Востоковед Елена Супонина – о будущем Ливии

Местонахождение Муамара Каддафи неизвестно, но его представители говорят, что он готов на переговоры о передаче власти. Жители Триполи ликуют, избавившись от диктатора, а мародеры грабят его дворцы.

О том, к чему может привести смена власти в Ливии, размышляет востоковед Елена Супонина.

– Ваш коллега Анатолий Рясов остроумно сравнил происходящее в Ливии с большевистской революцией 1917 года, но только с тем отличием, что у ливийских революционеров нет никакой идеологии. Представьте себе, сказал он, что Троцкий в 1917 году на все вопросы о своих планах и идеях загадочно улыбался бы и показывал знак «виктори». Действительно, мы очень мало знаем о людях, которые пришли к власти в Ливии.

– Сравнение с большевистской революцией, конечно, остроумное, но Ливия далека от наших реалий. Это общество племенное, и разногласия между племенами играют очень большую роль. Поэтому под большим вопросом остается будущее Ливии как единой страны. Удастся ли племенам договориться между собой? Есть одна идея, которая может объединить Ливию – это ислам. В Ливии  проживают более 130 племен, и почти все исповедуют ислам. На этой основе страна может остаться единой. Против Муамара Каддафи выступали радикальные исламисты, и было бы ошибкой сказать, что у этих людей нет никакой идеологии. Да, оппозиция разнородна и по своим убеждениям, и по своей методике. Но в ливийской оппозиции - и за рубежом, и внутри страны - были многочисленные партии радикального исламского толка. И если спросить у этих людей, чего они хотят, то многие из них ответят: мы хотим, чтобы страна жила по законам шариата.

– А как складывались отношения Муамара Каддафи с радикальными исламистами?

– Вспомните, из-за чего начались протесты в феврале в Бенгази. Все происходило вокруг нескольких дел, связанных с тем, что несколько исламистов сидели в тюрьме, как они считали, незаконно. Первые протесты были организованы очень быстро, поскольку за своих сторонников выступили единоверцы. Таковы многие члены переходного совета, когда-то оппозиционного, а теперь уже представляющего властную силу в Ливии. Мустафа Абдель Джалиль, известный юрист, который возглавляет этот совет, в основном, защищал тех, кто попадал при Муаммаре Каддафи в тюрьму как раз по делам радикального ислама. Он даже потом вошел в правительство Муаммара Каддафи: это была попытка со стороны режима показать миру, что проводятся либеральные реформы. Потом он быстро перешел на сторону повстанцев. Мустафа Абдель Джалиль является сторонником радикального ислама. И даже внешне: если посмотрите внимательно на его фотографии, вы увидите на лбу синяк – это очень характерно для истово верующих мусульман. Они так молятся, что набивают на лбу синяк, он называется забиба. Это такой сигнал, по которому они узнают друг друга.

Уже были загадочные убийства членов переходного оппозиционного совета. Генерала Юниса при загадочных обстоятельствах чуть ли не казнили некие неизвестные люди в конце июля. Были разные версии: и то, что были засланы агенты Муаммара Каддафи, и то, что это следствие разборок и распрей среди руководства оппозиции. Я боюсь, что эти так называемые революционеры, как чаще всего бывает в таких случаях (и здесь есть сходство с нашей большевистской революцией), начнут борьбу за власть. И в этих распрях устоит ли единая Ливия? Опять-таки ислам – это единственная объединяющая сила, которую я вижу. Среди радикальных исламистов есть и более умеренные, есть более радикальные, в том числе члены «Аль-Каиды». Но реалии таковы, что надо среди этих людей искать тех, с которыми можно вести диалог. Я уверена, что представители западных стран, которые сейчас очень активны на севере Африки, пытаются выстроить какие-то отношения с теми исламистами, которых можно причислить к более-менее умеренным. Потому что именно с ними можно что-то построить в этой стране.

– Некоторые наблюдатели предсказывают, что Россия окажется в числе главных проигравших от падения режима Каддафи.

– Позиция России очень неопределенная и непоследовательная. Единственная последовательность в действиях России – это принципиальное уважение к международной законности, к резолюциям Организации Объединенных Наций. Однако мы нередко и в отношении Ливии, и в отношении Сирии наблюдаем, насколько противоречива позиция Москвы. Иногда даже кажется, что разные представители наших властей по-разному реагируют на то, что происходит. Например, мы помним очень разные заявления по поводу событий в Ливии со стороны премьера Путина и со стороны президента Медведева; потом они, правда, пришли на более-менее единые позиции. Однако то, что различия и противоречия были – это факт. Мы воздержались при голосовании по поводу мартовской резолюции, которая определяла бесполетные зоны над территорией Ливии, а потом удивлялись: почему там началась война и почему страны НАТО оказались в нее вовлечены. Было же ясно: будут бесполетные зоны – значит, будут военные действия, потому что кто-то должен помешать ливийским самолетам летать над территорией страны. Все было ясно, но, тем не менее, Россия пыталась якобы противостоять военной операции, потом молчаливо приняла эту реальность. То же самое происходит в Сирии. В отличие от стран Запада, Москва сначала очень защищала режим Асада, теперь потихоньку от него отстраняется, поскольку все яснее становится, что Башар Асад не успевает провести вовремя реформы и обуздать волну насилия. И, в конце концов, Россия, я думаю, сдаст сирийский  режим так же, как сдала режим Муамара Каддафи. Но в арабском мире остаются вопросы: почему Россия сначала ведет себя так, потом вдруг по-другому? И на эти вопросы российское правительство пока ответа не дало.