Дело Ходорковского и тандем Путин-Медведев

Дело Ходорковского-Лебедева давно превратилось в политический символ – как для России, так и для Запада. Официальные лица демонстрируют сдержанность и взвешенность формулировок. «Второй процесс… «порождает серьезные вопросы относительно избирательного правосудия – а также о том, что соблюдение законности несвободно от политических соображений» (Хиллари Клинтон). «Суждения о каком-то избирательном применении правосудия в России безосновательны: в российских судах рассматриваются тысячи дел, касающихся ответственности предпринимателей перед законом» (ответное заявление российского МИД).

Иное дело – лица, государственной властью не облеченные. Тем более – находящиеся к ней в оппозиции. Поскольку дискуссия развернулась и между ними. Все ли сделали адвокаты, чтобы не допустить вторичного обвинительного приговора? Какими соображениями была обусловлена избранная ими тактика? О чем сказали на процессе сами обвиняемые, а что обошли молчанием?

«Пора начать трезво оценивать ситуацию», – считает независимый историк и публицист Ирина Павлова. «А для этого, – продолжает она, – придется сформулировать ряд неудобных вопросов…. Почему ни сам Ходорковский, ни его адвокаты не попытались превратить этот процесс в процесс над… преступлениями российской власти… Полагаю, что фигуранты нынешнего процесса действовали в условиях, отличных от сталинских…»

«Однако, – подчеркивает публицист, – ни сам Ходорковский, ни его адвокаты, ни тем более свидетели…не раскрыли ни одного секрета правящей мафии, высокопоставленным членом которой до ареста был и сам подсудимый…» Почему так случилось? «Мы надеялись, – цитирует Павлова блог Леонида Невзлина, – что с приходом президента Медведева ситуация в России улучшится…»

А вот и вывод: «Никому из фигурантов процесса не удалось выйти за пределы пространства, правила в котором задает Кремль. Не только судье Данилкину, прокурорам и свидетелям, но и обвиняемым и их защитникам».

Так ли это? Русская служба «Голоса Америки» решила познакомить читателя со всем спектром имеющихся мнений. Начав с противоположного тому, что высказала Ирина Павлова. Наш собеседник – правозащитница и независимый журналист Елена Санникова.

«Не поддаваться унынию»

Алексей Пименов: Елена Никитична, в чем сущность ваших разногласий с Ириной Павловой?

Елена Санникова: Сначала появилась статья Владимира Абаринова о том, что Ходорковский стал вечным узником. Странный вывод сделал господин

Абаринов: что не надо ничего об этом говорить, не надо никого проклинать: надо замолчать и смириться с тем, что Путин – надолго. Вскоре появилась и статья Ирины Павловой. Начинается она с того, что после статьи Абаринова все, наверно, поймут, что лучше об этом деле замолчать. Я категорически не согласна с такими выводами… Нужно понимать простую вещь: Ходорковский и Лебедев приговорены к большому сроку заключения, причем совершенно ни за что. Дело – абсолютно абсурдное, и это сто раз было доказано в ходе суда – фактами, свидетелями, обстоятельными, подробными выступлениями подсудимых и адвокатов. Обвинение абсолютно нелогично и несостоятельно. Огромное количество людей присутствовали на суде и наблюдали все это в течение полутора лет. И вот приговор. Их приговорили к такому сроку, к какому у нас убийц не приговаривают. Первое чувство – это протест: такого быть не должно. Общество во что бы то ни стало должно преодолеть эту темную полосу в жизни страны. У Михаила Борисовича – пожилые родители; каково было им услышать этот приговор? Мы все должны поддерживать в них надежду на то, что они дождутся сына… Но главное: нельзя поддаваться этому мрачному настроению – что режим, допускающий такое беззаконие, продержится четырнадцать лет.

А.П.: Иными словами, вы осуждаете эти заявления с моральной точки зрения…

Е.С.: Да, конечно. Когда осудили Алексея Пичугина, появились заголовки вроде того, что, дескать, «Алексей Пичугин умрет на зоне». Делать такой заголовок для того, чтобы привлечь внимание, – позорно.

А.П.: Я понимаю вашу мысль, но посмотрим на все это с другой стороны – имея в виду не только судьбы отдельных людей, но и судьбу страны. Как можно предсказать, сколько продлится та или иная эпоха?

С.Е.: Дело в том, что эпоху делаем мы сами. Да, мрачная эпоха может продолжаться и двадцать, и тридцать лет. Но – только при одном условии: если в обществе преобладает вот это депрессивное состояние, если общество поддастся чувству безнадежности, если каждый решит, что ничего нельзя поделать, то никто и не будет ничего делать, чтобы изменить недопустимую ситуацию к лучшему. В такие минуты ни в коем случае нельзя содействовать тому, чтобы в обществе установилось настроение подавленности, страха и безнадежности.

А.П.: Что, на ваш взгляд, необходимо сделать, чтобы оно не установилось?

Е.С.: Прежде всего: не делать вывода, что все это надолго, что время утрачено, что надежд никаких нет. Что остается лишь молчать и понимать.

А.П.: Вот конкретный пример: по мнению Ирины Павловой, адвокаты не сделали всего, чтобы защитить Ходорковского…

Е.С.: Думаю, что по этому делу они сделали все, что могли. На этом процессе нужно было отвечать на обвинение… В статье Павловой говорится, что Ходорковский был членом какой-то мафиозной преступной властной группировки. Но ведь этого же не было. Он занимался своим бизнесом. Действительно, в коридорах власти он там с кем-то из них встречался, но это не значит, что он к кремлевской кухне имел хоть какое-то отношение: обо всех встречах и разговорах с Путиным он рассказал в суде.

«Ответственность за происходящее объединяет людей»

Е.С.: У людей – разные взгляды, разные представления о том, каким должно быть общество. Но… когда подавляют свободу слова, когда подавляют человека, то общество может объединить идея ответственности за происходящее, идея противостояния политическим репрессиям. Вы посмотрите, что у нас в судах происходит, – на это просто страшно смотреть. Другая объединяющая идея – верховенство права. Если человек подвергается политическими репрессиям, то общество должно объединиться, чтобы встать на его защиту.

… А что происходит в реальности? Недавно я вернулась из Грозного – отвозила гуманитарную помощь. Много говорится о процветании Чечни – я его не увидела. Конечно, там не стреляют по ночам на улицах, как это было лет пять назад. Но люди подавлены страхом. То, что там происходит, чем-то, может быть, напоминает то, что было в стране при Сталине. В Грозном мне пришлось увидеть такую сцену: из общежития выселяли многодетные семьи. Зимой! И люди проходили мимо общежития – боясь что-либо сказать, боясь возразить… Людям некуда было деться… И это – стабилизация?

А.П.: Сегодня, в особенности после декабрьских событий на Манежной площади, все острее становятся споры о положении в России. И в том числе – в области межнациональных, межэтнических отношений. Ваша оценка ситуации?

Е.С.: В обществе идет скрытая гражданская война, и это – следствие той политики, которую власти РФ проводят в течение десяти лет. Это – тяжелая болезнь общества, которую как-то нужно лечить. В обществе быстрыми темпами развиваются не просто националистические, а самые настоящие фашистские настроения. Они захватывают молодежь, и вот это действительно страшно. Иными словами, Манежная – это знак того, что на самом деле у нас происходит повсеместно – только незаметно.

А.П.: Почему так происходит? Вспомним хотя бы перестроечные годы: тогда были националистические группы, очень радикальные, очень агрессивные, но они проиграли мощному демократическому движению. Массы за ними не пошли. А сегодня?

Е.С.: Причин много. Катастрофическую роль сыграла война в Чечне. Сейчас – период затяжной нравственной болезни общества – которая может привести и к разложению: такие вещи не проходят даром. Общество деморализовано.

А.П.: Как, на ваш взгляд, следует лечить эту болезнь?

Е.С.: Исторически сложилось, что Россия – многонациональное государство. Необходима конфедерация. Величие – не в той лживой дружбе народов, которая насаждалась в Советском Союзе, а в подлинном добрососедстве. Если не состоится единство разных множеств, то у страны нет будущего. Мы пережили две чеченские войны. Нашему руководству должно быть свойственно чувство вины перед теми народами, которые были насильственно присоединены к России. Если удастся сделать это чувство вины всеобщим, тогда, может быть, удастся вылезти из этой черной дыры, в которой мы находимся. Как когда-то в Германии: там к людям пришло это чувство, осознание своего прошлого – и раскаяние. Как только это произошло, Германия стала превращаться в крепкую европейскую страну с человечным обществом. В страну, где людям уютно жить. А началось все с чувства покаяния. А мы видим вину в ком угодно, в чем угодно, но только не в нас самих.