Евгений Миронов: постсоветская Россия – это безвременье

Радио Свобода продолжает дискуссию о том, почему современное искусство, как правило, избегает острых тем. Об этом в интервью Радио Свобода уже высказались режиссер Александр Миндадзе, драматург Михаил Угаров, художник Михаил Златковский, режиссеры Юрий Мамин и Павел Бардин.

Сегодня на эту тему рассуждает актер, художественный руководитель Театра наций Евгений Миронов.

– 21 июня в очередной раз состоялся спектакль «Рассказы Шукшина» Алвиса Херманиса с вашим участием. Во время подготовки вы вместе с труппой ездили в родное село Шукшина Сростки, чтобы «перестать быть артистами» и превратиться в деревенских жителей. В общем-то удалось. Никакие декорации не понадобились. Вы и ваши коллеги сыграли в этом спектакле не меньше десяти ролей каждый. Как отличаются реакция зрителей и ваши ощущения после этого спектакля и после спектаклей традиционных, классических?

– Я не совсем понимаю разницу между классическим и современным спектаклем. Как не до конца понимаю формулировку Миндадзе о том, что «искусство задолжало истории». Сегодня делать спектакль или фильм о простом человеке, наверное, сложно. В советское время был ясен среднестатистический человек, а сейчас мы не готовы до конца определить, чем сегодняшний человек живет. Постсоветская Россия – это безвременье. Рассказы Шукшина, или «Калигула», поставленный по пьесе Камю; или «Чайка», поставленная не так давно в театре «Сатирикон», –  все это исследование нас сегодняшних с позиции вечности, истории. Задача искусства не состоит в том, чтобы «разжевать» зрителю нечто про его сегодняшнюю жизнь. Она в философском взгляде внутрь человека или в космос – в отображении, размышлении о нас во времени.  Поэтому мне очень смешно, когда спрашивают, каким театром я занимаюсь: классическим или современным. Я занимаюсь сегодняшним театром. Если для того, чтобы высказаться, необходима пьеса Камю, мы берем эту пьесу.

Молодые ребята-кинематографисты часто снимают о своей молодости. И они правы. Но их работы почти всегда выглядят очень мрачно. Это, мне кажется, этап болезни, которую они переживут, и после которой будут снимать о себе сегодняшних, а не о своей молодости. Если честно, мне как артисту кажется, что молодые драматурги, – братья Дурненковы, братья Пресняковы, Павел Пришко – еще в развитии. У них существует одна-две плоскости, тогда как у больших авторов плоскостей много. Для меня это уже немного прошедший этап – мне может быть интересно смотреть их спектакли, но не участвовать в них.

– Василия Шукшина режиссер Юрий Мамин приводит в пример своим студентам, которые не замечают собственной жизни. Одновременно с Шукшиным на Алтае творили 150 писателей... Сегодня нет таких авторов, как Шукшин?

– Я назвал молодых авторов, которые серьезно работают и развиваются.  К ним также относится Максим Курочкин. Время выведет на первый план тех, кто действительно этого заслуживает. Что касается Шукшина, он достаточно долго находился на полке советских авторов. Я благодарен режиссеру Алвису Херманису: он сделал предложение, которое меня поставило в тупик. Я подумал: как это - Шукшин сегодня? Я тоже грешен: видел его на той самой пыльной полке. Но вдруг эти простые истории раскрылись. Шукшин заиграл всеми гранями своего бесконечного таланта. Вопрос ведь в том – как сделать.

– Среди персонажей постсоветской России есть те, кого бы вам хотелось сыграть? Простых, как, скажем, спецназовца, который спасал детей из бесланской школы, или, наоборот, сложных, как Михаил Ходорковский?

– Мне очень нравится писатель Алексей Иванов, и меня очень сильно увлекла его повесть «Географ глобус пропил». Мне показалось, что герой повести и может быть героем нынешнего безвременья: талантливый, способный человек вынужден прожигать свою жизнь. Он напомнил мне героя Янковского в фильме «Полеты во сне и наяву». Безвременье – это не сформировавшееся время, в котором очень много мусора. Он должен каким-то образом отколоться, уйти.

– «Мусор» может «уйти»? Самостоятельно?

– Только провидцы, талантливые люди в этой грязи выбирают героя, который, может быть, останется во времени. Такого героя, мне кажется, и увидел Алексей Иванов.

– Среди режиссеров распространено мнение, что продюсеры и чиновники целенаправленно «подсаживают зрителей на иглу развлечений». Им выгодно, когда человек не думает, не анализирует. Вы состоите в президентском совете по культуре и регулярно общаетесь с чиновниками. Вы бы согласились с этим мнением?

– Это ерунда. Сегодня мы, слава Богу, живем в другой стране. Поэтому этот вопрос касается только рынка. Продается увеселительный, развлекательный продукт. Под попкорн. Раз он продается, все силы многих талантливых людей направлены именно на мейнстрим. А что делать? Не думаю, что из-за этого стоит переживать и скорбеть. Мне кажется, это тоже  вопрос времени. Первым делом мы должны этого зрителя завоевать.

Честно говоря, я не против развлекательного кино: там тоже в режиссерской, монтажной, операторской работе выражается мастерство. Создать такой продукт очень сложно, тем более в отсутствии бюджетов, которые приняты на Западе. Кто-то честно работает в развлекательном жанре, как Тимур Бекмамбетов, и ничего в этом плохого нет.

Другие фильмы, к которым мы привыкли, – это даже не авторское, а в хорошем смысле советское кино, такое, как «Осенний марафон», – сейчас не востребованы. Они представляют собой телевизионный продукт: их зрители не ходят в кинотеатр, а сидят у телевизоров, и им чаще всего все равно, «Кармелиту» они смотрят или качественное кино. В итоге вопрос качества отходит на второй план. Это волнует. Создание серьезных телевизионных продуктов  превратилось в поступок, который требует мужества от каналов или продюсерских компаний. Компания должна завоевать себе имя благородными фильмами, но не завоевывает: совесть потеряна в погоне за деньгами. Поэтому многие хорошие артисты не снимаются. Я не знаю, как они живут, но не снимаются! Лучше ничего не делать, чем участвовать в таком...

– Ради прибыли кинокомпания снимает незамысловатый фильм. Зритель к такому формату привыкает. Компания снова снимает простой фильм, ссылаясь уже на то, что зритель иначе не поймет. Что можно этому противопоставить, кроме неучастия?

– Не участвовать! Не знаю, поймет ли это зритель: его напрочь засасывает сюжетная канва – он ей изменил, она ему родила не от того... В результате разница между хорошим артистом и плохим не имеет значения. Впрочем, талант – такая штука, которая все равно найдет себе выход. Таких примеров немного, но они есть: Андрей Звягинцев, например. Он чуть ли не единственный, кто не врет и занимается только тем, что ему интересно. Как сложится дальше, сложно сказать: все очень быстро меняется…

– Как вам такая пьеса: в роли Лопахина – чиновники и продюсеры. В роли Раневской - каждый художник, который не сопротивляется коммерциализации искусства и отношению к зрителю, как к вечно жующему попкорн человеку. Вместо вишневого сада – искусство.

 – Очень сложный вопрос. Например, американцы достаточно долго и основательно изучали рынок, зрителя и абсолютно точно были уверены в себе. Запускали в основном блокбастеры, авторское кино их интересовало мало. В прошлом году они вдруг сошли с ума: «Мертвая хватка» братьев Коэн и «Король говорит» Тома Хупера собрали очень большую кассу. Они не понимают, почему зритель предпочел эти фильмы последней серии «Гарри Поттера». Если мы плывем, как бревна, по пути американского кинематографа, нас тоже ожидают сюрпризы.

При этом нужно не забывать о том, что необходимо вернуться к «своему» кино. Не только потому, что мы находимся в безвременье, страна претерпела много видоизменений, и нам надо осознать, какие мы сейчас. Есть еще простая причина: во многих областях потерян профессионализм. В первую очередь среди сценаристов как в кино, так и на телевидении. Все гоняются за пятеркой лучших сценаристов, которые пишут не самостоятельно, а с помощью рабов. В итоге даже хорошие сценаристы часто бывают дискредитированы. Кроме того, мы в общем-то разучились делать жанровое кино. У нас часто все намешано в одном фильме, и это большая проблема. Я думаю, это тоже пройдет со временем.

– Вы часто ссылаетесь на время. Вы уверены в том, что люди – зрители, избиратели – спокойно, так же, как вы, будут ждать, что  их проблемы решатся и ответы на вопросы будут получены?

– Не знаю, за всех говорить не берусь. Если речь о проблемах в театре, то, безусловно, государство должно одуматься. Сейчас я буду участвовать в документальной картине о Ломоносове. В ней упомянут его трактат о том, что «необходимо сохранение русского народа и размножение его». Это, действительно, первоочередная задача, иначе не для кого делать театр – количество людей убывает. Затем необходимо, чтобы те люди, которые рождаются, были культурными и образованными. Тогда мы войдем в контекст мировой культуры. Слово «культура» по-настоящему должно войти в государственную программу. Это станет сигналом для всех остальных чиновников: тупых и темных, или светлых и понимающих. Такой сигнал всегда идет сверху. Те, кто помогают снизу, и так всегда помогут.

У нас огромная страна. Если культурный центр будет только в Санкт-Петербурге и в Москве, мы окончательно обыдлимся. Вне столиц есть талантливые люди, и им не обязательно ехать в Москву. Я руковожу одним из региональных фестивалей, занимаюсь темой провинции и понимаю: они живут на голом энтузиазме, работают из последних сил. Если же говорить не только о театре, я не ощущаю впереди какой-то катастрофы. Может быть, потому, что мне некогда об этом думать. Я много езжу по стране и не вижу озлобленных. Жить в провинции, конечно, тяжело. Я не занимаюсь политикой, но я занимаюсь театром и пытаюсь сделать так, чтобы стало легче.

– Вы чувствовали себя свободнее до или после того, как возглавили государственный Театр наций?

– Абсолютной свободы не может быть никогда. Когда я был просто артистом, зависел от ролей в большей степени, чем от режиссеров. Сейчас мне в основном снятся строительные совещания или совещания о структуре театрального дела. Театр – это ответственность и тоже несвобода. Вместе с товарищами мы затеяли новое театральное дело, у которого нет аналогов: превратить Театр наций в многофункциональный международный театральный центр, где существует фестивальная и международная деятельность, дебюты, школа повышения квалификации актеров и режиссеров, стажировка молодых режиссеров у режиссеров великих.

Разрыв поколений режиссеров в России огромен: мы потеряли, как минимум, два поколения, потому что талантливые режиссеры ушли зарабатывать бабки на телевидение и пропали с концами. Остались самые сумасшедшие, но их очень мало. Поэтому необходимо создать место, где театральный человек, режиссер мог бы осуществить свои идеи. Затем перейти с малой сцены на большую, а дальше показывать спектакль везде.

– Вы думаете, государство в этом заинтересовано?

– Я в это верю (смеется – РС).