Решение о бомбардировке Ливии было принято за считанные дни: всего лишь несколько недель спустя после начала революции в Тунисе и Египте и несколько дней после старта так называемого восстания против Муаммара Каддафи. В отличие от войн в Афганистане и Ираке инициаторами нападения выступили не США, а бывшие колониальные державы Европы (в первую очередь Франция и Великобритания, а теперь и Италия), к которым впоследствии присоединилась Америка. Париж и Лондон вновь развязали войну в арабском регионе: в первый раз они были вынуждены вмешаться, чтобы положить конец Суэцкому кризису в 1956 году.
В заявлениях официальных лиц война характеризуется не иначе как «гуманитарное» вмешательство. Кроме того, решение о ее начале было поддержано и претендующими на звание левых силами, начиная с коммунистов и заканчивая социал-демократами и «зелеными». Тем не менее, совершенно очевидно, что речь идет об империалистической затее. Главная цель всей операции – огромные запасы нефти и газа этой пустынной страны: доступ к сырью и рынкам, за которые уже многие годы ведется ожесточенная борьба между старыми империалистическими державами и новичком-Китаем, а также подавление революции в Северной Африке и на Ближнем Востоке, так как она представляет угрозу для интересов этих государств в регионе.
Та поразительная скорость, с которой набрала обороты война, является одновременно производной жесткого противостояния главных империалистических держав и острых противоречий между существующими классами внутри этих стран. Как и большинство войн, в немалой степени ливийская война определяется и соображениями внутренней политики. В частности она служит для того, чтобы отвести внимание людей от социальных конфликтов и создать необходимые условия для их жестокого подавления. Саркози, как и Берлускони, намеревается ввести целый ряд крайне непопулярных мер, которые направлены преимущественно против рабочего класса. Опросы общественного мнения говорят о том, что оба политика уже многие месяцы пользуются крайне низкой поддержкой среди населения.
Вышедшая 19 апреля на сайте WSWS статья «Война в Ливии и углубление конфликта империалистов» привлекает внимание к «набирающему обороты конфликту между Францией, США и Англией с одной стороны и Германией с другой», в существовании которого не осталось никаких сомнений после начала войны в Ливии. В этот раз Германия впервые выступила в Совете безопасности единым фронтом с Россией, Китаем, Индией и Бразилией против своих традиционных союзников Франции, Великобритании и США. Она воздержалась во время голосования по ливийской резолюции и отказалась принимать участие в войне, в то время как Париж, Лондон и Вашингтон проголосовали за резолюцию по Ливии и сыграли решающую роль в конфликте.
Этот конфликт представляет собой не случайное стечение обстоятельств, а следствие глубинных экономических и политических различий Германии и Франции, а также развития кризиса в Европейском Союзе. Со времен Римского договора 1957 года ось Париж-Берлин была позвоночником Европейского Сообщества и Европейского Союза. Оба этих государства сыграли ключевую роль в формировании политической обстановке на территории послевоенной Европы, а сегодня являются крупнейшими экономиками, которые приняли на вооружение евро в качестве единой европейской валюты. Сейчас эта ось покрылась целой сетью трещин.
После многих лет следования курсом на поддержание политического и военного единства Европы США практически отказались от этой политики, приняв участие в войне, с которой был совершенно не согласен официальный Берлин.
Яростные споры по поводу голосования по Ливии в Совете безопасности ООН прогремели и в самой Германии. Влиятельные политики всех мастей, а также многочисленные аналитики в СМИ полагают, что министр иностранных дел Германии Гидо Вестервелле (Guido Westerwelle) совершил «серьезную ошибку», воздержавшись на голосовании. Они настаивают на том, что Германии не стоило выступать вместе со странами БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) против своих традиционных союзников, пусть даже она и не согласна участвовать в войне.
Комментарий в Spiegel Online подводит итог под этой критикой: «До недавнего времени у Германии было правило поддерживать США и Францию. Это не всегда было просто. Иногда, как, например, перед войной в Ираке, просто невозможно. В тот момент Федеративной Республике Германия пришлось делать выбор между одним из своих главных партнеров. Тем не менее, она придерживалась четкого убеждения в том, что никогда не выступит против них одновременно. Сейчас же правительство отошло от этого основополагающего принципа немецкой политики».
Обратимся к истории
Чтобы понять беспокойство, которое вызвало решение Германии в Совете безопасности, нужно обратиться к истории. Так, страх политической изоляции уже был доминантой внешней политики страны в XIX при канцлере Отто фон Бисмарке, который говорил о «кошмаре коалиций».
Формирование Германской Империи в 1871 году коренным образом изменило расклад сил на европейском континенте. «Равновесие сил было полностью уничтожено», - прокомментировал ситуацию лидер партии Тори Бенджамин Дизраэли в Палате общин британского парламента после появления новой империи. До того момента Великобритания была бесспорно сильнейшей державой мира. Она безраздельно господствовала на море, тогда как Франция, Россия и Австрия поддерживали соотношение сил на континенте. После объединения Германии под началом Пруссии в центре Европы возникла новая великая держава, которая представляла угрозу для старых держав.
Внешняя политика Бисмарка была нацелена на то, чтобы не допустить объединения этих держав против Германии. В этой связи он создал сложную систему коалиций, которая бесцеремонно использовала конфликт вокруг наследия Османской империи на Балканах для того, чтобы настроить одни государства против других и, таки образом, поддержать существовавшее равновесие сил.
Тем не менее, система Бисмарка могла работать лишь при том условии, что Германия была занята внутренним экономическим развитием и не пыталась реализовать собственные империалистические амбиции. Что не соответствовало действительности уже в 1890-е годы. К этому времени Вильгельм I ушел из жизни, а его место на троне занял Вильгельм II, чей конфликт с Отто фон Бисмарком привел в итоге к отставке канцлера. Крушение системы Бисмарка и перемены во внешней политике Германии достаточно часто объясняют перестановками в высших эшелонах власти. Тем не менее, все это – всего лишь часть мозаики.
Решающим фактором стал поразительный рост экономики Германии, которой требовался доступ к сырью и мировому рынку, а также новые возможности для инвестиций накопленных капиталов. В результате мы увидели строительство готового поспорить с британским морского флота, проект создания багдадской железной дороги, который готовил почву для немецких инвестиций на востоке, а также стремление к расширению Германской Империи путем колониальных захватов. Позднее Троцкий обрисовал ситуацию в Германии следующим образом: « Чем большая динамическая сила заложена в производительные силы Германии, тем более они должны задыхаться в государственной системе Европы, похожей на «систему» клеток захудалого провинциального зверинца».
Все это в итоге привело к формированию как раз той ситуации, которую Бисмарк ранее стремился не допустить. К 1902 году другие крупные державы объединили силы против Германии и добились практически полной ее изоляции. Единственным союзником Германии осталась Австро-Венгрия, а против нее выступил единый фронт Великобритании, Франции и России. Союзы и блоки государств, которые затем схлестнулись в Первой и Второй Мировых войнах, сформировались по большей части именно в этот период.
После Второй Мировой войны «немецкий вопрос» был снят вступлением Западной Германии в Организацию Североатлантического договора и Европейское Сообщество. Этот процесс был облегчен тем фактом, что по своей территории Федеративная Республика занимала лишь половину Германской Империи. Франция и Германия активно развивали политическое и экономическое сотрудничество и по сей день остаются друг для друга важнейшими торговыми партнерами.
Возвращение «немецкого вопроса»
Тем не менее, после повторного объединения Германии в 1990 году «немецкий вопрос» вновь вышел на первый план. Равновесие сил в Европе оказалось нарушено в результате падения Берлинской стены и Железного занавеса. Стоит отметить, что в тот момент правительства Великобритании, Франции и Италии выступали против объединения Германии, но были не в состоянии как-то ему воспрепятствовать.
В итоге все пришли к согласию в том, что Германию нужно сдержать с помощью введения единой европейской валюты и формирования Европейского Союза. Франция рассчитывала таким образом получить контроль над своим соседом, который обладал куда более мощными позициями в экономическом плане. Канцлер Гельмут Коль отказался от изначального требования Германии о формировании политического союза до начала объединения валют. Вместо этого Европа должна была постепенно сближаться на основании логики общего рынка и единой валюты.
В последующие годы большинство наблюдателей полагали, что экономический динамизм евро в состоянии обеспечить гармоничное расширение и консолидацию Европы. В 2000 году министр иностранных дел Германии Йошка Фишер (от партии «зеленых») произнес нашумевшую речь в Берлинском университете имени Гумбольдта, в которой заявил о необходимости двигаться по пути к федеративной Европе. В 2007 году состав ЕС был расширен до 27 членов. В 1999 году евро впервые появился в качестве расчетной валюты, а в 2002 году были введены в обращение банкноты и монеты. К настоящему времени он является официальной валютой 17 государств-членов ЕС.
Несмотря на все это процесс политической интеграции постепенно сошел на нет.
В 1990-х годах европейские державы были неспособны выработать единый подход к разрешению югославского кризиса. Германия настаивала на скорейшем разделении страны, тогда как Франция и Англия выступали против. Такая ситуация создала условия для вмешательства США, которое привело к их доминированию в последовавшей за этим войне.
В 2003 году война в Ираке нанесла новый удар по надеждам на формирование общеевропейской внешней политики и привела к глубокому расколу в Европе. Так, если Англия и Польша поддержали войну, Германия и Франция отказались принимать в ней участие.
Во время состоявшихся в 2005 году референдумов, проект европейской конституции был отклонен во Франции и Нидерландах. Принятый в 2009 году как альтернатива Лиссабонский договор оказался ему жалкой заменой. Назначение мало кому известной Кэтрин Эштон на пост верховного представителя ЕС по иностранным делам наглядно продемонстрировало тот факт, что ни одно европейское правительство не было готово пожертвовать собственными внешнеполитическими интересами ради общеевропейского курса.
После принятия Францией, Великобританией и США плана совместных действий в Ливии разногласия внутри Европы вышли на совершенно новый уровень. Париж и Лондон предпочитают действовать вне существующих структур ЕС как по политическим, так и военным вопросам. В отличие от ситуации во время войны в Ираке, сегодня линия раскола проходит не между «старой» и «новой» Европой, а между Францией, Великобританией и еще несколькими странами с одной стороны и Германией с государствами Восточной Европы с другой.
Интересы Германии в Северной Африке
Недавнее решение Германии воздержаться на голосовании в Совете безопасности ООН является не больше капризом министра иностранных дел Вестервелле, чем произошедшие 120 лет назад перемены в политике Германской империи – причудой кайзера Вильгельма II и его канцлера Бернхарда фон Бюлова. И то и другое представляет собой результат длительных тенденций и процессов. Решение Вестервелле – это логичное следствие существующих расхождений во внешней и экономической политике Франции и Германии, которые сформировались на протяжении многих лет.
Германия нацелена на реализацию своих интересов в Северной Африке и на Ближнем Востоке, которые нередко идут вразрез с интересами Франции. За два года до начала войны в Ливии Фонд политических наук опубликовал исследование под названием «Политика Германии на Ближнем Востоке и Северной Африке». В нем в частности указано следующее: «На протяжение большей части 1990-х годов Магриб не играл заметной роли во внешней политике Германии, в результате чего вопрос о четком обозначении ее интересов не поднимался. Тем не менее, за последнее десятилетие значимость региона во внешней политике Германии заметно возросла. На это существуют три причины: жизненно важный вопрос энергетической безопасности, необходимость создать препятствия для миграции, а также борьба против терроризма и организованной преступности».
Обеспечение бесперебойного снабжения энергоресурсами является важнейшим приоритетом. Как говорится в исследовании, «нефть и газ этих стран играют все более значимую роль в поставках энергоносителей в Германию. В настоящий момент Ливия – четвертый по величине экспортер нефти в Германию, Алжир занимает восьмую позицию».
Столкновение интересов Германии и Франции в арабском мире впервые произошло три года назад по вопросу так называемого Средиземноморского Союза. Саркози планировал сформировать Средиземноморский Союз с самого своего прихода к власти в 2007 году. Проект предусматривал объединение всех средиземноморских государств под началом Франции для того, чтобы создать противовес растущему экономическому и политическому влиянию Германии в Восточной Европе. Инициатива Саркози натолкнулась на ожесточенное сопротивление со стороны Берлина. Там опасались, что возрождение французских амбиций может бросить вызов доминирующей роли Германии в Евросоюзе. Кроме того, увидели в этом и угрозу для немецких интересов в Северной Африке.
По этому вопросу в упомянутом выше исследовании Фонда политических наук говорится следующее: «Предложение Франции по Средиземноморскому Союзу, в который изначально должны были войти лишь страны средиземноморского побережья, было очевидно задумано как инструмент усиления и расширения французского влияния в регионе. Особая роль Франции влечет за собой ряд негативных последствий для экономической политики Германии. Несмотря на то, что немецкие товары считают надежными, а немецкие предприятия – высокоэффективными, и что представители руководства стран Магриба постоянно говорят о необходимости расширить присутствие Германии, когда речь заходит о контрактах, в большинстве случаев подписывают их именно французские компании».
Кроме того, Германия – далеко не единственная страна, которая проявляет интерес к Северной Африке: «Соперничество в регионе усиливается с каждым годом и включает в себя все больше игроков мирового уровня: США, Россия, Испания, Италия, Великобритания, а также Китай, Индия и страны Латинской Америки ищут здесь источники энергоресурсов, клиентов в сфере безопасности (прежде всего в области поставок оружия) и расширения транспортной инфраструктуры и контракты в строительном секторе».
Масштаб участия Китая можно было оценить во время начала конфликта в Ливии, когда страну покинуло 75 китайских предприятий и около 36 000 рабочих. Кроме того, нельзя не отметить, что Ливия – это единственное государство Северной Африки, которое выступило против формирования Средиземноморского Союза.
В итоге Средиземноморский Союз был создан летом 2008 года, а его штаб-квартира открылась в марте 2010 года. Тем не менее, Германии в значительной степени все же удалось сохранить свои позиции. Партнерами в рамках Средиземноморского Союза стали все государства-члены ЕС, а не только страны Средиземноморья, что серьезно мешает Франции навязать всем свой политический курс в регионе.
Сейчас Саркози пытается воспользоваться событиями в Ливии, чтобы вновь перейти в наступление. Революции в Тунисе и Египте нанесли серьезный удар по планам Франции, которая поддерживала тесные отношения со свергнутыми лидерами Бен Али и Мубараком. Одно время Мубарак даже занимал пост председателя Средиземноморского Союза наравне с Николя Саркози. Что касается Германии, она рассчитывала установить деловые связи с преемниками ушедших президентов.
Ливия же дала Николя Саркози возможность использовать восстание против Муаммара Каддафи в собственных интересах. К огромному удивлению своего министра иностранных дел Саркози оказался первым, кто официально признал Национальный совет в Бенгази и выступил за военное вмешательство. Его инициатива получила поддержку премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона и президента США Барака Обамы.
