Российская политика в отношении Ливии в последние несколько месяцев была образцом двойственности и неопределенности. В начале месяца представитель Кремля Михаил Маргелов встретился с ливийской оппозицией и заявил, что это «серьезные и ответственные люди». Он также провел переговоры с представителями правительства Каддафи о возможном уходе диктатора. Между тем, Москва, проявляя поразительную непоследовательность, отправила в Триполи шахматного чемпиона Кирсана Илюмжинова, чтобы он поддержал добрые отношения с самовластным ливийским лидером.
Тот факт, что российское государство никак не может определиться со своей позицией по Ливии, очень многое говорит о сложных чувствах Москвы в отношении «арабской весны». В Ливии у русских есть целый клубок коммерческих и стратегических интересов, что влечет за собой как риски, так и хорошие возможности. Возможное падение режима Каддафи может обречь на неудачу контракты на поставку оружия стоимостью примерно 4 миллиарда долларов, не говоря уже о той огромной ставке, которую российский государственный энергетический гигант «Газпром» (вместе с итальянской Eni) сделал на ливийские нефтяные месторождения. Потеря нефтяных инвестиций будет особенно болезненной, потому что Москва и Газпром долгие годы пытались обеспечить себе решающее влияние на европейский энергетический рынок за счет обретения рычагов давления на поставки газа из Северной Африки в Европу. Россию также тревожит усиливающаяся, как ей кажется, тенденция осуществления Западом военных интервенций. В марте российский министр обороны Анатолий Сердюков заявил посетившему Россию министру обороны США Роберту Гейтсу, что самый верный способ защитить гражданское население Ливии это немедленное прекращение огня. Это заявление прозвучало на следующий день после того, как премьер-министр Владимир Путин осудил вооруженное вмешательство в Ливии, назвав его «средневековым призывом к крестовым походам, когда кто-то призывал кого-то идти в определенное место и чего-то освобождать».
Однако вскоре после критики Путина Медведев открыто возразил своему наставнику. Он выступил в защиту российского решения воздержаться при голосовании по резолюции Совета Безопасности ООН, давшей санкцию НАТО на военные действия в Ливии, а также предупредил, что слова о крестовых походах могут привести к «столкновению цивилизаций». Нежелание выступать против интервенции, скорее всего, было вызвано пониманием того, что Москва почти ничего не может сделать для предотвращения операции НАТО. Но есть и другой момент. Россия выиграла от того скачка цен на нефть, который отчасти стал следствием хаоса в Ливии. А соответствующее увеличение государственных доходов России устраняет необходимость проведения модернизации политической и экономической системы страны, а также дает Путину возможность рекламировать Россию как надежную поставщицу энергоресурсов, которую не беспокоят внутренние беспорядки.
Российская реакция на «арабскую весну», как и наша собственная, отличается от страны к стране. В Тунисе и Египте Россия подчеркивала свою заинтересованность в решении проблем на местном уровне – наверное, потому что ее собственные коммерческие и стратегические интересы в данных странах минимальны. Но вот Сирия это совсем другое дело. В этом случае Россия не будет проявлять свое молчаливое согласие и сотрудничать с Западом, как было в Ливии. Москва вместе с Пекином пригрозила наложить вето на любые действия Совета Безопасности по Сирии, а также заявила, что не будут даже рассматривать такую резолюцию. Министр иностранных дел Сергей Лавров объявил, что Россия решительно против вызова Сирии в Совет Безопасности. Беспорядки в стране, заявил он, это исключительно внутреннее дело Сирии. Далее он подчеркнул, что по мнению России, «все это необходимо прекратить, дабы можно было осуществить объявленные президентом Асадом реформы». Непреклонность России объясняется довольно просто. Близкие отношения Москвы с баасистским режимом в Дамаске берут свое начало в советских временах. Сирия практически все свое оружие покупает у Москвы. Кремль также не хочет ставить под угрозу свои связи с Ираном, который поддерживает Асада. Между тем, как считает Россия, НАТО своими действиями в Ливии превысила мандат ООН, и Москва не хочет, чтобы кто-то попытался повторить то же самое с Сирией.
Ближе к дому российская реакция на волну ближневосточных революционных изменений также демонстрирует целую палитру мотивов и соображений. Во-первых, российские руководители от Медведева и ниже боятся, что со временем на демократических выборах в Египте победу одержат исламистские силы, прежде всего, «Братья-мусульмане» в Египте. Это окажет прямое воздействие на усиление исламистских движений внутри самой России, которой до сих пор досаждают непрекращающиеся действия боевиков на Северном Кавказе. Элита также считает, что подбирающиеся к России революции неизменно инспирируются внешними силами. На встрече по вопросам нестабильности на российском Северном Кавказе, где боевики пытаются свергнуть местные власти и устраивают многочисленные террористические акты, президент Медведев так сказал о Ближнем Востоке: «А государства эти очень непростые. Вполне вероятно, что произойдут сложные события, включая приход фанатиков к власти … Надо смотреть правде в глаза. Такой сценарий они раньше готовили для нас, а сейчас они тем более будут пытаться его осуществлять».
Тем временем, на сессии российского парламента в апреле месяце правительство сообщило, что порекомендовало государствам Центральной Азии пойти на осуществление скромных реформ, подобных тем, что реализуются в России, начиная с 2005 года. Ради сохранения стабильности Россия посоветовала этим странам развивать систему образования и повышать уровень жизни населения. Были и другие советы, например, о создании гражданского общества и установлении межрелигиозного мира.
Но все эти доброжелательные советы далеко не заходят. Пока Кремль призывает своих друзей в Центральной Азии живее реагировать на потребности их собственного населения, Москва по-прежнему использует все имеющиеся у нее в распоряжении средства, чтобы не допустить выплескивания внутреннего недовольства на улицы. Наверное, самым примечательным в этом плане моментом стало недавнее предложение российского правительства о том, владельцы онлайновых социальных СМИ должны нести ответственность за содержание размещаемых у них материалов. Это совершенно очевидная попытка предвосхитить «революцию Facebook» в России. Премьер-министр Владимир Путин недавно пообещал создать в ближайшие десять лет 25 миллионов новых рабочих мест. Кроме того, он вместе с Медведевым обещает увеличение заработной платы. Отчасти такая щедрость объясняется приближением выборов в 2012 году, однако ее масштабы говорят о том, что власть имущие серьезно обеспокоены возможностью возобновления антиправительственных демонстраций, которые имели место в 2005 году.
Могут ли ближневосточные события повториться в России? Проведенный недавно опрос общественного мнения показывает, что 49% респондентов (месяцем ранее их было 38%) готовы участвовать в протестах, а еще 24% заявили, что присоединятся к митингам и прочим местным акциям протеста (в прошлом месяце таких людей было 18%). Цифры не очень внушительные, однако власти совершенно очевидно встревожены. Даже преданный Кремлю председатель думского комитета по международным делам Константин Косачев недавно призвал правительство и общество сделать выводы из «арабского пробуждения». Без возврата к процессу демократизации в России ни Путин, ни Медведев не смогут себе позволить поддержать волну народной власти, захлестнувшей Ближний Восток. Однако пока все признаки указывают не на демократизацию, а на усиление коррупции, авторитаризм и государственный шовинизм.
Арабская весна превратилась в арабское лето, а ситуация на Ближнем Востоке остается неурегулированной. Пока Кремль в своей ближневосточной политике идет за всеми остальными. В ближайшей перспективе российская внешняя политика будет по-прежнему сосредоточена на тех же самых приоритетах: предотвращение новых военных интервенций Запада, использование любых возникающих возможностей и отстаивание долгосрочных экономических интересов. Но пока непонятно, как Москва будет двигаться вперед в более отдаленной перспективе – во внутренней и во внешней политике.
Стивен Бланк – профессор Военного колледжа сухопутных войск США, занимающийся исследованиями по российской национальной безопасности. Кэрол Сайвец - научный сотрудник программы исследований в сфере безопасности из Массачусетского технологического института. Изложенные в статье взгляды принадлежат авторам и могут не отражать позицию «Радио Свободная Европа / Радио Свобода».