Какого русского мы хотим?

Уже заранее можно было предположить, что увеличение доли преподавания эстонского языка в русских гимназиях приведет к ссоре в доме.

И вот неприятность уже на горизонте. Министерство образования уверено в своей правоте, Яана Тоом (Yana Toom, вице-мэр Таллина, выступающая против плохо подготовленной государством эстонизации русской гимназии – прим. перевод.) и стоящее за ее спиной общество судорожно упираются.

Ситуация, конечно, сложная. Тынис Лукас (Tõnis Lukas, министр образования Эстонии, активно выступающий за перевод русских гимназий на эстонский язык преподавания – прим.перевод.), разумеется, имеет полное право утверждать, что  для перехода на эстонский язык обучения времени было предоставлено достаточно и что жить по-прежнему просто больше нельзя. Но в то же время – если и в самом деле в части школ ученики ничего не разумеют в эстонском языке, то что же с ними поделать?  

Представим следующую ситуацию: где-то в спортивном лагере дают знать, что через два месяца все должны уметь плавать. Для достижения этой цели устраивают уроки плавания и кто хоть немного того желает, без особого напряжения овладевает умением плавать. Но один мальчик не хочет тренироваться, и в то время, когда все остальные бултыхаются в бассейне, прекрасно проводит время, загорая в кустах. И не учится плавать. Проходит два месяца, наступает пора экзамена. Все дети должны прыгать в воду головой вперед. Что теперь делать с этим мальчиком? Он не хочет залезать в воду, пищит и вырывается.  Толкать его в озеро, говоря, что сам знал, чем рискует и позволить ему пойти на дно? Или все-таки пощадить? Да, мальчик сам виноват, он был ленивым поросенком. Но ведь воспитатели и тренеры все-таки не убийцы.

Кто является примером?

Разумеется, изучение эстонского языка никого не убивает. И если бы дело касалось только буянов - школьных руководителей и спесивых чиновников города Таллина, не было бы оснований для сожалений. Но за ними огромное число детей, которые оказались в роли ленивого мальчика не по своей вине. Для школьника всегда естественно выбирать путь покороче и полегче. И если можно не учиться, то они и не учат.   Так что тот виновный, из-за небрежности или упрямства которого ситуация сложилась таковой, как она есть, всегда гнездится в кабинетах директоров школ или учительских. И что теперь поделать? Я рад, что не мне решать.

Победное шествие гуманизма и прав человека в некотором смысле являются тем, что делает для нас столь сложной проблему изучения эстонского языка. Недавно перечитывал воспоминания Оскара Лутса (Известный эстонский писатель первой половины 20 века, автор популярных книг о жизни эстонских детей во времена царской России, в 1945 году был удостоен звания народного писателя – прим.перевод). Тогда было вполне естественным, что эстонские школьники должны были учить в школе русский язык и даже разговаривать на нем между собой. Мы говорим об этом  с презрением «русификация» и морщим нос. С точки зрения  возрождающейся эстонскости тогдашняя государственная политика несла в себе зловещий подтекст. В то же время ее результатом стало то, что все выпускники школ прекрасно владели русским языком, что позволяло им искать работу, например, в Петербурге. Разумеется, можно сказать, что мы не хотим брать пример с такого   реакционного явления как русификация. Допустим. Но с чего мы тогда берем пример?

И, в конце концов: какова наша цель? Каким мы хотим видеть местного русского? Возьмем для примера эстонцев, которые были вынуждены бежать на чужбину и работать в чужой среде. В широком плане их два сорта. Прежде всего, т.н. эмигранты первой волны, которые выучили иностранный язык и неплохо прижились, но при этом всегда идентифицировали себя как эстонцев. На их письменном столе на почетном месте стоял сине-черно-белый флажок, они читали эстонскую литературу, общались в эстонской среде и без устали продвигали эстонское дело.

Зарубежный эстонец и зарубежный русский

Мы у себя на родине всегда гордились такими идейными мужчинами и женщинами. Но хотим ли мы и в Эстонии видеть подобных русских, успешных на работе и говорящих на эстонском, но у которых в комнатах и машинах на видном месте российский триколор и Георгиевская ленточка? Граждан Эстонии, которые на самом деле живут в русском культурном пространстве и вдохновенно продвигают русское дело, неважно, что мы под этим подразумеваем. Очевидно, не очень, такие соседи показались бы нам немного подозрительными.

Ну, и затем последователи первой волны беженцев, о которых мы грустно вздыхаем: эх, это уже не те правильные эстонцы, пропали для нас эти эстонские сыны и дочери… Их много, гораздо больше, чем тех первых – стойких оловянных солдатиков.

Они уже очень плохо говорят по-эстонски, или не говорят вообще. Эстонское государство и эстонское дело не вызывает в них никаких особых эмоций, они совершенно явно идентифицируют себя с новой родиной. В Эстонию они приезжают главным образом на Певческие праздники, сопровождая престарелых бабушек и при первой возможности побыстрее уносят отсюда ноги: их друзья, место работы и дом уже давно находятся там, вдали от Эстонии. Они принадлежат другому миру, им там нравится.

Как я уже сказал: у нас не приято радоваться таким эстонцам. Но представим проживающих в Эстонии русских, для которых слово «родина» означает именно Эстонию, а не Россию, которые не знают больше настоящего русского языка и не проявляют ни малейшего интереса к политике Кремля. У них друзья эстонцы, эстонские супруги, и дети - эстонцы.

Не правда ли, именно таких русских и мы и желаем видеть рядом с собой, мы были бы им рады. Следовательно, достижение именно такого результата и должно стать нашей целью? Это называется ассимиляцией? Это слово с плохим привкусом? Жаль, но не имя портит человека.

Перевод Хейно Сарап