Гуманитарная интервенция в Ливии

После того, как резолюция 1973 Совета Безопасности ООН дала разрешение на установление в небе над Ливией бесполетной зоны, положение дел в этой стране вступило в новую фазу. Международная коалиция, почти исключительно силами НАТО, начала авиационные удары по войскам Муамара Каддафи. В какой степени происходящее подпадает под определение «гуманитарной интервенции»?

Понятно, что, как и всякий другой феномен современной политической жизни, гуманитарная интервенция не может быть оценена однозначно, поскольку она представляет собой сложное и местами противоречивое явление общественного развития, тем более на нынешней стадии, когда еще только идет процесс его осмысления и выработки необходимых критериев.

Напомним, что данное понятие означает осуществление извне вооруженных действий в какой-либо стране для предотвращения или прекращения там гуманитарной катастрофы, то есть массовых акций насилия с многочисленными жертвами, заключенными и беженцами, и в настоящее время прочно вошло в политический лексикон. В частности, так назывались операции в Гаити, Боснии и Герцеговине, Сомали и Косово.

Совершенно очевидно, что любая интервенция неизбежно нарушает суверенитет подвергшегося ей государства. В современном виде принцип суверенитета сформулирован в Уставе ООН и фактически продублирован в основополагающих документах ОБСЕ. В соответствии с ним, каждое государство имеет право проводить свою собственную внутреннюю политику, и вмешательство, тем более силовое, во внутренние дела любой страны с целью изменения ее политического устройства недопустимо.

Вместе с тем, в тех же документах зафиксированы обязательства всех государств-участников соблюдать общепризнанные права человека. То есть, уже в основу заключенных соглашений заложено весьма серьезное противоречие. Причем если варианты действий мирового сообщества в случае вооруженной агрессии одного государства против другого, в общем, ясны, то возможные меры по предотвращению или прекращению нарушений прав человека конкретно не прописаны.

В 2000 году были опубликованы результаты исследования токийского Университета ООН, в которых вторжение вооруженных сил под эгидой ООН в суверенные государства для разрешения происходящих там конфликтов, связанных с нарушениями прав человека, названо оправданным. Чтобы исключить возможность предотвращения гуманитарной интервенции, было даже предложено лишить членов Совета Безопасности права вето.

Главный вывод, однако, состоял в том, что в современной политической обстановке почти невозможно достичь международного согласия. Основным препятствием является диаметрально противоположный подход различных государств к самой необходимости осуществления подобных действий.

В целом как будто ни у кого не вызывает возражений принцип, согласно которому акции такого рода должны осуществляться только с санкции Совбеза. Однако в него входят Россия и Китай, которые, как правило, имеют особое мнение в отношении большинства конфликтных ситуаций.

Причины такого поведения Москвы ясны. Во-первых, признавая на словах необходимость соблюдения прав человека, она далеко не всегда следует этим принципам на деле, что наглядно демонстрируют ее действия на Кавказе. Российское руководство также подозревает Запад в намерении использовать такого рода ситуации как предлог для осуществления его агрессивных намерений.

Кроме того, практически вся политическая элита России равно как и большинство ее жителей страдают синдромом величия, что выражается в тоске по временам, когда в мире существовали только две сверхдержавы. Вдобавок, по странному совпадению, большинство стран, где ситуация с правами человека оставляет, мягко говоря, желать лучшего, являются противниками США.

Если принять во внимание аналогичное поведение Китая, у которого существуют проблемы с тибетцами и жителями Синцьзян-Уйгурского округа, то становится понятным, насколько сложно получить соответствующую санкцию СБ.

Помимо этого существует не менее сложная проблема определения потенциальных объектов гуманитарной интервенции. Список стран, где постоянно в массовом масштабе совершается насилие над собственным населением или его частью, увы, достаточно обширен.

Наконец, поскольку речь идет о чрезвычайно серьезных акциях, совершенно необходимо иметь четкие условия вмешательства, признанные как можно более широким кругом субъектов мирового права. Однако выработать некие общие правила крайне сложно, так как в каждом конкретном случае условия слишком различны.

Вместе с тем, совершенно очевидно, что некоторые ситуации бывают настолько нетерпимы, что невмешательство становится постыдным. Как сказал канадский дипломат по поводу трагедии в Руанде, где до 1994 года в межэтнических конфликтах погибло около 800 000 человек, «мы все утратим часть наших душ, если допустим повторение того, что здесь произошло».

Вернемся к Ливии. При всей сложности вопроса, на данный момент происходящее там можно считать в целом соответствующим хотя бы некоторым критериям. При подавлении восстания войска Каддафи совершили массу военных преступлений: они добивали раненых в госпиталях, использовали наемников для бомбардировок мятежных городов, расстреливали курсантов военных училищ, отказавшихся стрелять в мирные демонстрации.

Ни один из арабских диктаторов, кроме Саддама Хусейна, который в 1988 году отдал приказ травить газом курдов, потребовавших независимости, не решался на геноцид собственного народа. И когда кровавый режим Каддафи падет, по нему никто не будет лить слезы, как никто не лил их по Саддаму.

Именно поэтому резолюция 1973 и санкционировала «любые меры для защиты гражданского населения Ливии», за исключением наземной операции.

Особо примечательна поддержка арабского мира. Все 66 лет своего существования Лига арабских государств служила щитом для диктаторов и редко производила на свет что-либо, кроме громких заявлений об арабской солидарности. Еще месяц назад сама идея выступления ЛАГ против одного из ее членов казалась совершенно невообразимой, тем более из-за нарушений прав человека. А сейчас Катар и Объединенные Арабские Эмираты направили свои истребители в район боевых действий.

К сожалению, в силу приведенных выше причин в международном праве пока нет единого понимания целесообразности и уместности подобных действий. Всякий раз находятся те, кто обвиняет «гуманитарных интервентов» в двойных стандартах, в двуличии, в преследовании корыстных целей, в нечеткости мотивации.

В частности, правительства стран коалиции обвиняются в том, что они не собираются наносить удары ни по Йемену, где силы правопорядка тамошнего диктатора Али Абдаллы Салеха убили десятки жителей, ни по Бахрейну, где жестокость тамошней полиции и помогающих им саудитов (которые фактически являются оккупационной армией) отмечается даже Белым домом.

Отдельные российские конспирологи выдвинули «теорию управляемого хаоса», согласно которой все сегодняшние события в арабских странах, как водится, объясняются американским заговором.

Более же здравомыслящие аналитики полагают, что если бы западные столицы ставили своей целью «установить в Триполи марионеточный режим, взять под контроль ливийскую нефть, создать форпост в Северной Африке для проекции силы на сопредельные территории или хотя бы продвинуть в Ливию демократию, это было бы неприглядно или (в последнем случае) наивно, но объяснимо». В реальности же, по их мнению, дело было в том, что вероятная бойня грозила продемонстрировать бессилие Запада и подорвала бы позиции ведущих держав.

При этом никто в Москве не осудил упомянутое участие Саудовской Аравии в разгроме оппозиции в Бахрейне, хотя это точно такое же вторжение в суверенное государство. Да еще и не санкционированное никакой резолюцией ООН. Российская власть под суверенитетом понимает свое право делать внутри страны все, что заблагорассудится.

На самом же деле странам Запада меньше всего хотелось вмешиваться в ливийские проблемы. Вооруженное вмешательство таит в себе много рисков: перед глазами пример Афганистана и Ирака, можно остаться без ливийской нефти и газа, Триполи перестанет сдерживать поток иммигрантов. Наконец, в оппозиции к полковнику находятся и те, кто считаются исламскими экстремистами, так что не исключена опасность получить в итоге еще худшую ситуацию.

Однако перед общественным мнением за оправдаться бездействие было уже невозможно. По словам министра обороны Франции Жерара Лонге, «циничная пассивность эпохи боснийской Сребреницы больше не отвечает духу времени».

Что же касается упреков в двойных стандартах, то внешняя политика всегда является результатом сложного сочетания самых разнообразных интересов. Многие арабские режимы, не будучи образцами демократии, являются надежными партнерами Запада в ряде важных вопросов.

Поэтому прагматические соображения вполне имеют право на существование, тем более, что они едва ли могут быть полностью отделены от моральных принципов. А поскольку главной целью гуманитарной интервенции является все-таки защита населения, а не преследование чьих-то специфических интересов, то в некоторых случаях заведомо лучше продолжать попытки разрешить имеющиеся проблемы мирными средствами, даже несмотря на наличие явных предпосылок к вмешательству.

Здесь совершенно неуместен максималистский подход – все или никто. Даже одно остановленное кровопролитие хорошо уже потому, что повышает шансы на успех в следующий раз.