История вступления России в ВТО имеет несколько измерений. И хотя экономика это лишь одно из них, членство во Всемирной торговой организации в целом считается своего рода лакмусовой бумажкой, указывающей на соответствие страны определенному набору рыночных норм и стандартов.
История вступления России в очередной раз подтвердила данный тезис. Переговоры о членстве России в этом клубе рыночных экономик начались еще тогда, когда ВТО в ее сегодняшнем виде не существовало. С 1993 года Москва запустила процесс присоединения к Генеральному соглашению по тарифам и торговле (GATT), которое стало предшественником нынешней ВТО. И только в ноябре текущего года перспектива вступления России в этот международный рыночный клуб стала казаться реальной. И хотя на всем протяжении долгих 18-летних переговоров участники этого процесса как заклинание повторяли слова о том, что у ВТО исключительно экономические приоритеты и цели, последнее препятствие на пути вступления России в эту организацию было политическим.
В одной статье просто невозможно рассказать обо всех перипетиях и поворотах этих сложных переговоров. Сегодня мы рассмотрим последнюю главу в этой истории – грузинскую. Москва и Тбилиси вели переговоры о вступлении России в ВТО от случая к случаю с 2005 года. Две страны пытались согласовать свои позиции на фоне другого процесса: «размораживания» замороженных конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. Целью данного процесса с грузинской стороны было изменить установившийся на то время баланс сил и договорную основу по прекращению двух этнополитических конфликтов, а также вытеснить Россию из этих не совсем горячих, но и не совсем потушенных точек. Тот вызов, который Тбилиси бросал Москве своими действиями, не мог не привести к укреплению сотрудничества России с непризнанными республиками, все еще формально являющимися частью Грузии. В итоге две стороны заняли диаметрально противоположные позиции. Что Тбилиси требовал от Москвы? Признать власть Грузии над двумя этими территориями. В Тбилиси такое признание обозначили термином «легализация» таможенного контроля над перемещением товаров и грузов. Формально все это вполне разумно – государство имеет право контролировать территорию, которую международное сообщество признает как принадлежащую ему. До августа 2008 года Россия также признавала это право. Но с другой стороны, если мы признаем тот факт, что юридическая казуистика и живой политический процесс это не одно и то же, то очевидным становится следующее. Уступка Грузии в 2005-2008 годах в условиях «размораживания» конфликтов означала бы политическое поражение для России и утрату контроля над ситуацией на Южном Кавказе. А это привело бы к усилению нестабильности в самой России, особенно на Северном Кавказе.
Когда Москва официально признала Абхазию и Южную Осетию, многое изменилось. Был создан прецедент по признанию государственности бывших автономных территорий в составе бывших советских республик. Таким образом, Россия прекратила играть роль миротворца, и вместо этого стала военно-политическим покровителем двух бывших автономий Грузии. Она установила с ними дипломатические отношения. Российское военное присутствие гарантирует им безопасность, а экономическая поддержка гарантирует их развитие, пусть и медленное. Казалось бы, нет никакой необходимости вообще вести какие-то дискуссии с Грузией. Как можно обсуждать вопросы таможенного контроля одной страны на границе с другой? С точки зрения Москвы, Абхазия и Южная Осетия такие же независимые страны, как Грузия, Армения или Азербайджан. Но начиная с марта 2011 года, такие дискуссии после трехгодичной паузы все же возобновились, завершившись согласием сторон на компромиссное решение, предложенное Швейцарией, выступавшей в качестве посредницы. Более того, 5 ноября 2011 года представители Грузии и России парафировали двустороннее соглашение, касающееся таможенного администрирования и мониторинга торговли товарами. Тбилиси отказался от своего требования о размещении на неподконтрольных ему территориях собственных таможенников и согласился на контроль товарных потоков посредством уполномоченных международных наблюдателей. Москва тоже согласилась на такой компромисс, а также на обмен электронными данными о перемещении товаров и грузов через существующие де-факто российско-абхазскую и российско-югоосетинскую границы. После подписания 9 ноября 2011 года этого двустороннего соглашения последняя преграда на пути вступления России в ВТО будет снята.
Как можно истолковать данный компромисс? Можем ли мы расценивать это как победу Грузии и поражение России, если вспомнить о той непреклонности, которую Москва проявляла не только в отношении контроля товарооборота на границах Абхазии и Южной Осетии, но и в отношении доступа наблюдателей от ЕС, ОБСЕ и ООН в Грузии на территории частично признанных республик? Кажется, нет оснований делать столь поспешные выводы, разве что по причине резкого отличия ситуации 2011 года от напряженного трехлетнего периода с 2005 по 2008 год. Во время «размораживания» конфликтов Москва в целом занимала оборонительную позицию, стремясь сохранить статус-кво. Тогда не было до конца понятно, как далеко готов пойти Запад в своей поддержке Тбилиси (или каковы перспективы Грузии по вступлению в НАТО). Вот почему согласие на условия Грузии в период 2005-2008 годов (о создании грузинских таможенных постов) было равноценно попустительству в вопросе «размораживания» конфликтов.
Сегодня правила геополитической игры изменились. Пятидневная война похоронила прежнее статус-кво. Но это не все. Она также продемонстрировала готовность (вернее, неготовность) Запада напрямую вступать в схватку с Россией за влияние на Южном Кавказе. В результате наращивание военного присутствия Москвы в Абхазии и Южной Осетии на фоне одновременного увеличения американской помощи Грузии привело к созданию нового баланса сил, который предотвращает новые военные «чрезвычайные ситуации». Согласившись на предложение Швейцарии в 2011 году, Москва дала Грузии шанс спасти свою репутацию (потому что опять же, ее право на таможенный контроль над Абхазией и Южной Осетией было формально признано). Но в то же время, Москве удалось, во-первых, исключить контроль над морской границей Абхазии, а во-вторых, ограничить действия иностранных наблюдателей по мониторингу границ двух частично признанных республик. Это также можно расценивать как создание прецедента для юридического признания частичного суверенитета Грузии над ее бывшими автономиями в составе Грузинской ССР. При этом никак не обсуждался вопрос ни о статусе Абхазии и Южной Осетии, ни о российских военных базах в этих республиках. Россия доказала, что ее главная цель это не свержение власти в Грузии (чего до сих пор больше всего боится Запад), а прагматичная защита своих собственных интересов, которые, надо заметить, не в полной мере соответствуют планам абхазов и южных осетин. Достаточно взглянуть на последние заявления представителей Сухуми и Цхинвали. Следует отметить, что у них есть основания для претензий к России. Любой компромисс с Грузией она должна была вначале обсудить со своими союзниками, а не просто ставить их перед свершившимся фактом. Иначе этот альянс будет весьма непрочным – ведь никто не хочет ощущать себя пешкой в геополитической игре.
Но в любом случае, Москва сделала заявку на более сложную роль в этом регионе. Среди прочего, здесь будет присутствовать и воссоздание отношений с Грузией, которые, как кажется, были бесповоротно испорчены в августе 2008 года.
Доктор наук Сергей Маркедонов – политолог, научный сотрудник отдела по вопросам России и Евразии вашингтонского Центра стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies).
