Второй год подряд JDD и школа журналистики при Институте Sciences-Po провели конкурс на лучший очерк. Мы публикуем статьи двух победителей: первый приз достался Янну Томпсону (Yann Thompson) за зарисовку из жизни Жана-Жака Урвоаса (Jean-Jacques Urvoas), человека, который создал оборонную программу для Социалистической партии, тогда как второй получила Анаис Лобе (Anaïs LLobet) за встречу с Захой, женой погибшего чеченского боевика.
Встреча в Грозном с вдовой чеченского боевика. «Во время войны было тяжело, но сейчас все еще хуже».
В раковине стоит пустая кастрюля. Заха смотрит на нее невидящим взглядом. Сегодня в Грозном опять не будет воды. Рядом с ней рыдает маленькая Милана. Ей хочется пить. Тут, без предупреждения, Заха отвешивает ей затрещину: «Если будешь плакать, то обезвоживание будет только сильнее!» Несколько секунд Милана сидит тихо. А затем начинает смеяться. «Обезвоживание, обезвоживание», - повторяет она, искренне радуясь этому новому для нее русскому слову с высоты своих пяти лет.
Захе всего 35 лет, но после того, как окончание чеченской войны постепенно перешло в латентный конфликт, ее лицо избороздили морщины. Она садится рядом с Миланой, чтобы поиграть с ней. «Если мы будем думать о жажде, то сойдем с ума, Сулейман мне всегда это говорил», - говорит она. Сулейман – это муж Захи. Вместе с ним она присоединилась к чеченским боевикам в 1995 году, в разгар войны с Россией. В тот момент Захе только исполнилось 20 лет, и ей уже тогда не хватало воды. Река в лесу, где прятались мятежники, была отравлена российскими солдатами. А дождь все не шел. Когда же с неба посыпалась долгожданная влага, за ней последовали бомбы с российских вертолетов.
«Если бы он хотя бы умер сразу. Но он настолько любил жизнь, что бился в агонии целых две ночи», - вспоминает она. Когда Сулейман принял свою судьбу, Заха почувствовала нечто вроде облегчения. В конце концов, вспоминает она, «он стонал так громко, что даже самые глухие из русских могли бы без труда найти мое убежище». Заха как могла похоронила мужа, а затем вернулась к родителям, чей дом находился недалеко от Грозного. Бомбы пошли за ней: через два месяца дом рухнул, похоронив под обломками спавших родителей.
«Я не могла заснуть»
Удалось ли ей спасти что-нибудь из дома? «Жизнь и фотографии». Если бы она могла выбирать, то, вероятно, предпочла бы еще давно умереть, шепчет Заха так, чтобы ее не услышала Милана. «Воспоминания о войне – единственное, что дает мне силы двигаться дальше», - говорит она.
Она достает фотографии из железной коробки. Всего их около двух десятков. На них изображены лица молодых и не очень молодых людей, большая часть которых были убиты или пропали без вести во время войны. И сама Заха. «Я была красивой, правда?» На этих фотографиях она молодая и счастливая, она только что вышла замуж и ждет ребенка, которому, однако, суждено погибнуть от шальной пули во время второй войны с Россией.
«Во время войны было тяжело, - говорит она. - Но сейчас все еще хуже». Она замолкает. Впервые эта многословная женщины пытается собраться с мыслями. «Раньше мы были братьями, - наконец, произносит она. – Мир сделал нас братоубийцами». И снова молчание. Возможно, она думает о своем брате Аслане. Год назад его убили другие чеченцы, «боевики», те, кто по их словам являются наследниками того самого сопротивления, к которому принадлежала Заха во время войны. Однажды утром Заха обнаружила у себя под дверью маленькую дочь брата Милану. Девочка безмятежно спала. «Как в волшебной сказке за тем исключением, что это был жуткий кошмар», - говорит она.
Ее рассказ прерывает радостный возглас. Сидевшая на кухне Милана появляется в комнате, мокрая с головы до пят. Вода не просто вернулась в трубы, ее напор был настолько силен, что кран не выдержал. В течение нескольких минут обе чеченки сидят на затопленной кухне и пьют с улыбкой на губах, пьяные от воды. Затем жажда уступает место голоду. Починив кран и вытерев пол, они собираются идти на рынок. На выходе из дома Заха окликает Милану: она забыла свой платок. Ее красивые локоны исчезают под цветастой тканью.
Фотография на фоте памятника независимости
Заха и Милана возвращаются с рынка, согнувшись под тяжестью сумок с продуктами. Мясо, овощи, фрукты – всего этого хватит, чтобы выдержать осаду. Нередко отключение воды означает появление в Грозном российского руководства. И в течение долгих дней чеченцам приходится не высовывать носа. «Мир наше правительство понимает мир только в том плане, чтобы сунуть его в лицо русским!» - с горечью отмечает Заха.
Сидя в машине, Заха смотрит на мелькающие за окном улицы Грозного. Внезапно она говорит водителю остановиться. «Я хочу увидеть президентский дворец», - отвечает она без дальнейших разъяснений. Однако рядом с нами нет никакого дворца, а только памятник погибшим и грозненская мечеть.
«Я вспоминаю о том, как в первый раз приехала в Грозный. Это было незадолго до того, как мы присоединились к мятежникам. Я хотела во что бы то ни стало увидеть нашу столицу, пока русские ее не разрушили», - говорит она. Воспользовавшись временным перемирием, Заха и Сулейман приехали в Грозный в мае 1995 года. Повсюду в городе поднимались столбы дыма, а известные своим изящным архитектурным стилем здания были испещрены дырами от пуль.
Когда они подошли к президентскому дворцу, «всеобщему символу независимости Чечни», от него остались лишь обломки и пепел. Сулейман сказал Захе, чтобы она не улыбалась на фотографии: и речи не могло быть о том, чтобы выглядеть счастливой на фоне трупа независимости. «Я ответила ему, что, наоборот, буду улыбаться, так как верю в то, что из этих обломков возродится новая Чечня, сильная, единая и независимая», - вспоминает она.
На месте дворца новое пророссийское правительство Чечни предпочло построить крупнейшую на всем Кавказе мечеть. Заха приближается к памятнику погибшим. На черном мраморе выгравированы имена. Милана развлекается тем, что пытается их сосчитать. Их очень много, но это лишь имена пропутинских чеченцев, которые были убиты во время второй войны против России.
«Здесь нет имени моего брата, Сулеймана, отца, двоюродного брата, соседа», - Заха продолжает перечислять их, словно молитву. Ее взгляд устремлен в пустоту и проходит сквозь этот памятник погибшим. Обращены ли ее молитвы к исчезнувшему дворцу или новой мечети? Об этом она так и не рассказала.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
«Во время войны было тяжело, - говорит 35-летняя чеченка, вдова боевика. - Но сейчас все еще хуже». «Раньше мы были братьями, - произносит она. – Мир сделал нас братоубийцами».
