Землетрясение в Японии вызвало волну эмоциональной, но не всегда рациональной реакции по всему миру – от массовой проверки систем безопасности на АЭС до прекращения запланированных атомных проектов.
В Германии под давлением общественности даже приостанавливать работа ряда старых атомных электростанций. Принятые немецким правительством показательные меры, пожалуй, наиболее красноречивы, они предприняты накануне местных выборов в важной земле Баден-Вюртемберг, победа на которых для правящего Христианско-демократического союза очень важна, и правительству нужно сыграть в поддавки с общественным мнением, какое бы оно не было. Хотя, возможно, не будет преувеличением сказать, мы имеем здесь случай, когда распространенность того или иного мнения не обязательно свидетельствует о его обоснованности. Еще год назад социологический опрос, проведенный журналом «Focus», показал, что подавляющее большинство респондентов положительно относятся к атомной энергетике. Причем это касается и тех, кто был готов проголосовать на выборах за партию «зеленых». Сейчас общественное мнение, очевидно, изменилось, по крайней мере, на какое-то время.
В то же время, после того как землетрясение и цунами нанесли прямой ущерб японской атомной энергетике и создали волну недоверия к ней в Европе, рыночные цены на уголь и природный газ поползли вверх, а вместе с ними и цена акции «Газпрома». «Кому война, а кому – мать родна».
Читаем о Фукусиме – думаем об Островце
Конечно, в Белоруссии на этом фоне и на фоне переговоров между режимом Лукашенко и руководством России относительно строительства АЭС в Островце активизировалась и дискуссия по поводу атомной энергетики. В нашем случае на шок от новостей из Японии лег на травму от Чернобыльской катастрофы. Но как бы там ни было, в других странах атомная энергетика себя все же отчасти оправдала. На территории России работают десять АЭС (в том числе под Смоленском), на территории Украины – четыре, без учета Чернобыльской, которые обеспечивают 47% потребностей страны в электроэнергии.
Атомную энергетику позволяют себе и небольшие страны: по две АЭС работают в Нидерландах, Бельгии и Финляндии, по одной – в Словакии (обеспечивает 20% потребностей в электроэнергии, два новых блока продолжают строиться), Румынии (обеспечивает 18% потребностей в энергии) и Болгарии (35% энергии, еще одна станция строится). В Швеции работают аж три станции (45% потребностей в электроэнергии). Землетрясения вроде того, которое пережила Япония на прошлой неделе, достаточно редко случаются даже в таком сейсмоактивным регионе, каким является Япония. Вероятность такого землетрясения и подавно цунами в Белоруссии – мизерная. Соответственно минимальна и вероятность такого рода критической ситуации и на будущей белорусской АЭС.
Белоруссия нуждается в диверсификации источников энергии. Альтернативные источники, о которых любят рассуждать «зеленые», для Белоруссии малопригодны, возможности для добычи энергии из приливов, ветра или солнца в Белоруссии отсутствуют. Наша страна разве что имеет определенный потенциал в гидроэнергетике, достаточно экологически безвредной (за исключением необходимости затоплять территории при строительстве ГЭС), и у власти есть программа строительства гидроэлектростанций общей мощностью 200–250 МВт до 2018 г. Но этом на фоне мощность проектируемой белорусской АЭС составит 2400 МВт.
АЭС кажется достаточно привлекательным проектом, если отбросить факторы политического и организационного характера. Проблема только в том, что именно в этих самых факторах прячутся подлинные источники сомнений в конкретном проекте белорусской АЭС.
Что не так с белорусским проектом АЭС
Сомнения вызывает технологическая готовность белорусского проекта, а также качество будущего строительства, особенно, если обратить внимание на характерную для белорусского диктаторского режима непрозрачность принятия решений и характерную для российской пригосударственной экономической деятельности коррупционность. Все это закладывает соответствующие технологические риски в строительство такого объекта как АЭС.
Вызывает вопрос международная согласованность строительства АЭС в непосредственной близости от границы с Литовской Республикой и на реке Вялли, которая протекает через Вильнюс. Более глобальная проблема в деле международного согласования заключается в том, что международное «зеленое» лобби будет противостоять строительству АЭС независимо от качества проекта и безупречности его исполнителей.
Отдельный вопрос – финансирование проекта ($ 6–7 млрд), которое планируется сделать стоимостью полученного от России же кредита. Платежеспособность Белоруссии в среднесрочной перспективе остается под вопросом, и россияне это знают лучше, чем кто-либо еще. Долги нестабильной лукашенковской Белоруссии с неопределенным будущим – дело рискованное. Зато этап выделения (а потом, возможно, и списания) этого долга сможет стать инструментом давления, например, для получения российским компаниям доступа к приватизации белорусского государственного имущества. С белорусской точки зрения вопрос вызывает политический смысл комбинации, при которой вместо зависимости от российского государственного газа Белоруссия попадет в зависимость от российского же атомного топлива, а также от утилизации радиоактивных отходов.
Учитывая этот и предыдущий пункты, остаются сомнения, не остановится ли строительство вообще, поскольку до сих пор оно выглядит отчасти элементом какой-то игры между Лукашенко и Кремлем.
Так или иначе, пусть кратковременные эмоции не вводят нас в заблуждение: при прочих равных условиях, атомная электростанция Белоруссии была бы нужна, и бояться ее не стоит. Повторение «Фукусимы» в Белоруссии не возможно.
В белорусском случае куда больше стоит опасаться человеческого фактора или технологических недостатков, приведших к катастрофе в Чернобыле. И поэтому лучше никакой АЭС, чем некачественная АЭС, вокруг строительства которой идут и будут продолжаться политические интриги, и строить которую будет ненадежный контрактор. Проблема не в атомной энергетике, проблема, как всегда, в политическом руководстве Белоруссии и в том, во что оно втягивает страну.
Перевод: Светлана Тиванова