После распада СССР Средняя Азия стала мишенью экономической экспансии Китая и его стратегической активности.
Основные цели Пекина ясны: обеспечить себе доступ к богатым месторождениям сырьевых ресурсов; не допустить, чтобы напряженность в регионе распространилась на эти нефте- и газоносные территории; помешать возникновению связей между уйгурами, живущими в Синьцзян-Уйгурском районе (Восточный Туркестан) с их диаспорой у соседей (по разным оценкам - 200 тысяч в Казахстане и 30 тысяч в Киргизии), а также сохранить контроль над сырьевыми потоками и безопасностью данного региона в первую очередь в рамках Шанхайской Организации Сотрудничества, являющейся одновременно военным союзом, занимающимся борьбой с терроризмом (в основном исламским).
Конец мечтаний
В последние время одним из самых сложных для Китая партнеров в этом регионе оказалась относительно небольшая (198,5 квадратных километров) Киргизия. Сначала она дала согласие на размещение американских войск на базе Манас (которую Пентагон считает ключевой для действий в Афганистане), потом оказалось, что она не может обеспечить ее безопасность из-за политической нестабильности в стране. Весной 2010 года в Киргизии произошла революция и политический переворот. Из страны (в Белоруссию) бежал президент Курманбек Бакиев, а к власти пришла бывшая диссидентка Роза Отунбаева. Почва конфликта была этнической - трения возникли между киргизами и узбеками, но он имел и социально-политическую составляющую: протест против диктаторского правления Бакиева и его окружения.
Так закончились мечты о «Швейцарии Средней Азии», как часто называли это государство. В конце 2010 года Отунбаевой пришлось умолять финансовых доноров оказать помощь в отстраивании страны.
В первых рядах желающих инвестировать оказался Китай. Его стратегия во всем регионе, в том числе и в отношении неспокойной Киргизии, напоминает ту, что можно обнаружить и в других китайских инициативах, например, в Африке. Пекин хочет обеспечить себе доступ к энергетическим ресурсам, дает локальным властям кредиты, инвестирует, а при этом не ставит никаких предварительных условий. Он также не задает вопросов о характере местной власти: важно только, чтобы она была готова к сотрудничеству с Китаем. Когда на улицах киргизской столицы лилась кровь, в китайских СМИ, не говоря уже о местных политических элитах, выражались опасения, не произойдет ли там очередная «цветная» революция, как на Украине или в Грузии, в которых видели «троянских коней» Запада. Беспокойство в Пекине достигло своего пика, когда в Узбекистане произошла неудавшаяся попытка свержения одного из самых крупных местных сатрапов – Ислама Каримова, и когда в Киргизии в марте и апреле 2005 года происходила «революция тюльпанов». Тем самым призрак нежеланной западной демократии приблизился к китайским границам. В Бишкеке начались нападения на магазины с китайскими товарами и их владельцев, что свидетельствует о том, что уже тогда многие отдавали себе отчет в масштабах китайской экспансии, происходящей далеко не только на высшем политическом уровне.
Непредсказуемые мусульмане
Третий (наряду с Казахстаном и Киргизией) сосед Китая в Средней Азии – это считающийся одним из беднейших государств мира Таджикистан с его восьмимиллионным населением. В планах Пекина эта страна не занимает важного места, а воспринимается, скорее, как один из элементов в системе сообщающихся сосудов этой части мира. Если что-то и беспокоит китайские власти, так это факт, что 90% жителей Таджикистана – мусульмане, а на них власти в Пекине смотрят с большим подозрением из-за время от времени активизирующихся в Восточном Туркестане исламских фундаменталистов.
Решения, принятые во время официального двухдневного визита в Душанбе премьера Вэнь Цзябао в ноябре 2010 года и его переговоров с таджикским коллегой Акилом Акиловым, были, однако, сходны с действиями во всем регионе. Двусторонние отношения будут опираться на принципы мирного сосуществования: о вмешательстве во внутренние дела другого государства нет и речи; за выполнением этих принципов будет следить ШОС; Таджикистан (как и другие страны региона) «поддерживает политику Китая» (читай: объединение с Тайванем); ключевую роль в отношениях играет экономическое сотрудничество, а Китай «оказывает помощь» своему партнеру в таких отраслях, как транспорт, телекоммуникации, энергетика, финансы, сельское хозяйство и горная промышленность. Аналогично, как в случае других соседей, было принято решение о расширении пограничных переходов и строительстве новых.
Высокую оценку получил визит президента Эмомали Рахмона в Синцзянь-Уйгурский автономный район в июне 2010 года, так как по мнению обеих сторон существует потребность в развитии приграничной торговли и сотрудничестве на местном уровне. Последнюю будет поддерживать и китайская «soft power», о чем свидетельствует открытие очередных Институтов Конфуция. Этот процесс начался в Средней Азии, а конкретно в Узбекистане, в 2005 году.
Политика Китая в отношении Казахстана (общая граница 1533 км), Киргизии (858 км) и Таджикистана (434 км) доказывает одно: после распада СССР Средняя Азия стала мишенью его экономической экспансии и стратегической активности. Во всех этих трех государствах недемократическая политическая система, а их лидеры ищут поддержки либо в Китае, либо в России, но не на Западе (так наверняка сделает и русскоязычная Отунбаева, хотя она и говорит о «демократии»). Стиль правления естественным образом связывает их интересы в рамках ШОС, которая с момента своего возникновения в 2001 году стала важным политическим и военным союзом, открыто противопоставляющим себя интересам Запада.
Три сферы интересов
Частые визиты, инвестиции (прежде всего в энергетический сектор и инфраструктуру), щедро раздаваемые кредиты, новые граничные переходы и тесное сотрудничество во всех возможных сферах доказывают, что Средняя Азия в стратегических планах Пекина занимает очень важное место. Здесь соединяются три сферы интересов Китая: энергетические ресурсы, этническая напряженность и, в последнее время, новые инвестиции и средства, идущие локальным сатрапам. Для достижения намеченных целей китайцы без колебаний готовы идти на политический подкуп или прибегать к экономическому давлению. Некогда в прошлые века там шли по Шелковому пути караваны. Сейчас они пустились в путь вновь, полные товаров «made in China».
Некогда китайцы изолировали себя от «варваров с севера», символом чего служит Великая китайская стена. Сейчас они используют иную стратегию: открытости и экспансии вовне, что отчетливо заметно на обширном и богатом ресурсами регионе Центральной Азии. Некогда Китай закрывал границы, а сейчас открывает их. Что ответит на это Россия? И что ответит на это Запад? Неужели несмотря на различия в потенциале и интересах мы обречены на доминирование Пекина в Астане, Бишкеке и Душанбе?
Может быть, стоит вернуться к совместному заявлению Джорджа Буша и Владимира Путина 2002 года, в котором Средняя Азия была признана «сферой общих интересов России и США»? Тогда, конечно, речь шла об Афганистане и международном терроризме. Сейчас содержание такого заявления могло бы быть видоизменено. Но кто знает, не имело ли бы оно сейчас большего значения, чем тогда. Вопрос только, согласилась ли бы Россия, в последнее время тесно связанная с Китаем (не только в рамках ШОС), на подобное новое заявление? На этом поле остается место для других игроков, кроме Китая.