C 1990-х годов переговоры по установлению партнерства между Евросоюзом и Россией являются одним из основополагающих элементов отношений России и Запада. Тем не менее, несмотря на все ожидания и громкие заявления, это сотрудничество так и не принесло ожидаемых плодов. Российско-грузинская война августа 2008 года и последовавший за ней финансовый кризис привели к довольно-таки противоречивым последствиям. С одной стороны, это поставило под вопрос проект так называемой Большой Европы, неотъемлемой частью которой должны была быть и Россия. С другой стороны, российским руководителям удалось убедить своих европейских коллег в том, что Западу нужны крепкие связи с Россией. Европейская версия перезагрузки отношений принимает форму «партнерства ради модернизации», которое представляют как пересмотр основ отношений России и ЕС. Недавний трехсторонний саммит Франции, Германии и России, который прошел в Довиле 18 и 19 октября, позволил немного ускорить этот процесс. В итоге развитие партнерства Россия-ЕС может стать ответом на смещение экономического и геополитического баланса в сторону Южной и Восточной Азии.
В то же время, кажется, что стороны стремятся представить все так, словно их интересы совпадают наилучшим образом, а все провалы и неудачи прошлого являются всего лишь досадным недоразумением. Однако вместо того, чтобы принимать как данность воздействие противоположных тенденций и рассматривать ситуацию как нечто завершенное, следует поставить себя в перспективу отношений России и Европы или, в более широком смысле, отношений России и Запада. Несмотря на асимметричность и противоречивость действий сторон, здесь остается широкое поле для маневра, позволяющее создать центры пересечения общих интересов. В то же время стабилизация и упорядочивание отношений с Россией требуют определения адекватных рамок сотрудничества. В этой сфере многополярные игры не являются самодостаточным фактором, в связи с чем сохранение евро-атлантической солидарности представляется как обязательное условие любой направленной на Восток масштабной европейской политики.
Неудачи партнерства Россия-ЕС
Анализ отношений России и Европы требует краткого экскурса в историю. Обсуждение условий партнерства России и ЕС началось еще в 90-х годах. Российское руководство ельцинской эры стремилось сделать страну частью западной системы и полноправным членом международного сообщества. Что касается ЕС, его задача состояла в подготовке расширения союза на страны Центральной и Восточной Европы и организацию четкой структуры с учетом энергетической и экономической взаимозависимости России и Европы (Энергетическая хартию 1991 года, которая в 1994 году была дополнена специальным договором). Эти тенденции вписывались в проект Большой Европы, который основывался на передаче компетенций, а также взаимодополняемости ЕС и его восточной периферии. Подобный взгляд на глобальную геополитику перекликается с горбачевской теорией общего европейского дома (эту концепцию, к слову, ранее уже высказывал Юрий Андропов).
Соглашение о партнерстве и сотрудничестве России и ЕС было подписано в 1994 году и вступило в силу с 1997 года. В этот самый период Россия также стремилась установить особые партнерские отношения с США и добилась создания постоянного совета с НАТО (1997 год). Хотя война в Косове и евразийская тенденция в российской дипломатии создавали препятствия для движения на Запад, Россия и ЕС стремились упрочить свои отношения с помощью расширенного энергетического партнерства (план Проди) и диалога по вопросам политики и безопасности (2000 год). Россия рассчитывала, таким образом, создать противовес США и НАТО, однако европейцы были в первую очередь нацелены на развитие собственной параллельной североатлантическому альянсу оборонной политики. После событий 11 сентября 2001 года американский фактор вновь вернулся на центральные позиции, и Владимир Путин решил обсудить негласное признание сферы влияния России в ближнем зарубежье в обмен на участие страны в войне против терроризма. Москва и Вашингтон занялись углублением стратегического партнерства, и в мае 2002 года был создан Совет Россия-НАТО.
Тем не менее, 2000-е годы стали особенно тяжелым периодом как для отношений России и ЕС, так и для связей Москвы и Запада в целом. Российские власти отказались ратифицировать Энергетическую хартию и соблюдать ее вынесенные в ней условия, в то время как вопрос энергетики надолго стал краеугольным камнем в отношениях Москвы и Брюсселя. Расширение ЕС на Центральную и Восточную Европу вызвало настороженность российского руководства и враждебность к европейской политике соседства, которая должна была усилить роль ЕС в соседних странах (Белоруссии, Украине, Молдавии, Южном Кавказе). Цветные революции (Грузия, Украина) привели к ужесточению российской политики, что вылилось в энергетические эмбарго и торговые санкции. Эта атмосфера «холодного мира» не могла не сказаться на партнерстве России и ЕС, которое не могло быть переосмыслено после того, как срок соглашения истек в 2007 году. Хотя некоторые западноевропейские лидеры и стремились отделить европейский процесс от натовского или американской Freedom Agenda, было очевидно, что российское руководство рассматривало ЕС как динамичную систему сотрудничества, способную оказать влияние на западные границы и соперничать с проектом интеграции демократий в альтернативную Европу-Евразию. Параллельно с этим российские лидеры определили линии раздела европейцев и не стеснялись играть на разнице в подходе к оси недоверия, с одной стороны, и группе благосклонных стран - с другой.
От перезагрузки к партнерству ради модернизации
В целом, новый курс в отношениях России и ЕС должен быть проанализирован в различных масштабах, то есть в рамках различных величин. В наиболее общем плане российско-грузинская война августа 2008 года и укрепление позиций России на Южном Кавказе является очевидным признаком ухудшения отношений России и Запада. Тем не менее, политика перезагрузки администрации Барака Обамы (на фоне мирового кризиса и переоценки равновесия сил), не прошла незамеченной для Европы. Внутри ЕС государства-члены договорились о развитии стратегии сотрудничества по отношению к России, стратегии, которая объединяет жесткость по грузинскому вопросу и конструктивных подход, а также направлена на то, чтобы убедить в Москву в необходимости большей открытости к реформам (эта стратегия сотрудничества получила свое развитие и в рамках НАТО). Не стоит забывать и о том, что саммит Россия-ЕС, который прошел 31 мая и 1 июня в Ростове-на-Дону, вылился в партнерство для модернизации, нацеленное на экономические и социальные реформы с соблюдением норм демократии и правового государства. Несмотря на то, что речь идет преимущественно о дорожной карте, европейская риторика выглядит куда позитивнее американской: на смену перезагрузке приходит желание двигаться вперед.
В выступлениях политических деятелей основой партнерства для модернизации становится новое поведение России на международной арене. Экономический и финансовый кризис, по-видимому, заставил российское руководство вспомнить об уязвимости и слабостях своего государства, которые отошли на второй план в эпоху высоких цен на сырье: Россия – это не развивающееся государство, и траектория ее движения отлична от экономик группы BASIC (Бразилия, ЮАР, Индия, Китай). Модернизация ее экономики должна осуществляться в условиях большей открытости для западных инвестиций, что подразумевает необходимость нового дипломатического курса. Нельзя не учитывать здесь и растущую мощь китайской державы у юго-восточных границ России. Чтобы создать противовес этому явлению, расположенной на пересечении Запада и Востока России придется повернуться лицом к западным державам. Кроме того, российские лидеры и их европейские коллеги опасаются уменьшения своего влияния в современном мире с учетом тенденции к смещению баланса мощи и благосостояния в сторону азиатско-тихоокеанского региона. Такой геополитический контекст позволяет понять последние шаги российской дипломатии: подписание договора о СНВ, открытость по вопросу ПРО, голосование по санкциям ООН против Ирана, соглашение по транзиту грузов для экспедиционного корпуса НАТО в Афганистане. В этой связи перед европейскими державами стоит задача укрепить отношения России и Запада, в то время как США нацелены на другие приоритеты на Ближнем Востоке (Ирак, Афганистан) и в азиатско-тихоокеанском регионе (усиление Китая).
Тем не менее, это не отменяет сомнений относительно нового российского курса, так как определенное смещение дипломатических акцентов и громкие заявления не могут быть приравнены к общей траектории движения или тем более к свершившемуся факту. У многих возникают вопросы. Не видим ли мы сейчас оппортунистскую дипломатию, направленную на то, чтобы по-максимуму использовать переориентацию американской дипломатии на другие геостратегические регионы и царящее в умах европейских деятелей ощущение междуцарствия? Невзирая на дипломатические неурядицы внутри СНГ и ОДКБ, российско-грузинская война в итоге позволила Москве укрепить свои позиции на Южном Кавказе и в существенной мере дискредитировала западную дипломатию на постсоветском пространстве. Последствия уже в полной мере показали себя во время последних президентских выборов на Украине, результаты которых были восприняты с облегчением во многих западноевропейских столицах (здесь, конечно, нужно принимать в расчет все параметры и переменные украинской политической системы). Наконец, внутренняя политическая обстановка в России крайне сложна для понимания, и вариации в речах официальных лиц отнюдь не добавляют четкости в существующую картину. Ряд российских политологов настаивает на том, что открытость в направленной на Запад риторике сопровождается полной остановкой политического развития внутри страны.
От Довиля к Веймару и Брюсселю
С учетом всех этих сомнений относительно ситуации в России и нового курса Кремля, европейские дипломаты должны детально обсудить все вопросы со своими российскими коллегами, попытаться определить точки соприкосновения интересов и создать направленные на их продвижение платформы сотрудничества. В то же время такой прагматичный подход не должен означать опущения всех проблемных тем и вопросов (новый авторитаризм, устойчивость враждебных западу геополитических тенденций, оккупация части грузинской территории и т.д.). Необходимо также подумать и о рамках многостороннего дипломатического процесса, которые позволят довести до конца эту работу и облегчить развитие логики сотрудничества между западными державами и Россией. Прежде всего, внимание здесь стоит обратить на совместные органы России и ЕС (комитет Россия-ЕС по вопросам политики и безопасности) с одной стороны, и Совет Россия-НАТО с другой. Тем не менее, Россия явно отдает предпочтение двухсторонним связям и саммитам вне евро-атлантических институтов, что позволяет ей почувствовать свою значимость и претендовать на особый статус в Старом свете (вспомните о проекте новой архитектуры европейской безопасности, который предложил президент Дмитрий Медведев в июне 2008 года). Здесь, конечно, на ум сразу приходит недавняя трехсторонняя встреча в Довиле лидеров Франции, Германии и России. Эту формулу, однако. не стоит приравнивать к восстановлению возникшей во время иракского кризиса оси Париж-Берлин-Москва (которая по сути была всего лишь временным дипломатическим альянсом): она отвечает стремлению Парижа и Берлина продемонстрировать особые отношения (Франции и Германии), укрепить связи России с Европой и подготовить почву для будущих дипломатических мероприятий и в первую очередь саммита НАТО в Лиссабоне (19 и 20 ноября).
Такие неформальные саммиты, бесспорно, приносят ощутимую пользу. Они позволяют оценить намерения каждой из сторон, открыть новые горизонты и, если возможно, продвинуться вперед. Все это в совокупности не может обсуждаться исключительно в рамках органов Россия-ЕС или Совета Россия-НАТО: ЕС и НАТО состоят из суверенных государств, обладающих собственной дипломатией. Тем не менее, нельзя недооценивать негативные последствия таких собраний (особенно в символическом плане) и, как следствие, их контрпродуктивное влияние. Подобные ограниченные форматы, в рамках которых практикуется публичная дипломатия и выставление напоказ тесных отношений стран-участниц, далеко не всегда воспринимаются в позитивном ключе. Они вызывают недоверие и могут способствовать распространению имиджа разнонаправленной Европы, то есть Европы, которая способна пуститься в любые дипломатические авантюры. Эти размышления приводят нас к Веймарскому треугольнику и необходимости приобщить Польшу к этим неформальным саммитам, как в силу ее геополитического положения, так и по причине ее истории и дипломатического веса в евро-атлантических институтах.
Главное сейчас, как нам кажется, это не создавать впечатления (правда то или нет) стремления к перевороту внутри ЕС и переговорам с Россией через голову стран Центральной и Восточной Европы, без учета их собственных геополитических проблем. Во многих областях взгляд на вещи также важен, как и реальные факты, что говорит нам о необходимости принимать во внимание геополитические интересы третьих стран, их чувства и амбиции. Помимо Веймарского треугольника и полноправного присутствия Польши на саммитах с участием России стоит также подчеркнуть важность существующих многосторонних платформ для углубления и расширения того, к чему можно приступить в более ограниченных форматах. Этот призыв приобретает особую значимость в перспективе обсуждения положений новой стратегической концепции НАТО, а также грядущего саммита североатлантического альянса в Лиссабоне и заседания Совета Россия-НАТО. И, чтобы по-максимуму использовать открытые Лиссабонским договором возможности, нужно привлечь Верховного представителя ЕС по вопросам политики безопасности к встречам в рамках Веймарского треугольника или других подобных форматов для подготовки регулярных саммитов России и ЕС. Если проблемы «жесткой безопасности» и подразумевают приоритетность переговоров в евро-атлантических структурах, у ЕС все равно остается значительное пространство для маневра в сфере «мягкой безопасности», урегулирования конфликтов в сопредельных регионах (Приднестровье, Южный Кавказ), политического и экономического сотрудничества. Наконец, политика конструктивного подхода Запада к России должна уравновешиваться политикой открытых дверей для всех стран Восточной Европы и Южного Кавказа, в связи с чем обсуждения в рамках ЕС в среднесрочной и долгосрочной перспективе, вероятно, выглядят более перспективными, чем переговоры в рамках НАТО.
Заключение
В заключение хочется отметить, что, несмотря на ряд сложностей, Россию следует считать евроазиатской державой - проходящей по Уралу, с собственной логикой и геополитическими представлениями. Будет ошибочным считать, что достаточно просто соединить эту Россию-Евразию и Запад, в то время как растущее влияние азиатско-тихоокеанского региона со своими собственными рисками и возможностями ведет российскую дипломатию к большей вовлеченности в этот геополитический массив, частью которого она является. Ряд российских официальных лиц в качестве аргумента в пользу сближения с Западом готовы привести китайскую угрозу; другие настаивают скорее на важности стратегического партнерства России и Китая и его обещаниях в плане энергоэкспорта (объемы поставок вооружений теперь не так важны, как в 2000-х годах).
Таким образом, можно полагать, что российская карта не разыгрывается лишь в смысле выбора между Западом и Востоком (геополитика не сводится к литературным и философским дебатам, которые она, однако, должна принять во внимание ввиду их влияния на репрезентацию), но скорее в русле сбалансированной политики с целью размещения на пересечении ОБСЕ (Организация безопасности и сотрудничества в Европе) и ШОС (Шанхайская организация сотрудничества). Тогда цели подобной политики конструктивной вовлеченности должны быть четко определены. Речь идет не столько об учреждении Большой Европы, сколько об установлении политических и стратегических отношений между евро-атлантическим сообществом и Россией-Евразией в рамках соседского взаимодействия. Установить доверительные отношения и ввести меры безопасности, чтобы очертить интересы и консолидировать геополитический плюрализм, как в Европе, так и во внутренних евроазиатских районах, уже немало.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Развитие партнерства Россия-ЕС может стать ответом на смещение экономического и геополитического баланса в сторону Южной и Восточной Азии. В то же время российско-грузинский вооруженный конфликт в Южной Осетии в августе 2008 года и укрепление позиций России на Кавказе является очевидным признаком ухудшения отношений России и Запада.
