанием конфликтов?
Проблема большей или меньшей способности ужиться с новыми иммигрантами зависит не от одного, а от совокупности факторов: от качества и жесткости отбора (иммиграционная политика в узком смысле), от экономических циклов, от возможности предоставить необходимые социальные услуги работающим иммигрантам, от способности подавить незаконные проявления и так далее. Но она зависит и от традиций той страны, из которой прибыл иммигрант. Бесполезно отрицать это утверждение. Есть иммигранты, которые благодаря традициям страны происхождения смогут относительно легко найти свое место в принимающей стране, а со временем и ассимилируются во французском смысле; а если не они, так их дети. Эпизоды нетерпимости, даже и тяжелые есть и будут. Но в целом, многие иммигранты , особенно из стран Восточной Европы смогут с успехом войти в западноевропейское общество.
Но существует проблема ислама. Не случайно, что именно о мусульманах, а не о других иммигрантах упоминается, когда говорится о провале политики мультикультурализма. То, чего в Европе повсеместно боятся, так это, что чрезмерное расширение мусульманских сообществ, не в последнюю очередь также и из-за высокой рождаемости, заставит в конце концов прибегнуть к более жестким правилам совместного существования в европейских обществах. Вопрос, на который никто не знает ответа, заключается в следующем: что может случиться, если двум великим, сильным и гордым цивилизациям, европейско-христианской (а сегодня также либеральной и демократической) и исламской, которые вдохновляются противоположными принципами и нормами и которые именно поэтому веками непримиримо сражались между собой, придется делить ту же территорию и то же политическое пространство? Частично ответ на этот вопрос зависит и от нас, европейцев, от нашего отношения, от политики, которую мы будем вести. Но в большой степени зависит также и от эволюции исламского мира. Если фундаментализм, связанный с так называемым «исламским пробуждением», который весьма сильно повлиял на мировой ислам в последние десятилетия, не выдохнется в обозримое время, предстоят острые конфликты и сильнейшее напряжение в том числе и в Европе, и тут уж станет не до политики мирного сосуществования различных культур. Если же этот подъем фундаментализма, достигнув своего пика и максимального распространения, начнет снижаться, что, вполне возможно, рано или поздно произойдет, тогда, может быть, настанет черед неслыханных и интересных экспериментов: демократия сможет соизмерить свой успех со способностью благоприятствовать полному присоединению иммигрантов-мусульман к правилам открытого и свободного общества. Сегодня это не кажется возможным. Но, по крайней мере, законно на это надеяться.